[147]), когда в центре складывается монархия, а по окраинам продолжают существовать локальные вождества.
По словам А. В. Коротаева, «целый ряд человеческих сообществ смог достигнуть достаточно высокого уровня общей социокультурной эволюции (сопоставимого с тем, что характерен для вождеств и государств), не развивая жестких форм надобщинной политической интеграции, а совершенствуя внутриобщинные политические механизмы и гибкие, не отчуждающие общинного суверенитета интеграционные структуры. Данная альтернатива имеет целый ряд преимуществ. Действительно, в ходе эволюции через вождество к государству масса общинников, как правило, утрачивает контроль над центром политической системы (становящимся почти всегда все более и более самовластным), превращаясь в подданных. При альтернативном варианте примитивная демократия, как правило, не вырождается; совершенствуется контроль над усложняющимся политическим центром со стороны общинников; общинники достаточно часто превращаются не в подданных, а в граждан»[148].
Для нашего предмета (изучение способов формирования этничности в ранних обществах) изучение вождеств интересно тем, что они создают куда более серьезные предпосылки для формирования этнической идентичности, чем племена. У вождеств есть центры власти с резиденцией вождя, храмовыми комплексами, постоянно проживающими дружинниками и т. д. Вместе с населением, обслуживающим резиденцию вождя в хозяйственном плане, они формируют центры притяжения, консолидации населения. И вождь может выступить источником идентичности для населения, дав имя своим владениям и своим людям. Причем это имя может возникнуть в процессе международных контактов, быть выработанным в их процессе, когда вождю надо было представлять свой «народ» перед другими. Иначе говоря, вождество стимулирует выработку устойчивой идентичности и, как средоточие силы, может ее культивировать и насаждать. Устойчивость власти над одной территорией на протяжении поколений способствует консолидации населения этой территории, формированию у него одинаковой идентичности.
§ 3. Современные национальные общины и диаспоры
Этносы редко компактно проживают на своей территории. Войны, изменения границ, образование и распад империй и государств, природные катаклизмы и экономические кризисы разбрасывают народы по земному шару. По данным ООН, в 1960 г. в чужих странах проживало 75,5 млн человек, в 2000 г. – уже 176,6 млн, в 2009 г. – 213,9 млн, в 2013 г. – 232 млн. Сегодня в разных странах от 3 до 10 % населения являются мигрантами. В чужих странах проживают 35 млн китайцев, 25 млн выходцев из разных африканских стран, около 19 млн русских, 14 млн курдов, 9 млн выходцев из Индии, 10 млн ирландцев, по 8 млн итальянцев, евреев и цыган, 5,5 млн армян, по 4,5 млн венгров и поляков, 4 млн греков, по 3,5 млн турок и иранцев, 3 млн японцев, 2,5 млн немцев.
Попав в чужую страну, люди держатся своих земляков. Для этого они объединяются в общины. Сегодня община – это объединение людей – как правило, целых семей и родственных кланов, – которые связаны хозяйственной, культурной, правовой деятельностью и проживают на одной территории. Если одним из критериев объединения людей в общину выступает их этническое происхождение, то такая община называется диаспорой.
Диаспора (от греческого слова бкшлора – рассеяние) – этнически однородная группа населения, компактно проживающая в чужой стране, осознающая и поддерживающая свою общность и создающая социальные и культурные структуры и институты для поддержания своей идентичности и связи со своим народом, проживающим на этнической родине. Диаспоры существуют на положении национально-культурного меньшинства.
Понятие диаспоры имеет древнегреческое происхождение и связано с Великой греческой колонизацией (VII–V вв. до н. э.). Греки колонизировали берега Средиземного и Черного морей, основывали там торговые фактории, из которых потом вырастали города-государства. Ядро населения факторий и городов-государств составляли этнические греки, переселявшиеся со своей родины. На новом месте они воспроизводили социальную структуру и культурные императивы своей метрополии, тщательно дистанцируясь от местных «варваров». Со временем неизбежно происходили метисация и миксирование с местным населением, но именно объединение в диаспору помогало сохранять память о своем происхождении и этнокультурную цельность.
Термин «диаспора» получил распространение среди эллинизированных евреев, обозначая компактные поселения добровольно проживающих вне Израиля. Считается, что затем этот термин стал применяться к евреям, насильно изгнанным из Земли Обетованной, «рассеянным». Именно еврейские общины (наряду с армянскими, греческими, генуэзскими, «немецкими слободами» в русских городах и т. д.) в Средние века и Новое время в европейских городах образовывали компактные районы проживания с особой социальной структурой, языковой средой, культурной жизнью и т. д.
