Из столицы в Шаньдунь потекли всевозможные награды, чтобы новоиспеченный генерал мог раздавать их особо отличившимся сторонникам. Сам же император решил оставить столицу и вместе с двором переехал в Гуай-Чжеу, а Бянь-цзине были оставлены на случай обороны войска.
Во время переправы через Хуанхэ, когда император успел оказаться уже на безопасном берегу, монголы напали на арьергард его войск. Генерал Хэ-дуси был убит, а Вань-янь-у-лунь-чу переметнулся к монголам.
Кое-как собрав войско, император решил дать монголам бой и отбить город Вэй-чжоу. Но императорские войска дрогнули, когда стало известно, будто к городу идет большое монгольское войско. Император стал отступать. Отступить он не успел: монгольская конница догнала его у монастыря Богун-мяо и войско было разбито, а император бежал Гуй-дэ-фу.
Тем временем в столице возник мятеж, и главнокомандующий столичным войском Цуй Ли отправил посла к монголам, изъявляя покорность. Субеде двинулся на столицу. Императрица-мать и жена императора не успели бежать из города. Император, узнав об этом, был в гневе. Между тем его приближенные занимались обычным делом — боролись за власть. Одному из вельмож, Гуань-ну, удалось уничтожить главного соперника, предать смерти триста вельмож и около тысячи людей простого звания, а самого императора буквально запереть в палате Чжао-би-тан, никого к нему не допуская.
Тем временем передавшийся монголам Цуй-Ли выдал им обеих императриц, Лян-вана Цун-цио, Цзин-вана Шэу-чуня и царских родственников обоего пола, всего более 500 человек. Императриц монголы отправили на север, а Лян-вана Цун-цио и Цзин-вана Шэу-чуня казнили. Императору же удалось избавиться от Гуань-ну, и он перебрался в Цай-чжэу.
Очевидно, из-за того, что приходилось содержать войско, императору пришлось отправить посла к достаточно враждебным сунцам. Император писал к Ахудая, которого и отправлял к соседям: «Сунцы совершенно забыли наши благодеяния. С самого вступления моего на престол я отдал повеление пограничным генералам не чинить набегов на царство Сунское. Пограничным правителям, представлявшим о начатии войны против царства Сунского, я постоянно делал строгие выговоры, а если в прежнее время был взят какой-либо сунский город, я немедленно его отдавал обратно. В недавнее время покорились нам жители Хуай-инь-сянь. Сунцы за выкуп города во множестве предлагали золота и дорогих вещей, но чтобы не показаться корыстолюбивым, приняв их вещи, я возвратил им сей город, не воспользовавшись нисколько собственностью оного. Кроме того, возвращая до нескольких тысяч пленных, взятых нами в сражении с сунцами при Цин-кэу, мы доставили им продовольствие. Теперь, при ослаблении нашего государства, сунцы завладели нашим Шэу-чжэу, склонили на свою сторону Дэн-чжэу и напали на Тан-чжэу. Расчеты сунцев весьма неглубоки. Монголы, истребив сорок княжеств, дошли до царства Ся. Уничтожив Ся, они пришли в наше государство. Если положат конец нашему царству, то непременно достигнут и царства Сунского. Естественно, что когда нет губ, тогда мерзнут зубы. Ныне, если Сунское царство соединится с нами, то, действуя в нашу пользу, может сделать собственные выгоды. Вельможа! Уверь в сем двор сунский».
Сунский двор оказалось невозможным склонить на сторону цзиньцев. Сунцы утюжили земли императора совместно с монголами. В таком положении оставалось только одно: биться с монголами. В первом сражении у стен крепости монголы были разбиты, монгольский генерал Тацир дал второе сражение — и снова был разбит. Цзиньцы укрылись за стенами. Началась осада. Вот тут-то на помощь монголам пришло сунское войско и привезло с собой множество съестных припасов.
Одна из городских башен стояла у озера и считалась практически неприступной. Монголы пробовали взять ее штурмом, но первый приступ был неудачным. Тогда монголы применили хитрость. Они прорыли канал и отвели воды озера. Башня была взята. Бывшее дно забросали хворостом и пошли на слабо защищенную городскую стену. Цзинский отряд попробовал поджечь осадные орудия и выстроенные монголами внешние укрепления. Но монголы были начеку: китайцев стали расстреливать из самострелов. Они вынуждены были снова укрыться в городе. Император пытался бежать среди ночи, переодевшись в простое платье, но монголы хорошо сторожили крепость: Ай-цзун вынужден был вернуться. Зная, что остается теперь лишь сражаться или погибнуть, он передал престол главнокомандующему Вань-янь-чэн-линю. Тот не хотел принимать этого вынужденного дара, но Ай-цзун объяснил.
«Вельможа! — сказал он. — По самой крайности отдаю тебе престол. При тучности и тяжести моего тела я не способен к верховой езде, а ты с малолетства был легок телом и обладал способностями полководца. Если, сверх ожидания, успеешь освободиться, тогда не пресечется род наш. Вот мое намерение».
Чэн-Линь согласился.
