ками мусульман, решили европейские короли и сам глава христианской церкви — папа Римский — отказать «сарацинам» в помощи.
Интересно, что могло бы произойти, если бы европейские иерархи и короли приняли предложение воинов Аллаха? Может быть, вечный вопрос о войне между двумя близкими религиями был навсегда закрыт? Может быть, христиане перестали смотреть на своих восточных соседей как на врагов, а последние перестали видеть в христианах неверных? Не знаю. Могу сказать лишь одно: объединись тогда христиане и мусульмане, Великая Монголия не закрепилась бы в таких огромных пределах, как это произошло. Чингисхана более не было в живых, а талантливых военачальников у монголов после хана было не так уж и много. Даже мобилизуя ресурсы всех завоеванных тюркских народов, они не смогли бы разбить объединенное войско Евразии. Но этого, как нам известно, не случилось.
Европа никак не могла объединиться даже внутри христианского лагеря, не то что с мусульманами. И монголы, похоже, отлично это понимали. Они ведь именно методом распрей между соседями и подчиняли отдельные народы, чтобы потом прибрать к рукам все их прежние владения! То, что происходило, не могло их не порадовать.
Монголы благополучно пустошили самые восточные из европейских государств — Венгрию и Польшу. Масштаб разрушений и человеческих смертей был кошмарным. Польша в полной мере получила свое монгольское завоевание, о чем наши патриоты предпочитают умалчивать. Северный язык монгольской конницы прошелся по древним польским городам Люблину, Завихосту и Сандомиру, практически уничтожив их на своем пути. Богатую добычу вывезли на Русь, где и благополучно поделили. Краковский воевода Владимир погнался за монголами, смог даже отбить пленных, часть из которых разбежалась и была спасена, но в бою при речке Чарне он потерпел поражение: войско у Владимира было небольшое, а монголов много. Но на этот раз монголы отошли через Стремех на Русь, чтобы набрать новые силы. Затем обновленная монгольская волна двинулась на Краков.
«Свое огромное войско они, подойдя к Сандомиру, — пишет Матвей Меховский, — разделили надвое. Меньшую часть, под начальством Кадана, называемого у поляков. Кайданом, направили на Ленчицу, Серадз и Куявы и, не встречая преград, с величайшей жестокостью опустошили эти округа огнем и мечом. Большее войско, под предводительством татарского князя Петы, пошло на Краков, опустошая по пути огнем и мечом все соседние края. Навстречу им в деревне Хмелик, близ города Шидлова, вышли палатин Владимир и Клемент, кастеллан краковский, Пакослав палатин и Яков Рациборович, кастеллан сандомирский, со знатью и воинами Сандомира и Кракова. Начался бой с татарским отрядом, а когда он, ослабев, отступил и соединился с другим, более крупным, поляки, утомленные предшествовавшей битвой, частью пали, грудью встретив удар подавляющего численностью врага, частью обратились в бегство и спаслись по знакомым дорогам.
Пали в этой стычке незабвенные Христин Сулькович из Недзведя, Николай Витович, Альберт Стампотич, Земента, Грамбина, Сулислав — отличные воины, и много других доблестных. Это поражение распространило такой ужас, что люди стали убегать кто куда мог, а поселяне со своим добром и скотом укрылись в болота, в леса, в непроходимые места. Бежал и Болеслав Стыдливый, князь Краковский и Сандомирский, с матерью Гржимиславой и женой Кингой — сначала по направлению к Венгрии в замок Пьенини близ города Сандеца, а потом в Моравию, в цистерцианский монастырь.
Татары же, нанеся полякам поражение под Хмеликом, в первый день великого поста пришли в Краков и, найдя город пустым, так как все жители скрылись, в ярости сожгли церкви и дома. Они осадили, окружив валами, церковь св. Андрея, тогда стоявшую вне городских стен, но так как поляки, засевшие там в большом числе, энергично и смело отбивались, защищая себя и свое добро, татары взять ее не могли и без успеха отступили на Брацлав. И этот город они нашли не только покинутым жителями, как Краков, но и сожженным.
Дело в том, что горожане, бросив в ужасе почти все и спешно захватив лишь более ценное, все бежали, а люди князя Генрика, увидев это из крепости, сошли вниз, собрали в крепость добро и пищевые запасы, а город с его строениями сожгли. Ничего не найдя в городе, татары осадили замок, но несколько дней спустя, отраженные, как говорят, благодаря слезным молитвам Чеслава, приора ордена предикаторов, и братии его, бывших в замке, сняли осаду и отступили. Между тем, на второй день Пасхи подошли татары, разорившие Куявы, и все они, соединившись вместе, пошли на Легницу.
Князь Генрик второй, сын св. Гедвиги, в то время собирал там вооруженные силы из знати и простолюдинов Великой Польши и Силезии. Прибыли и князья со своими воинами: Мечислав Казимирович, князь Опольский, Болеслав, сын Дегтольда, изгнанного маркграфа Моравского, по прозвищу Сепёлка; Помпо де Гостерно, магистр крестоносцев из Пруссии, с братьями ордена, а сверх того и много других крестоносцев. Когда князь стал выводить войска из города Легницы и ехал верхом им навстречу, с верхушки церкви св. Марии упал камень и едва не раздробил ему голову, что, бесспорно, было дурным предзнаменованием.