В XIX–XXI вв. понятие диаспоры становится более размытым и многозначным. Это связано прежде всего с переделом государственных границ, распадом империй, образованием новых государств. При этом целые районы с компактно проживающими этносами оказывались в составе чужих стран. В Новое и новейшее время получает развитие такое явление, как трудовая миграция, носящая ярко выраженный этнический характер. Другими словами, в современных диаспорах проявляется феномен наложения друг на друга социальных, этнических и политических пространств.
Закономерно ученые сегодня дают более сложные определения диаспоры: «Диаспора – это образование, возникшее в результате насильственной или добровольной миграции этнических групп за пределы этнической родины, оказавшееся в принимающей стране на положении меньшинства, сохранившего свою этническую, религиозную идентичность и социальное единство» (Г. Шеффер)[149], или: «Диаспора – это устойчивая совокупность людей единого этнического происхождения, живущая за пределами своей исторической родины (вне ареала расселения своего народа) и имеющая социальные институты для развития и функционирования данной общности» (Ж. Т. Тощенко, Т.И.Чаптыкова).
Диаспору не стоит воспринимать просто как отделившуюся часть того или иного этноса. По верному замечанию В. Дятлова, принципиальной чертой состояния диаспоры является состояние «рассеяния»: «рассеяние превратилось в образ жизни, в особое устойчивое социально-экономическое, культурное, духовное состояние социума, особую форму существования в физическом и психологическом отрыве от этнического материка или без такового вообще»[150]. При этом «этнический материк» может и совсем отсутствовать, как это было до середины XX в. у евреев и как остается до сих пор у цыган. Или же этот «материк» существует, но его роль, материальное положение, состояние еще слабее, чем у диаспоры (пример – армяне до получения независимости). Член диаспоры все равно, несмотря на наличие «где-то там» «этнического материка», должен искать опору и основы своего бытия, идентичности в диаспоре. Отсюда и повышенные требования к соблюдению этой идентичности (когда члены диаспоры в какой-то момент оказываются более «чистыми», более ярковыраженными носителями этничности, чем этнос на «этническом материке»). Отсюда и обособленность диаспор, их нежелание интегрироваться в окружающую их чуждую среду (что приводит к конфликтам на бытовой, культурной и национальной почве).
При этом наблюдается следующая тенденция: диаспоры, состоящие из бывших или все еще колониальных, угнетенных народов, проявляют большую степень живучести, способности к адаптации и выживанию при сохранении своей культурно-национальной идентичности. В то же время диаспоры из имперских, титульных наций (англичане, русские, немцы и т. д.) оказываются нестойкими и, просуществовав какое-то время на положении иммигрантов, затем стремительно растворяются в местном населении. В их историческом опыте отсутствует опыт существования как этнического меньшинства, поэтому они могут еще существовать как анклав (немцы в Южной Америке, русские в Харбине), но в целом демонстрируют крайне низкую способность к этнической кооперации. Возможно, ситуация изменится в XXI в. на территориях, где русские оказались этническим меньшинством после распада СССР (Средняя Азия, страны Балтии).
Считается, что диаспоры пребывают в ущемленном, приниженном положении. Приниженное положение диаспор определяет специфику профессиональной специализации ее членов. Они, как правило, оттеснены от государственно значимых сфер – военной, чиновной, производственной (будь то аграрное или индустриальное общество). На их долю достаются или работы, которые члены титульного этноса не хотят выполнять (феномен гастарбайтеров), или посредническая сфера, преимущественно торгово-ремесленная, сфера свободных профессий (в том числе нередко криминальных). В силу приниженного положения диаспор в них большую роль играют родственные и клиентельные связи, корпоративная и общинная солидарность, клановость.
Однако некоторые диаспоры в ряде стран получают сильное влияние и оказывают воздействие даже на национальные правительства. Известна роль еврейской, армянской, греческой диаспор в воздействии и на деловые, и на политические мировые круги. Сегодня все большую силу набирают диаспоры мусульманских мигрантов, особенно из арабских стран.
Фактор миграции начинает формировать политику в мире. Он угрожает принципам Евросоюза, шенгенской зоне, поскольку проницаемость границ ведет к неконтролируемому массовому переселению из «зоны неблагополучия» в развитые страны. Прежде всего приток мигрантов угрожает их социальной и экономической стабильности, подрывает основы безопасности. К ценностям демократических режимов относится внимание к положению меньшинств, в том числе вынужденных переселенцев, беженцев. Возникает противоречие между ценностями и реалиями.