Армия Хубилая формировалась из местных жителей, монголы входили в нее лишь как наемники. При этом хане появилось множество иностранцев, занимавших при дворе высокое место. Это были уйгуры, мусульмане и даже европейцы. Все население улуса было распределено по четырем категориям: на первом месте оказались, конечно, сами монголы, на втором — иностранцы, принятые на гражданскую службу, на третьем — жители северного Китая и на последнем — жители бывшего государства Сун. Хубилай приказал ввести для деловых документов особую письменность на основе тибетской, был даже разработан новый алфавит. Эта идея не прижилась: люди продолжали пользоваться китайским или уйгурским письмом, так что после смерти хана нововведение было тут же забыто.
При дворе хана даже при его жизни, впрочем, звучала в основном монгольская, тюркская или персидская речь — вот и оцените по этим языковым особенностям национальный состав чиновников Хубилая. Так же, как и Монке, Хубилай не делал различия между религиями: при нем мирно уживались буддизм и даосизм, конфуцианство и ислам, христианство и иудаизм, манихейство и тибетские шаманские культы. В рамках самого двора основной религией было тенгрианство, хотя Хубилай считал себя буддистом. Многие монголы, по образцу хана, приняли буддизм. К исламу же Хубилай относился снисходительно, но с плохо скрываемым раздражением: его отталкивали две вещи — священный джихад и способ убиения животных. Первого монгол Хубилай не понимал, поскольку не мог осознать самой доктрины священной войны, когда бог един, а способ веры не имеет значения. Второго монгол Хубилай не терпел, потому что по монгольскому обычаю животных убивали без пролития крови. К христианам он был настроен гораздо приветливее, хотя, скажем, это было особое ответвление христианства — несторианство, распространенное в дальневосточных землях и Китае еще в дни Чингисхана. Борьбы христиан между собой он тоже не мог понять. Он пытался наладить связи с западным христианским миром, но не очень удачно: неприятие западными христианами несторианства ставило его в тупик.
После смерти Хубилая в 1294 году во главе улуса Толуя встал внук хана Камала, который не захотел заниматься делами государства, тогда его сменил брат Тэмур, после смерти Тэмура место хана занял Хайсан Хулуг, затем — Шидабала, Тайдин-Эсен, Араджабиг, Тог-Тэмур, Тоган-Тэмур. При последнем дела шли уже из рук вон как худо: власть слабела, а покоренные китайцы поднимали восстания и мятежи.
Отличной картинкой к сказанному может служить решение одного из министров Тоган-Тимура казнить всех китайцев, которые носят не монгольские, а китайские имена. Эта мера так и не была исполнена из-за противодействия Тохты, а то ведь от населения Китая могло остаться не много выживших! Тохта, отлично понимая, что монгольский Китай развалится, если начать резать его население, как скот, пытался замирить мятежников и монгольскую власть. Меры, которые он принял, были разумными: возрождение конфуцианства, введение экзаменов на чин, содействие развитию китайской культуры… но эти меры сильно запоздали.
В 1365 году у восставших появился умный и талантливый вождь Чжу Юаньчжан. Ему удалось подчинить себе других мятежных вождей, создать настоящую армию и начать освободительную борьбу. Скоро уже он отбил у монголов весь юг Китая, основал государство У и объявил себя царем. Чжу Юаньджан выбрал очень удачный момент: на севере монголы были заняты войной за престол. В этой усобице победил Аюсидахра, а Тоган-Тэмур, ожидая, что войско У подойдет к его столице, решился на бегство. Что он, собственно говоря, и сделал — бежал со всей своей семьей сначала в Шаньду, потом в Джехол, а войско китайцев вошло в оставленную столицу практически без боя.
Шел 1368 год. Чжу Юаньчжан сел на престол, объявил себя императором, основал новую династию, которую мы знаем как Мин. Это была чисто китайская династия, Чжу Юаньджан принял имя У Хун. А последний император монгольского Китая скончался через два года в Джехоле. Династия Юань угасла.
Дом Толуя, конечно, продолжал существовать и дальше, никуда он не исчез. Просто монголы более не были императорами Китая. Китай они потеряли. Никуда не делись из самого Китая и простые монголы. Они там давно завели семьи, усвоили китайские обычаи — словом, за короткое время стали в культурном отношении китайцами. Бежать им было некуда. Они и остались на земле, которую считали своей родиной. Но монгольские сановники, проигравшие войну за Китай, вынуждены были из него уйти. Так что Китай был владением монголов примерно 100–150 лет (для разных областей Китая цифра разная). За это время под монгольской властью мелкие государства вынужденно слились в одно. Так, желая владеть безраздельно завоеванной землей, монголы сплотили народ этой земли и помогли ему создать сильное национальное государство. А потомки Толуя вернулись туда, откуда пришли: на север, в земли, которые никогда не были китайскими.
