Внутренние причины можно разделить на два больших блока. К первому относится бессилие империй в сдерживании национально-освободительной борьбы колоний, ко второму – кризис в отношениях имперских элит. Об этом очень точно сказал Р. Суни: «Связанный с концепцией нации призыв к народному суверенитету и демократии нанес удар по неравным отношениям, иерархии и дискриминации как основному фундаменту империи, подорвав raison d'etre ее существования как политической формы. Современные империи оказались перед дилеммой: либо сохранять привилегии и различия, на которых основывалась власть элиты, либо начинать либеральные реформы, способные подорвать положение старых господствующих классов. В то время как великие “буржуазные” колониальные империи XIX века оказались способны либерализовать и демократизировать метрополии, сохраняя при этом жесткий репрессивный режим колониального управления, территориальнопротяженные империи не смогли успешно сочетать разные политические курсы в отношении метрополии и периферии»[185].
В эпоху модернизации империя оказывается перед противоречием, которое способно ее погубить. Ученые показали, что «модернизация указывает не на специфические изменения, а на целый клубок связанных между собой трансформационных процессов. В первую очередь модернизация означает рост индустриального комплекса, в котором осуществляется массовое производство товаров. Однако речь идет не только об индустриализации: модернизация одновременно подразумевает прогрессирующую урбанизацию, маргинализацию роли религии и магии, растущую рационализацию человеческого мышления и деятельности, демократизацию и уменьшение социальных различий, усиливающуюся индивидуализацию и целый ряд других экономических, социальных, политических и культурных изменений»[186].
Империя «привыкла» быть лидером, определяющим пути развития и центра, и периферии, и колоний. Она до сих пор эффективно реагировала на вызовы современности, выступая источником, «двигателем» модернизационных процессов. Империя вообще является мощным инструментом преобразования мира. Она преобразует ландшафт, строит города и дороги, заводы и фабрики и т. д. Она не только эксплуатирует колонии, но и развивает их, строит экономические объекты, учит и подготавливает специалистов из аборигенов, формирует национальную элиту. Именно через имперские университеты и управленческие структуры местные кадры приобретают необходимую квалификацию. Таким образом, с одной стороны, империя консервативна, как архаичная структура, корни которой уходят в древность и Средневековье, тормозящая развитие колоний, фиксирующая их в эксплуатируемом статусе. С другой стороны, она может выступать и инструментом модернизации, особенно для народов, находящихся на существенно более низкой ступени развития.
Однако модернизация означает развитие наций в колониях, которые больше не хотят мириться со своим колониальным статусом. По словам Р. Суни, «противоречие парадигмы развития обострялось, когда империи, оправдывая свое существование в качестве агентов модернизации и инструментов развития и прогресса, слишком хорошо справлялись с поставленными задачами, снабжая подвластное население языком для формулирования стремлений и выражения сопротивления и создавая таких подданных, которые уже не нуждались в империи в том виде, в котором империю представляли колонизаторы»[187]. Империя может управлять народами только в случае консервации, архаизации социальных отношений, вместе с тем она должна развиваться, инициировать процесс модернизации, иначе ее «сожрут» более развитые соседние государства, уже прошедшие модернизацию. Выход из этого противоречия, как правило, означает распад империи.
Здесь необходимо упомянуть о концепции имперской власти как власти знания. Колониальное общество считается «немым» и слаборазвитым, и колонизаторы способны его модернизировать, вывести на качественно новый уровень. В этом плане империя выступает как носитель нового знания, новых идей, моделей развития и т. д. и в конечном итоге как носитель прогресса. Конечно, вопрос о том, было в имперском влиянии больше прогрессивного или негативного, развивающего или порабощающего, остается дискуссионным, поскольку крайне политизирован. Думается, что он должен решаться по-разному применительно к разным «случаям», разным империям.
Другое противоречие в развитии империи отметил Д.Ливен. Он писал, что «главная проблема, стоящая перед империями Нового времени, состоит в том, что начиная с середины XIX в. геополитические источники власти толкали империю в одном направлении, а политические и идеологические – в другом. С одной стороны, к семидесятым годам XIX века все политические наблюдатели сходились на том, что будущее принадлежит странам, владеющим значительными пространствами материка и континентальными ресурсами. Еще в первой половине XIX в. А. Герцен и А. де Токвиль указывали на ту роль, которую в будущем будут играть США и Россия. С другой стороны, национализм стал самой убедительной идеологией развитого мира – не в последнюю очередь в глазах европейских элит, которые видели в национализме защиту от социализма в наступающий век массовой политики. Нация, наглядным воплощением которой стали новое динамичное британское или французское общества, а также объединение Германии и Италии, представлялась знамением будущего. Казалось, что многонациональные Габсбургская и Османская империи осуждены на упадок. Перед правителями многонациональной России вставал выбор: к какой из этих двух групп государств присоединится их империя. Однако главная проблема, стоявшая перед российской элитой, как, впрочем, и перед всеми другими элитами, заключалась в том, что огромное континентальное пространство империи необходимо предполагало полиэтничный состав ее населения, а это последнее обстоятельство создавало большие трудности в эпоху национализма. Как заметил британский историк и империалист Артур Сили, “когда государство выходит за границы одной национальности, его власть подвергается опасности и становится искусственной”»[188].