Пройдя предместья города Легницы, он построил войско четырьмя отрядами. Первым — из крестоносцев-добровольцев, золотоискателей города Гольтберга и других пришлых воинов командовал Болеслав Сепёлка, сын маркграфа Моравского. Другой отряд состоял из воинов Кракова и Великой Польши. Его вел Сулислав, брат Владимира, палатина краковского, убитого у Хмелика. Во главе третьего отряда был Мечислав, князь Опольский. В нем были опольские воины и Помпо, магистр Пруссии с братией и воинами. Четвертым отрядом из виднейших воинов Силезии и Великой Польши, а также из наемных воинов, начальствовал сам князь Генрих. Столько же было и татарских отрядов, но более крупных по силе и численности бойцов, так что один их отряд превосходил все польские.
И вот на просторном, открытом во все стороны поле, называющемся Доброе поле, 9-го апреля, то есть во второй день после пасхальной недели, сошлись оба войска. Прежде всего, на татар с силой ударило войско крестоносцев и золотоискателей, но под стрелами татар полегло, как нежные колосья под градом. Затем, два других отряда, под командой рыцаря Сулислава и Мечислава, князя Опольского, начали бой с тремя татарскими войсками и нанесли им такой сильный урон, что те отступили и обратились в бегство.
В это время кто-то, быстро промчавшись кругом обоих войск, прокричал ужасающим голосом: „Biegaicie, bie-gaicie!“ что значит „бегите, бегите и привел в ужас поляков. Услышав этот крик, Мечислав, князь Опольский бросил битву, бежал и увел с собой большую часть своих воинов. „Gorzey sie пат stalo“, — простонал, видя это, князь Генрик, то есть: „Тяжко и хуже нам стало“. Введя в бой свой четвертый отряд из храбрейших воинов, он перебил и обратил в бегство три татарских отряда, расстроенные двумя польскими. Тут однако, подошел четвертый, самый большой, татарский отряд, под начальством Петы, и со страшным натиском бросился в бой.
Вновь началась жесточайшая битва с обеих сторон. Когда татары уже в большей части были перебиты и готовы бежать, какой-то их знаменосец с громадным знаменем, на котором была греческая буква хи (так: X), а на верхушке древка изображено мрачное черное лицо с длинной бородой, начал с пением потрясать головой этого изображения. Тут из нее тучей пошел на поляков ужасный дым с нестерпимой вонью, так что они стали задыхаться, обессилели и не могли больше биться.
Татарское войско, повернув со страшным криком на поляков, прорвало до тех пор крепкий их строй и нанесло им великое поражение. Тут убиты были князь Болеслав, сын маркграфа Моравского, по прозвищу Сепёлка, и Помпо, магистр крестоносцев из Пруссии, со многими замечательными воинами. Князь Генрик был окружен кольцом татар. Опасность была и сзади, и спереди. В конце концов вокруг него осталось всего четыре воина: Сулислав, брат покойного Владимира, палатина краковского, Клемент, палатин глоговский, Конрад Конратович и Иоанн Иванович. Насколько хватало сил и старания, они пытались вывести Генрика из битвы, убеждая бежать, но конь его был ранен и останавливался. Поэтому татары, догнав его вскачь, окружили с тремя названными воинами (четвертый, Иоанн Иванович, отделился от них), и князь некоторое время бился с ними. Иоанн же Иванович, взяв свежего коня у княжеского придворного Росцислава, пробрался через ряды врагов и привел его Генрику.
Сев на коня, князь последовал за Иоанном Ивановичем, прокладывавшим ему путь среди врагов, но когда тот на скаку был ранен и скрылся, князь снова был настигнут и в третий раз окружен. Он мужественно сражался с татарами, но тут, подняв левую руку, чтобы нанести удар бывшему перед ним врагу, получил от другого смертельную рану копьем под мышку и, опустив руку, соскользнул с коня. Татары схватили его с неистовым и диким криком и, оттащив с поля битвы на расстояние двойного выстрела балисты, саблей отрубили ему голову, а тело, сорвав все инсигнии[34], бросили голым.
В этом сражении было убито множество знатных поляков, среди которых замечательны и славны: Сулислав, брат палатина краковского Владимира, Клемент, палатин глоговский, Конрад Конратович, Стефан из Вирбны с сыном Андреем, Клемент, сын Андрея из Пелцницы (Pelcz-nicza), Томас Пиотркович, Петр Куша и другие. Тело князя Генрика после поражения едва было найдено женой его Анной и признано только по шестому пальцу на левой ноге. Похоронено оно на середине хор в церкви св. Иакова у францисканцев в Брацааве. В том же монастыре св. Иакова в Брацлаве погребены тела и Помпония, Прусского магистра, и замечательнейших выше названных воинов. Прах Болеслава, сына маркграфа Моравского, погребен в Лубнах (Lubens) на хорах конверсов, а над прочими христианскими телами, похороненными на месте сражения, выстроена и до сего дня существует церковь.