Энгер на местном наречии и по-монгольски означает одно и то же — стена, каменный ободок.
«Среди тех гор была обильная травой и здоровая (по климату) степь, — писал Рашид-ад-дин в „Сборнике летописей“. — Название этой местности Эргунэ-кун. Значение слова кун — косогор, а Эргунэ — крутой, иначе говоря, „крутой хребет“. Так что Эргене-Кун, или Эргене-Хол — это просто долина, окруженная отвесными стенами, скрытая земля монголов. И по долине, точно, протекает река Эрге-гуу-мурен. Сегодня долина называется Тунки и по ней протекает речка Иркут (Эргегуу, Эрхуу)».
Самое интересное, что именно здесь находится святыня бурятского народа — камень, имеющий название Престол Чингисхана или по-местному Чингис хаанай шэрээ.
Как пишет Ангархаев:
«…это огромный камень размером 7–8×5-6×1,5 м (высота), яйцевидный снизу, сверху плоский, имеет с одной стороны „стул-сиденье“ (камень размером 2,5-З×1,5×1 м (высота). Он лежит у самого подножия одной из вершин Саянских гор, называемой Хандагайтын Ундэр, на высоком (метров 10) отвесном берегу реки Баруун Хандагайта на довольно ровном месте.
Надо отметить, что вокруг него, ни вблизи, ни вдали нет вообще камней, либо выступающих из-под земли, либо лежащих на поверхности. От него к северу на расстоянии не более двухсот метров почти сразу стеной поднимается склон горы. Это издревле почитаемое место в Туше, связанное с именем Чингисхана и, как утверждают, с его деятельностью. Считается, что он, в самом деле, восседал на этом троне, за этим „столом“, исполняя ритуальные действия. Исключительное значение вкладывается в слово „шэрээ“ это не просто стол, а престол (хаанай шэрээ — ханский престол, хаан шэрээдээ хуугаа — хан взошел на престол, хаан шэрээхээнь буугаа или унаа — хан с престола сошел или скинули)…
Лама Лодой Базаров, бывший в новом дацане в начальной партии хувараков, рассказывал, как участвовал в первом ламаистском ритуальном действии. Правда, он говорил, что первым нашел камень лама Лошон (ширета лама), который сидел и долго изучал какой-то ксилограф, потом сказал: „Здесь должен быть престол Чингисхана“. Лошон пошел и полдня бродил по подножию гор и, вернувшись, оповестил о найденном святом месте. Ламы занялись благоустройством, просунув под камень несколько лиственничных бревен, приподняли камень с одного угла, выравнивая горизонтально, под кромками камня были найдены бараньи кости. Особенно всех удивило, что полые трубчатые кости конечностей филигранно точно были продольно разделены надвое. Это, видимо, особая ритуальная операция, но забытая позже, которая выявляла наружу костяной мозг (сэмгэ), можно предположить, что она проделывалась не всегда, а при жертвоприношениях довольно высокого ранга.
Вообще операция подобного рода имела совершенно точный смысл. Например, когда „большие роды одного происхождения в родовых делах достигали предела и должны были расходиться мирно, по договоренности, совершая обряды на обо[2]: хоринцы разбивали берцовую кость жертвенного животного надвое, если род делился на две части. Куски кости как бы завещали делиться на группы или, наоборот, объединяться в большие роды…“ „Конечно, с самим Чингисханом „престол“, вероятнее всего, не связан никак, зато с его предшественниками он имеет прямую связь: надписи VIII века нашей эры, посвященные хану тюркского каганата Кюльтегина, прославляют подвиг воинов-тюрков, прошедших по глубокому снегу через горы и разбившему енисейских киргизов“».
Китайцы тоже относили «землю исхода» монголов, или, как они записывали их имя — народа мэнгу, к нашей отечественной Сибири.
Но вот вопрос: к какой расе принадлежали эти сибирские мэнгу?
Если учесть, где расположена эта прародина, то придется принять во внимание, что в начале второго тысячелетия эта земля принадлежала жителям Хакассии, Хакассия была сильной и занимала большую территорию: на востоке хакасское государство дошло до Амура, на юге распространилось на внутреннюю Монголию вплоть до Великой Китайской стены и до Кашагала в восточном Туркестане, на западе его границей стал Иртыш, на севере — широта Новосибирска и Селенги.
И самое интересное: Хакассия имела свои города, свой язык, свою письменность, свою средневековую металлургию, торговлю, религию! Расцвет этого края как раз и пришелся на IX столетие. У этого народа была сильная армия, ему удалось завоевать степи Центральной Азии, оттеснить и подчинить себе уйгуров, взять Туву. Расцвет Хакассии приходится на IX век нашей эры. Теперь, если мы сравним священные монгольские тексты с тем, что знаем о прародине монголов, то получим следующее: где-то в IX веке или немного ранее некие сибирские мэнгу бежали от врагов в защищенную горную долину, там они прожили на протяжении 300–400 лет. Род Чингисхана вряд ли был монголоидным, или, скорее всего, — был смешанным, поскольку с мэнгу в горную самоизоляцию могли уйти или быть угнанными местные светловолосые, высокие, синеглазые жители Хакассии. Эти мэнгу из Эргене-Кун мало соответствовали нашему представлению о монголах. Конечно, трудно сказать, все ли мэнгу из долины были европеоидного типа, но одно можно сказать наверняка: среди самих жителей Хакассии были и типичные монголоиды; в одном из захоронений найден мужчина такого типа, однако… он был погребен с накладной бородой, что само по себе очень любопытно! Следовательно, чисто монгольский тип лица в этом государстве не приветствовался. Если предки Чингисхана кочевали в пределах Байкала, то среди них могли оказаться люди не монголоидного типа. Именно эта странность и вызывала всегда столько раздражения у всех, кто изучал историю чингисидов. В сказаниях о Чингисе говорится об особенном его облике, которому придаются божественные черты — те самые, что отличают европеоида от настоящего монгола.