Видимо, с этими противоречиями и связана историческая ограниченность феномена империи. Сегодня ни одно государство, каким бы полиэтничным или могущественным оно ни было, не хочет называть себя империей. Термин «империя», как уже отмечалось, имеет исключительно обвинительное звучание, его употребляют, когда хотят обличить противника в неблаговидных намерениях или качествах. В этом смысле империя – феномен исторического прошлого.
§ 2. Как функционирует империя?
Ключевым пунктом возникновения империи является момент, когда расширение государства на сопредельную территорию приобретает колониальный характер. Ученые по-разному определяют сущность этого момента. Одни считают главным наличие некоторой изначальной претензии на суверенитет над завоеванными землями (т. е. намерения целенаправленно их оккупировать и в дальнейшем эксплуатировать). Другие акцентируют внимание на уровне развития (завоевание более цивилизованным народом менее цивилизованного, например, «белыми» – «дикарей», с последующим порабощением и эксплуатацией). Третьи во главу угла ставят экономическую составляющую, начало извлечения из колоний прибыли (завоевание или иные формы насильственного присоединения рассматриваются отдельно). Четвертые считают главным проявлением реализации империей своей функции ее культурное влияние, культуртрегерство, «миссию белого человека», воспетую Р. Киплингом. Этими точками зрения подходы к пониманию исторической миссии империи, империи как исторического феномена, не исчерпываются. Например, сегодня в исследованиях империи развивается концепция 3. Баумана о модерном государстве как «государстве-садовнике».
Отношения и иерархии внутри империи оформляются юридически, через особую систему имперского права, в которой закрепляются компоненты политического строя и права народов и институтов власти, приниженное положение в иерархии «нетитульных» народов и колониальных территорий, описывается механизм регулирования этих отношений и реализации колониальной практики. Имперское право законодательно фиксирует ущемление в правах национальных меньшинств и колоний. Стоит подчеркнуть, что метрополия не всегда имеет статус структуры титульной нации – она олицетворяет политическое, но не национальное господство.
Для поддержания и удержания своей власти над колониями и сохранения и усиления своих позиций в мире империя осуществляет комплекс действий, которые называются имперской политикой. В области культуры важнейшим направлением политических практик империи становится ее самопрезентация, т. е. идеология ее представления подданным, официальное определение ее миссии и способы коммуникации и трансляции данной идеологии реципиентам. В основном это самооправдательные концепции («миссия белого человека», «империя – это мир» и т. д.).
Тезис «империя – это мир» широко известен и представляет собой миф о том: будто империя несет покоренным народам мир, процветание, благоденствие, защиту от внешнего врага. Яркая иллюстрация – стихи великого русского поэта М.Ю. Лермонтова, откликнувшегося в поэме «Мцыри на присоединение Грузии к России:
И божья благодать сошла
На Грузию! – Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасался врагов,
За гранью дружеских штыков.
Этот миф отразил действительные факты: как правило, империя в самом деле прекращает междоусобные распри племен и сепаратистски настроенных мелких князей. Подчиняя народы, она защищает их от других агрессоров. Другое дело, что это только одна сторона медали. Усмирение междоусобиц и племенных распрей происходит насильственным путем и нередко связано с истреблением или существенным умалением роли местных элит. Это ослабляет этносы (или племена), так или иначе представленные прежде всего элитами, и может поставить их на грань исчезновения, ассимиляции. Империи, безусловно, предоставляют защиту всем своим подданным, в том числе и на национальных окраинах. Можно привести много примеров регионов, раздираемых «войной всех против всех», – и в Средневековье, и в Новое время, переживающих мирные периоды только во времена подчинения империи (Кавказ, Балканы и т. д.). Особенно это наглядно в периоды распада империй, когда на их обломках вспыхивают социальные волнения и националистические войны. Вчерашние порабощенные народы, обретя свободу, тут же начинают делить территории, вспоминать прошлые обиды. Так было после ухода Турции с Балкан (сербо-болгарская война 1885 г., Балканские войны – Первая, 1912–1913 гг., и Вторая, 1913 г.), после распада СССР (вооруженный конфликт в Приднестровье 1992 г., армяно-азербайджанская война из-за Нагорного Карабаха в 1991–1994 гг. и т. д.), в ходе распада Югославии (война югославянских и балканских народов 1991–1995 гг.). Список примеров можно значительно расширить. В сознании населения в таких случаях имперская эпоха вспоминается как время мира, а освобождение от империи – как время политических кризисов и войны. В то же время платой за этот мир становится утрата суверенитета народами империи, что лишает их возможности построить свое национальное государство, ведет к политической и социальной унификации, культурному нивелированию и т. д.