национализмза-отделение, национализмза-реформы, национализмза-объединение. Классификация зависит также от того, с какими государствами были связаны национальные движения (национальными государствами или империями)[125].
Традиционно национализм отождествляется со стремлением нации обрести собственную государственность. Но, например, Р. Брубейкер выделяет четыре типа национализма, когда он не сопровождается стремлением к созданию своей государственности:
1. «“Национализирующийся’ национализм новых независимых (или вновь переоформленных) государств. “Национализирующие” национализмы включают в себя требования, предъявляемые от имени “коренной” нации или национальности, определенной в этнокультурных терминах и резко отличаемой от совокупности граждан в целом. Коренная нация понимается в этом случае как законный “владелец” государства, которое, в свою очередь, рассматривается как государство для этой нации и принадлежащее ей».
2. Национализм «внешней исторической родины». «Подобный пересекающий границы национализм “исторической родины” утверждает право и даже обязанность государства наблюдать за условиями, в которых находятся “его” этнонациональные “соотечественники” отстаивать их благополучие, поддерживать их деятельность и организации, защищать их интересы в других государствах».
3. Национализм национальных меньшинств. Такой национализм имеет место «внутри» национальных государств – диаспоры претендуют на свой особый статус, не требуя отделения и суверенизации.
4. «Защитный, протекционистский, национально-популистский национализм, который стремится защитить национальную экономику, язык, нравы или культурное наследие от предполагаемой угрозы извне»[126].
В. А. Тишков в российском контексте выделил два типа национализма: «гегемонистский, или доминирующий, национализм (обычно исходящий от имени господствующей этнической группы или государства) и периферийный, или защитный, этнонационализм (от имени этнических меньшинств и контролируемых ими внутригосударственных образований). Последний проявляется в разных формах: от культурного национализма до вооруженного сепаратизма»[127].
Мы перечислили далеко не все возможные подходы и критерии классификации национализма и национализмов. Многие из них носят субъективный характер, и даже, казалось бы, научно обоснованное и подтвержденное исторически деление национализма на западный (гражданский) и восточноевропейский или балканский (этнический) все равно несет оттенок политической конъюнктуры, подчеркивая «недоразвитость» Балкан и Восточной Европы по сравнению с демократическим Западом.
§ 4. Кризис национализма
Под кризисом национализма понимается прежде всего его негативная сторона, которая побуждает общество осуждать национализм и националистов, а государство – бороться с ним законодательно и с помощью правоохранительных органов. Главный исторический негатив, который общество связывает с национализмом – это насилие, ксенофобия (иррациональная ненависть к чужим). В истории колониальной эпохи, в истории XX в., с его нацизмом, этническими чистками и депортациями, с распадом империй и сопутствующими кровавыми войнами на территории бывшей Югославии и на постсоветском пространстве, именно национализм считается причиной массового насилия.
Р. Брубейкер назвал этническое и националистическое насилие «поразительным симптомом нового мирового порядка»[128]. Он связал рост такого насилия с ослаблением современных государств, многие из которых молоды, образовались на обломках былых империй и не только не способны справиться с национализмом и обуздать его негативные черты, но впадают в соблазн использовать национализм как инструмент строительства, укрепления своей государственности. В конце XX–XXI в. мы в самом деле видим множество примеров, подтверждающих эту мысль Брубейкера.
Как справедливо замечает американский ученый, «то, что политическое насилие может быть “этническим”, хорошо уяснено, даже слишком хорошо уяснено; остается неясным, каким образом оно является этническим. Самые важные вопросы – например, как прилагательное “этнический” видоизменяет смысл существительного “насилие” – остаются неясными и большей частью неисследованными. Пристальное внимание необходимо обратить на формы и динамику этнизации, на многочисленные трудноуловимые способы, какими насилие – и условия, процессы, деятельности и нарративы, связанные с насилием, – могут принимать этнический оттенок»[129].