Между тем монголы и сунцы уже вошли в город. Бывший император «…собрал все свои вещи и, обложив оные соломой, сказал своим приближенным, чтобы тело его, по смерти, сожгли вместе с сими вещами, засим он повесился в кабинете Юй-лань-сюань». Чэнь-лин, назначенный императором на престол, погиб, защищая дворец от монгольских войск.
«Генералы и придворные чины, предав огню тело императора, все удалились, — пишет китайский хронист, — один Цзян-шань остался при сгоревшем трупе и был задержан неприятелем. „Кто ты?“ — спросили его схватившие. „Ячиновник фын-юй, — ответил он, — мое имя Цзян-шанъ“.
Неприятели продолжили: „Все твои товарищи разбежались. Почему же ты остался?“ Цзян-шань отвечал: „Здесь умер мой государь. Ожидаю, когда огонь погаснет и охладится пепел, чтобы собрать кости и предать земле“.
„Ты помешался, — со смехом сказали ему солдаты, — ты не в силах защищать своей жизни, можешь ли похоронить кости твоего государя?“ Цзян-шань отвечал: „Всякий человек служит своему государю. Мой государь управлял империей около десяти лет. Он не успел совершить великих дел, но умер за престолом. Могу ли оставить труп его, как простого воина, брошенным в пустой степи? Я знал, что не избавлюсь от вас, но по зарытии праха моего государя умереть я не пожалею“.
Солдаты донесли о нем своему главнокомандующему Тациру. Тогда Тацир, называя его необыкновенным человеком, приказал дать ему свободу. Цзян-шань, обернув кости императора обгоревшими лоскутами одежды, зарыл их на берегу Жуй-шуй и, делая поклонение над его могилой, горько зарыдал. Засим бросился в реку, в намерении утонуть в оной, но солдаты монгольские успели вытащить его живым. Кончина его неизвестна.
Между тем, Цзян-хай вошел во дворец и захватил Чжан-тянь-вана. Мын-гун и Тацир приказали вырыть кости императора Ай-цзуна и разделили оные между собой. Сим образом погиб Дом Цзиньский!»
И с этого момента началась монгольская история Китая. А в 1271 году Хубилай, отняв власть у законного Великого Хана Ариг-Буги (1260 г.), основал новую династию китайских императоров, известную как Юань — это была династия монгольских ханов, потомков Тулуя. Именно Хубилай и завоевал Поднебесную окончательно, присоединив к северным и центральным землям Южный Китай. В 1275 году в битве Динцзячжоу армия Южной Сун была разбита, еще через год монголы захватили столицу сунцев город Линьань, взяли в плен императора, а в 1279 году уничтожили последнее сопротивление в районе Яйшаня. Императором Китая стал Хубилай, который принял буддизм и новое имя — Ши-Цзу.
Улус Джучи
К середине 1230 годов Северный Китай был подчинен власти монголов. Следовательно, стоило наметить вехи новых завоеваний. Вот почему в 1235 году Угедей созвал второй курултай, на котором и было решено вести поход на западные земли, покончить с империей Сун, добить Корею, Иран, Багдад.
«Когда каан (Угетай) во второй раз устроил большой курилтай, — пишет хронист, — и назначил совещание относительно уничтожения и истребления остальных непокорных, то состоялось решение завладеть странами Булгара, асов[32] и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были еще окончательно покорены и гордились своей многочисленностью. Поэтому в помощь и подкрепление Бату он (Угетай) назначил (следующих) царевичей: (сыновей Тулу я) Менгу-хана и брата его Бучека, из своих сыновей Гуюк-хана и Кадагана и других царевичей: Кулькана, Бури, Байдара, братьев Бату-Хорду и Тангута — и несколько других царевичей, а из знатных эмиров (там) был Субатай-бахадур. Царевичи для устройства своих войск и ратей отправились каждый в свое становище и местопребывание, а весной выступили из своих местопребываний и поспешили опередить друг друга. В пределах Булгара царевичи соединились: от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. Сначала они (царевичи) силою и штурмом взяли город Булгар, который известен был в мире недоступностью местности и большою населенностью».
Сын Джучи Бату был еще очень молод — ему едва исполнилось 27 лет, но под его начало были отданы лучшие монгольские полководцы, вели его войска и прославленные Субеде и Джебе. Русь не была первой землей на пути войска Бату. Первыми пострадали от завоевателей поволжские татарские города — татары считались у монголов главными врагами, поскольку некогда татары, пусть и не поволжские, отравили отца Чингисхана баатура Есугея. Под рукой Джучи, а затем его сыновей, и так уже были татарские племена, вынужденные покориться монголам. Тюрки Енисея, Прииртышья, Урала уже вошли в монгольское государство. Теперь путь завоевателей лежал на запад, на Волгу.
Если, как нам говорят, Русь преградила путь монголам на запад, то что же сказать тогда о заселенном татарами Поволжье? Именно они приняли первый удар нового завоевательного похода монголов. И удар этот был страшен.
Весной 1236 года огромная монгольская армия двинулась из главного юрта на запад. Летом она шла по степи, а к осени оказалась в пределах Волжской Булгарии — сильного татарского средневекового государства. Волжская Булгария вовсе не была страной дикой или отсталой. В ней имелось много городов и многочисленное городское население, там были талантливые мастера и ремесленники, купцы, воины, знать. Некоторые города были хорошо защищены крепостными стенами, но это не помогло.