От многого, что он видел, ему становилось дико. От войны — тоже. Конечно, он знал, что рано или поздно ему придется вести войны, но первые опыты были удручающими.
Сразу после смерти отца ему пришлось вести войну с другими претендентами, поспешившими воспользоваться юностью Бабура. Вот почему тому пришлось отвоевывать свое наследство.
Наследными землями Бабур считал также и самый совершенный город его земли — Самарканд. Но Самарканд еще при жизни Абу Са’ид мирзы был отдан его старшему сыну Султан Ахмед мирзе, затем перешел его сыну Султан Махмуд мирзе, а после Султан Махмуд мирзы государем сделали Байсункар мирзу.
В 1496 году Байсункар вынужден был сражаться с мятежниками-тарханами. Бабур находился тогда в Андижане.
«Байсункар мирза повел войско к Бухаре против Султан Али мирзы. Когда он приблизился к Бухаре, Султан Али мирза и беки-тарханы построили войско и вышли. Произошла небольшая стычка. Победа осталась на стороне Султан Али мирзы, Байсункар мирза понес поражение. Ахмед Хаджи бек и еще некоторые хорошие йигиты[62] попали в плен. Большинство их убили. Ахмед Хаджи бека бесславно умертвили в отмщение за кровь Дервиш Мухаммед тархана.
Султан Али мирза шел по пятам за Байсункар мирзой до Самарканда. Весть об этом в месяце шаввале[63] пришла к нам в Андиджан. Мы тоже, мечтая о Самарканде, четвертого числа того месяца повели войско в поход. Три-четыре месяца мы осаждали Самарканд с трех сторон.
Ходжа Яхья, прибыв от Султан Али мирзы, завел речь о союзе и согласии. В то время все крепости, горы и равнины, кроме одного Самарканда, переходили под наше начало. В конце месяца первого раби (27 ноября 1407 г.) я остановился в арке, в Бустан-Сарае. По милости всевышнего господа область и город Самарканд стали нам доступны и подвластны».
К этому времени Байсанкур и Бабур разделили между собой земли предков, но особая борьба шла за Самарканд. Бабуровы войска стояли у города семь месяцев.
«Когда после семимесячной осады мы с большими трудами взяли Самарканд, — писал он, — впервые вступили туда, то воинам попала в руки кое-какая добыча. Кроме одного Самарканда, все прочие области [уже раньше] подчинились мне или Султан Али мирзе; эти покорившиеся области не подобало грабить, да и как можно было бы что-нибудь добыть из местностей, подвергшихся такому опустошению и разорению?[Скоро] добыча воинов иссякла; при взятии Самарканда город был до того разорен, что [жители] нуждались в семенах и денежных ссудах. Как получить оттуда что-нибудь? По этим причинам воины терпели большие лишения, а мы ничего не могли им доставить. Стосковавшись к тому же по своим домам, они начали убегать по одному, по двое. Первым, кто сбежал, был Хан Кули, за ним — Ибрахим Бекчик. Моголы сбежали все до одного, потом Султан Ахмед Танбал тоже убежал. Чтобы успокоить эту смуту, мы послали Ходжу Кази [к Узун Хасану], так как Узун Хасан держал себя по отношению к Ходже с большой преданностью и уважением. Ходжа по соглашению с Узун Хасаном должен был подвергнуть некоторых беглецов наказанию, а некоторых отослать к нам. Но возбудителем смут и подстрекателем беглецов ко злу был, видимо, сам этот неблагодарный Узун Хасан; все они после ухода Султан Ахмед Танбала явно и откровенно проявили ко мне враждебность».
Недовольство в войске кончилось для Бабура печально: ему пришлось-таки отдать Самарканд. Дело в том, что противники обложили Андижан, где находилась и мать Бабура, и поскольку он считал, что, имея Андижан, всегда можно вернуть Самарканд, то вышел из города и отправился с союзными монголами отбирать Андижан. В руках Бабура Самарканд находился сто дней. Надо ли говорить, что Самарканд тут же был захвачен? А Бабур, подойдя к Андижану, обнаружил, что город сдан.
Город сдали ровно в тот день, когда войско Бабура вышло из Самарканда. Причиной столь неприятных дел была неожиданная болезнь Бабура. Внезапно он… онемел. В Самарканде тогда находился воин из Андижана, который, вернувшись в свой город, доложил так: «У государя отнялся язык; ему в рот капают воду с ваты». Прибыв с такого рода сообщением, он клятвенно подтвердил его перед Али Дустом.
Али Дуст находился у ворот Хакана. От таких слов он лишился твердости и, призвав врагов, заключил с ними договор и условие и сдал крепость. Бабур даже поверить не мог, что нукер не умышлял дурного, он называл его «лицемерным, неблагодарным, ничтожным человеком», хотя вполне может статься, что тот и не был виноват: увидев своего правителя в бедственном состоянии, он мог решить, что дни Бабура сочтены. Но благодаря этой ошибке Бабур потерял вдруг и Самарканд, и Андижан. Попытки взять оба города были безуспешны, пришлось возвращаться в Ходжент. Только в 1499 году он вернул Андижан.
Полтора месяца спустя «Хусрау шах, вознамерившись повести войска на Балх, вызвал Байсункар мирзу в Кундуз и выступил к Балху. Дойдя до Убаджа, Хусрау шах… схватил Байсункар мирзу и его беков и накинул на шею Байсункар мирзе веревку. Было десятое мухаррама, когда он сделал мучеником такого даровитого царевича, полного достоинства, украшенного личными заслугами и высоким происхождением. Из его беков и приближенных Хусрау шах тоже некоторых убил».