Р. Брубейкер выделяет следующие аспекты этнического насилия, на которые следует обратить внимание при исследовании: «“Кодирование” прошлого, настоящего или ожидаемого будущего насилия как этнического – дело не только аналитическое, но и практическое. Насилие часто сопровождается социальной борьбой за определение его смысла и установление причин. Исход таких интерпретативных сражений – например, обозначение некоего события как “погром”, “бунт” или “восстание” – может иметь важные последствия. Практики кодирования подвергаются серьезному давлению со стороны
преобладающих интерпретативных фреймов. Нынешние вездесущность, широкий резонанс и легитимность этнических и национальных фреймов порождают “смещение кодирования” в “этническом” направлении… Этнический уклон фреймирования может привести к преувеличению количества этнического насилия… С учетом всех этих пояснений мы определяем этническое насилие в первом приближении как насилие, совершаемое независимо от этнических границ, в котором по крайней мере одна сторона не является государством (или представителем государства) и в котором (совершающими или претерпевающими насилие, влиятельной третьей стороной или аналитиками) закодировано мнимое этническое различие в качестве неотъемлемой, а не случайной составляющей насилия, в котором, иными словами, насилие кодируется как сознательно направленное на другую этническую принадлежность его объекта» (курсив мой. – А. Ф.)[130].
Национализм несет в себе и внутренний конфликт. Прежде всего непонятны его пределы. В современных обществах, в глобальном и интегрирующемся мире нельзя достичь стопроцентной «этнической чистоты». Что делать с национальными меньшинствами? Логика национализма отрицает их легитимность в мононациональном сообществе, низводит в лучшем случае до резерваций или подвергает ассимиляции, а в худшем в ход идут ксенофобия и этнические чистки. Но где здесь остановиться? Предположим, этническая группа (условно назовем ее, например, пандонитами) вела национально-освободительную борьбу, развивала свою культуру, имела своих «будителей» – интеллигентов, которые создали пандонитский литературный язык, написали национальную историю пандонитов и и.д. И вот рухнула империя, и пандониты получили свободу и свою государственность. Но на территории их государства – Пандомии – оказались районы расселения этнических сообществ теремкитов, колобкитов, ашанитов и т. д.
Означает ли эта ситуация, что теперь Пандомия выступает по отношению к ним угнетающей империей, а они должны развивать свой теремкитский или колобкитский национализм и бороться за свои государства? А потом внутри них обнаружатся какие-то новые этнические сообщества, и так до бесконечности? Э. Гелянер справедливо заметил, что на земле сейчас функционирует около 8000 языков, не считая диалектов – значит ли это, что перед нами 8000 потенциальных национализмов и соответственно 8000 национальных государств?[131] Где здесь предел? Сегодня в ООН входят 194 государства, и в мире насчитывается еще больше полутора десятков непризнанных государств.
История постсоветского пространства показывает, что национальные государства, требуя свободы для себя и видя угнетателей в СССР и России, получив свободу, вовсе не собираются предоставлять ее своим национальным меньшинствам и ведут себя по отношению к ним в худших имперских традициях, вплоть до применения насилия к мирному населению (дискриминационная политика в отношении русскоязычного меньшинства в Прибалтике, южноосетинский и абхазский конфликты в Грузии, карабахский конфликт Армении и Азербайджана, русинская проблема в украинском Закарпатье, украинские события 2014–2015 гг. и т. д.).
Национализм может выступать стимулом развития своей государственности и культуры. Но он же способен быть источником насилия и ксенофобии, которые привели ко многим страшным трагедиям. Национализм может выступать способом борьбы угнетенного национального меньшинства за свои права. Но он же является источником сепаратизма, разрушающего государство. В этой неоднозначности национализма как исторического явления – причина его кризиса, вытекающая из самой сути данного феномена.
Э. Геллнер отметил и другое внутреннее противоречие национализма: «Основной обман и самообман, свойственный национализму, состоит в следующем: национализм, по существу, является навязыванием высокой культуры обществу, где раньше низкие культуры определяли жизнь большинства, а в некоторых случаях и всего населения. Это означает повсеместное распространение опосредованного школой, академически выверенного, кодифицированного языка, необходимого для достаточно четкого функционирования бюрократической и технологической коммуникативной системы. Это замена прежней сложной структуры локальных групп, опирающихся на народные культуры, которые воспроизводились на местах – и в каждом случае по-своему – самими этими микрогруппами, анонимным, безличным обществом со взаимозаменяемыми атомоподобными индивидами, связанными прежде всего общей культурой нового типа. Но это противоречит тому, что проповедует национализм и во что горячо верят националисты. Национализм обычно борется от имени псевдонародной культуры. Он берет свою символику из здоровой, простой, трудовой жизни крестьян, народа… Если национализм добивается успеха, он устраняет чужую высокую культуру, но не заменяет ее старой низкой культур