Но ведь китайские хронисты, рассказывая о враждебных татарах, описывают их по монгольскому образцу — плоские лица, узкие глаза без бровей и ресниц, широкие скулы, практически голые подбородки, иногда с некрасивой редкой бородкой. Посмотрите на современных жителей Монголии — это точное их описание!
Но как раз род Чингиса выглядит совсем иначе.
Если Чингис тоже мэнгу, то ему должно быть похожим на сородичей.
А получается, что — нет.
Тут нам придется взглянуть попристальнее на историю рода Борчжигин — к нему-то и относился основатель великого монгольского государства.
История рода Чингисхана
Свое родословие Чингисхан вел от Борте-Чино — личности, скорее всего, легендарной.
«Предком Чингис-хана был Борте-Чино, родившийся по изволению Вышнего Неба. Супругой его была Гоа-Марал. Явились они, переплыв Тенгис (внутреннее море). Кочевали у истоков Онон-реки, на Бурхан-халдуне», — гласит Сокровенное сказание монголов. Потомок их сына Бата-Чигана в десятом поколении Добу-Мерган женился на «молодице, по имени Алан-гоа, красавице очень знатного рода, еще ни за кого не просватанной».
От мужа у нее родились два сына — Бугунотай и Бельгунотай. Но Добу-Мерган погиб, красавица более замуж не вышла, а у нее родилось еще трое сыновей.
«То были: Бугу-Хадаги, Бухату-Салчжи и Бодончар-простак. Бельгунотай и Бугунотай, старшие сыновья, родившиеся еще от Добун-Мергана, стали втихомолку говорить про свою мать Алан-гоа: „Вот наша мать родила троих сыновей, а между тем при ней нет ведь ни отцовых братьев, родных или двоюродных, ни мужа. Единственный мужчина в доме — это Маалих, Баяудаец (мальчик, которого на кусок жареного мяса выменял Добу-Мерган. — Автор). От него-то, должно быть, и эти три сына“».
Алан-гоа узнала об этих их тайных пересудах. И вот однажды весной сварила дожелта провяленного впрок барана, посадила рядом своих пятерых сыновей, Бельгунотая, Бугунотая, Бугу-Хадаги, Бухату-Салчжи и Бодончара-простака, и дала всем им по одной хворостинке, чтоб они переломили. По одной без труда переломили. Тогда она опять дала им, с просьбой переломить, уже штук по пяти хворостинок, связанных вместе. Все пятеро и хватали сообща и зажимали в кулаках, а сломать все же не смогли. Тогда мать их, Алан-гоа, говорит: «Вы, двое сыновей моих, Бельгунотай да Бугунотай, осуждали меня и говорили между собой: „Родила, мол, вот этих троих сыновей, а от кого эти дети?“ Подозрения-то ваши основательны. Но каждую ночь, бывало, через дымник юрты, в час, когда светило внутри (погасло), входит, бывало, ко мне светло-русый человек; он поглаживает мне чрево, и свет его проникает мне в чрево. А уходит так: в час; когда солнце с луной сходится, процарапываясь, уходит, словно желтый пес. Что ж болтаете всякий вздор? Ведь если уразуметь все это, то выйдет, что эти сыновья отмечены печатью небесного происхождения. Как же вы могли болтать о них как о таких, которые под пару простым смертным? Когда станут они царями царей, ханами над всеми, вот тогда только и уразумеют все это простые люди!»
И стала потом Алан-гоа так наставлять своих сыновей: «„Вы все пятеро родились из единого чрева моего и подобны вы давешним пяти хворостинкам. Если будете поступать и действовать каждый сам лишь за себя, то легко можете быть сломлены всяким, подобно тем пяти хворостинкам. Если же будете согласны и единодушны, как те связанные в пучок хворостинки, то как можете стать чьей-либо легкой добычей?“ Долго ли, коротко ли, мать их, Алан-гоа, скончалась».
Братья разделили имущество, а Бодончару, которого считали простаком, ничего не досталось. Он вынужден был покинуть родину и искать себе пропитание, пока над ним не сжалился брат Буду-Хадаги. Он отправился на поиски и нашел Бодончара, но когда они возвращались домой, Бодончар заметил, что у речки стоят какие-то люди и что мужчин так немного. Братья быстро поскакали домой, позвали на помощь остальных и напали на людей, захватили их в плен, а женщин взяли в жены. У всех братьев с годами появилось много потомков. Все они образовали свои роды и племена. Потомком Добу-Мергана и Алан-гоа из рода Борчжигин был отец Чингисхана Есигей-баатур. Тут следует обратиться к тексту хроник Рашид-Ад-Дина. У монгольских племен было очень сложное родов