Среднеазиатские владения
Хан Кайду, который воевал с Хубилаем, внуком Толуя, принадлежал к ветви Угедея. В 1269 году он сделал то же, что и Берке в 1256 году: Берке тогда объявил независимость от великого хана Золотой Орды, а Кайду объявил независимость от хана земель Маравеннахра и Семиречья. С этими землями, которые он считал своими, граничили земли джагатаидов и джучидов.
Формально великие ханы имели над ними власть, фактически никакой власти у них не имелось. За три десятка лет, прошедших со смерти Великого Хана, непомерно выросшая империя монголов стала разваливаться на отдельные владения. Историю одного такого владения — имперского Китая — мы только что рассмотрели.
Аналогичный процесс шел и во всех других землях, завоеванных монголами. Причем это разделение владений происходило при усилении ориентации на ислам. Хан Берке официально назначил ислам государственной религией Золотой Орды, что с ужасом было воспринято вассальными ему русскими и грузинскими князьями. Некоторые исследователи считают, что ислам стал государственной религией Золотой Орды только при хане Узбеке, но это не так. Просто при Берке мы видим начало процесса, а при Узбеке — его завершение. Потребовалось три ханских правления, чтобы ислам в Золотой Орде укрепился и набрал силу.
Но почему же тогда принятие ислама Золотой Ордой относят к хану Узбеку?
Скорее всего — из-за предания, которое рассказывает, как хан Узбек выбрал для своего улуса правильную веру.
«На четырех святых, — повествует это предание, — которые были из святых того времени, снизошло от Аллаха Всевышнего [такое] откровение: „Подите и призовите Узбека к исламу!“ И по велению Аллаха Всевышнего пришли они к двери [ставки] Узбек-хана, сели за внешней чертой его куреня и стали творить молитву.
Такое рассказывают предание. Показывали хану неверные колдуны и неверные жрецы такое чудо. Приносили они с собой на маджлис[38] к [Узбек-]хану [мед] в жбане и устанавливали [его. Прилаживали затем к жбану] змеевик и подготавливали чаши. Мед сам скапливался в змеевике и сцеживался в чашу, и чаша сама двигалась к тому человеку. Колдунов этих и жрецов своих почитал хан за своих шейхов, сажал [их] рядом с собой и воздавал [им] большой почет и уважение. И вот однажды, когда пришли те [святые мусульмане] и сидели, творя молитву, [Узбек-]хан как обычно устроил маджлис. Пришли вместе [с ним и] шейхи его и все расселись. Как [и] ежедневно, принесли они с собой мед в сосуде. Принесли они [также] и установили змеевик и чашу.
Прошло порядочно времени, но мед ни скапливался как обычно в змеевике, ни сцеживался в чашу. Сказал [тогда Узбек-]хан этим шейхам своим: „Почему же на этот раз мед задерживается?“ Ответили шейхи его: „Пришел, верно, куда-то сюда магометанин. Его это признак“. Хан приказал: „Ищите по куреням, и если будет магометанин — приведите!“
Вышли мулазимы [39] и когда проверили по куреням, то увидели, [что] за внешней чертой [ханского] куреня сидели, опустив низко головы, четыре человека чужой внешности. Спросили мулазимы: „Вы кто такие?“ Ответили те: „Отведите нас к хану [Ивот] пришли они. Остановился взгляд хана на них. [И] как только увидел он их, возникли в сердце его склонность к ним и любовь, ибо просветил уже Аллах Всевышний сердце хана светом наставления на путь истинной веры. Спросил он: „Что вы за люди, по каким делам бродите? По какому делу [сейчас] идете?“ Ответили они: „Мусульмане мы. По велению Господа Всевышнего пришли мы, чтобы обратить вас в ислам“. Завопили в тот [же] миг шейхи хановы: „Дурные люди они! [Не разрешать] говорить [им, а] убить их нужно“. Сказал [тогда Узбек-]хан: „С какой бы стати убивать [мне их]?!Я — государь! Нет никакого мне дела до любого из вас. Буду с теми из вас я, чья вера правая. Если вера у них неправая, то почему же дело ваше сегодня сорвалось [и мед ваш] не стал перегоняться?! Устройте же спор. Тому из вас подчинюсь я, чья вера окажется правой“.
[И] затеяли спор друг с другом эти два общества. Долго галдели и ссорились они. Наконец порешили на том, что следует им выкопать два танура, раскалить каждый из них, [спалив] десять арб саксаула, войти в один танур кому-то из колдунов, в другой — одному из этих [святых], и быть правой вере того, кто не сгорит и выйдет [целым и невредимым]. На том и порешили.
Наутро выкопали два громадных танура и раскалили [их], собрав на дрова саксаул. Один предназначили для колдунов, другой — для мусульман. Святые эти почтительно уступали друг другу: „Кто же из нас войдет [в танур]?“ Одного из них звали Баба Тукласом. Все тело у него сплошь было заросшим волосами. Сказал он: „Мне позвольте, я войду, [а] вы радейте обо мне“. Благословили его святые эти. [Еще] сказал тот Баба: „Принесите кольчугу мне“. Когда принесли кольчугу, надел он ее на тело нагое и направился к тануру, возглашая память Аллаху Всевышнему.