После смерти Байсункара Бабур снова решил идти на Самарканд. Для этого он заключил мир с Джехангиром. Мирный договор предполагал следующее: «…области на Ахсийской стороне реки Ходженда отойдут к Джехангиру, а области на Андиджанской стороне отойдут ко мне. Узгенд, когда оттуда уйдут их люди, они тоже припишут к нашему дивану. Когда определят границы наших владений, мы с Джехангир мирзой вместе пойдем на Самарканд. Как только столичный город Самарканд будет завоеван и покорен, я отдам Андиджан Джехангир мирзе».
Бабур двинулся с войсками на Самарканд, но за город тем временем шла война у тогдашнего самаркандского правителя Султан Али мирзы и претендующих на город монголов, мирзе удалось отбить монгольское войско. Улучив удачный момент (дележку земель в стане противника), Бабур подошел к Самарканду. Тут-то и выяснилось (Бабур дошел уже до Кеша), что Самарканд перешел к другому хозяину — Шейбани-хану. Город был сдан на условии, что Шейбани-хан возьмет в жены мать Султан Али-мирзы. Бабур был в ярости.
«После того как узбеки взяли Самарканд, — рассказывал он, — мы направились из Кеша в сторону Хисара. Самаркандские беки во главе с Мухаммед Мазид тарханом двинулись за нами вместе с женами, семьями и родичами. Когда мы остановились на поляне Чилту в Чаганиане, самаркандские беки во главе с Мухаммед Мазид тарханом, отделившись от нас, ушли и стали нукерами Хусрау шаха. Мы лишились своей столицы и страны; куда нам идти, где нам стоять — неизвестно!»
С таким настроением он лег спать, и во сне ему явился Ходжа Убайд Аллах. Во сне Бабур чувствовал себя страшно виноватым, что не оправдал надежд Ходжи. Но, когда он прощался с Ходжей, тот приподнял его над землей. Проснувшись, Бабур истолковал сон так, что нужно идти на Самарканд и брать его боем. Ему это действительно удалось: он взял Самарканд. Ему было 19 лет. Шел 1500 год.
На короткое время земли снова стали сплачиваться под рукой Бабура. К нему вернулись Шавдар, Сугуд, Мианкал, Карши, Хузар, Кара-Кул.
«В ту зиму, — вспоминал Бабур, — наши дела сильно шли в гору, а дела Шейбани хана шли под гору. Между тем случилось одно-два события очень некстати. Люди, пришедшие из Мерва и взявшие Кара-Кул, не могли там удержаться, и Кара-Кул снова перешел во власть узбеков. В крепости Дабуси находился младший брат Ибрахим тархана по имени Ахмед тархан. Шейбани хан, придя, осадил ее. Прежде чем мы успели собрать войско, подготовиться и снарядиться, Шейбани хан взял крепость приступом и подверг всех жителей общему избиению».
К несчастью, войско Шейбани-хана было сильнее, Бабуру пришлось оставить Самарканд, оставить земли Ферганы, четыре месяца он кочевал с монгольскими ханами, потом понял, что ничего сделать не может. С горечью осознав, что родные земли навсегда уходят из его рук, Бабур направил свои силы на юг, в Кабул. Он начал планомерное и многолетнее завоевание Афганистана.
В сентябре 1504 года ему без боя сдались Кабул и Газни. Новые земли ему пришлись по душе.
«Хиндустанец то, что вне Хиндустана, называет Хорасаном, — описывал он с удивлением то, что заприметил взгляд, — также, как арабы [всё], что вне Аравии, называют Аджам. На пути между Хиндустаном и Хорасаном стоят два торговых города: один — Кабул, другой — Кандахар. Караваны из Ферганы, Туркестана, Самарканда, Бухары, Балха, Хисара и Бадахшана приходят в Кабул; караваны из Хорасана приходят в Кандахар. Кабульская область лежит посредине между Хиндустаном и Хорасаном; это очень хороший торговый рынок. Жаркая и холодная полосы области Кабула [расположены] близко друг от друга. Из Кабула можно за один день пройти в такое место, где никогда не идет снег; за два часа дойдешь до такого места, где снега никогда не становится меньше, хотя иногда бывает и такое лето, что снега [и там] не остается. В Кабульской области говорят на одиннадцати или двенадцати языках: арабском, персидском, тюркском, могольском, индийском, афганском, пашаи, параджи, гибри, бирки, ламгани. Ни в какой другой области, насколько известно, не живет так много различных племен, говорящих на разных языках. Жаркую полосу от холодной полосы отделяет перевал Бадам-Чаилме. На кабульской стороне этого перевала выпадает снег, на курук-сайской и ламганатской стороне снег не идет. Миновав этот перевал, человек видит [совсем] другой мир: деревья — другие, травы — другие, животные — другие, нравы и обычаи у жителей — другие».
Умный и наблюдательный, он не преминул разоблачить обман местных муджавиров:
«В тот год, когда я взял Кабул и Газни, разграбил Кохат, Банну, Дешт и страну афганцев, убил много народа и, пройдя через Дуки по берегу Аб-и Истада, пришел в город Газни, мне сказали, что в одном из селений Газни есть мазар, в котором могильный камень качается, едва лишь произнесут благословение пророку. Мы пошли туда и посмотрели: колебание камня было заметно. Позднее стало известно, что это хитрость муджавиров. Они приладили над могилой кольцо; всякий раз, как до кольца дотрагивались, оно