В Кастилии хищение началось рано. За два с половиною года до осуждения ордена, 15 июля 1309 г., королевские грамоты объявляют, что Фердинанд IV продал ордену Алькантары за сто тридцать тысяч мараведи замок тамплиеров и местечко Капича, а также Альморчон и Гарлитас, с условием, что если орден тамплиеров будет восстановлен или Папа не пожелает передать имущество королю, то он при возвращении имений вернет полученные им деньги. Это, по всей вероятности, образчик многочисленных сделок, воспоминание о которых не сохранилось, так как мы знаем другой факт, который еще более ярко освещает хищность монарха. Из одного документа от 13 февраля 1312 г., также предшествовавшего окончательному решению Вьеннского собора, мы видим, что Васко Фернандес, магистр тамплиеров в Португалии, купил у магистра Алькантары Гонзало Переса дом в Валльетасе в Португалии за пятьдесят тысяч турских ливров. Фердинанду удалось захватить Васко и заставить Переса уплатить ему пятьдесят тысяч ливров, в получении которых он дал ему расписку по форме, обещав ему, что его не будут беспокоить по этому делу. Не прошло еще года, как король Фердинанд умер, оставив после себя наследником своего двухлетнего сына Альфонса XI.
Во время анархии, сопровождавшей регентство, мало думали об исполнении папских указов, и корона сохранила большую часть земель, конфискованных у тамплиеров, между тем как вельможам и городам удалось удержать свою часть вдоль всей границы. Некоторые владения были отданы орденам Сантьяго и Калатравы; госпитальеры же получили весьма немного. После полувекового перерыва была сделана новая попытка: в 1366 г. Урбан V приказал, чтобы до истечения двухмесячного срока все имения тамплиеров были переданы госпитальерам; но можно думать, что на это приказание не было обращено большого внимания. Однако авиньонский антипапа Климент VII утвердил в 1387 г. некоторые обмены имений, перешедших от тамплиеров, обмены между орденом госпитальеров, с одной стороны, и Сантьяго и Калатравы, – с другой.[172] Мы знаем, что Кастилия всегда особенно была независима от папства. В Португалии, как мы видели выше, все вообще имения были переданы ордену Иисуса Христа.
В Морее, где владения тамплиеров были значительны, Климент уже 11 ноября 1310 г. заявил свои права на владение ими, приказав своим администраторам, патриарху Константинополя и архиепископу Патраса, дать взаймы герцогу Афинскому Готье де Бриен все собранные суммы и все имеющие поступить в следующем году.
Таким образом без всякой борьбы была уничтожена Конгрегация, которая считалась самой гордой, самой счастливой и самой сильной в Европе. Никто не осмелился бы напасть на нее, если бы инквизиционное судопроизводство не дало в руки людей, ловких и мало стеснявшихся, необходимые средства, чтобы облечь в законную форму простой грабеж. Если я уделил сравнительно очень много места рассказу об этой трагедии, то в свое извинение я могу сослаться на то, что она прекрасно показывает, как ненадежно было положение всякого, как бы ни было высоко его положение, когда против него возбуждали обвинение в ереси, и обвинение это поддерживал могущественный св. трибунал.
Дело ученого богослова Жана Пти не представляет особого исторического интереса; но о нем следует упомянуть как о примере обвинения в ереси, служившем оружием в политической борьбе и бывшем настолько растяжимым, что оно позволяло называть ересями преступления, которые трудно было подвести под обыкновенный суд.
В царствование Карла VI королевская власть во Франции была лишь слабой тенью власти. Частые приступы безумия делали короля неспособным управлять, а ссоры принцев крови, мятежных и честолюбивых, вызывали в королевстве настоящую анархию. Особенно сильное соперничество существовало между братом короля, герцогом Людовиком Орлеанским, и его двоюродным братом Иоанном Бесстрашным Бургундским.
Общество той эпохи привыкло уже ко всякому проявлению насилия, тем не менее оно было очень взволновано, когда по приказанию Иоанна Бесстрашного герцог Орлеанский был убит на одной из парижских улиц, – убийство это было отомщено только в 1419 г., когда топор Таннеги дю Шатель расплатился за старую ненависть на мосту Монтере. Сам Иоанн Бесстрашный считал нужным найти какое-нибудь оправдание своему кровавому поступку; он обратился за помощью к Жану Пти, который прочел перед королевским двором рассуждение под заглавием Justificatio Duds Burgundiae, в котором он доказывал, что Иоанн действовал правильно и заслуживает признательности короля и народа. Составленный в условном схоластическом стиле трактат этот не был простым памфлетом, а заключал в себе доказательства, построенные на общих принципах. По любопытному совпадению лет около трехсот перед этим другой Иоанн Малый (Johannes Parvus), известный более под именем Иоанна Салюсберийского, самый выдающийся представитель цивилизации своей эпохи, в одной чисто отвлеченной работе доказывал, что тирана следует убить без всякой жалости.
По словам нашего Жана Пти, "всякий подданный или вассал может и должен совершенно справедливо убить тирана каким бы то ни было способом, в частности хитростью, несмотря ни на какую присягу или договор, не ожидая решения или приказа суда". Кончалось это смелое положение определением понятия тирана: тираном называется тот, кто старается обманом, магией или коварством лишить короля его верховной власти. Что же касается подданного или вассала, то это человек, вдохновленный привязанностью к своему королю, которого монарх должен любить и вознаграждать. Нетрудно было найти в Свящ. Писании примеры в подтверждение этого положения: таково убийство Зимри Финеасом или убийство Олоферна Юдифью; но Жан Пти пустился в спорную область, заявив, что св. Михаил не дожидался приказаний Бога и был вдохновлен только своей природной любовью к Нему, когда поразил сатану вечною смертью, за что получил самую высшую признательность на Небе.
Это не была простая защитительная речь адвоката, так как трактат был издан на народном языке и пущен в продажу. Иоанн Бесстрашный должен был сильно содействовать распространению этого трактата, который, несомненно, укрепил и без того уже убежденных людей. Эта книга погибла бы во мраке забвения, если бы лет через шесть после этого партия арманьяков, вернувшись к власти, не отыскала трактата Жана Пти, чтобы сделать из него оружие против бургундцев. Сам автор за несколько лет перед этим умер и, таким образом, избежал суда по обвинению в ереси; тем не менее в ноябре 1413 г. в Париже собралось национальное собрание для рассмотрения девяти положений, извлеченных из трактата. Епископ Парижский Жерар и инквизитор бр. Жан Поле просили магистров богословия университета высказать свое мнение; посоветовавшись, ученые торжественно осудили положение. Собор с неутомимой мелочностью разбирал этот вопрос в течение двадцати восьми заседаний; наконец, 23 февраля 1414 г., вынес решение, осуждавшее на сожжение эти девять положений как грешащие против веры и нравственности и явно соблазнительные. Решение это через два дня было достодолжным образом приведено в исполнение на эшафоте перед собором Богоматери в присутствии большой толпы, в назидание которой Бенуа Женсьен подробно изложил, как велика была осужденная ересь. Иоанн Бесстрашный принес жалобу на это решение Св. Престолу, и Иоанн XXII поручил трем кардиналам – Орсини, Аквилеи и Флоренции – рассмотреть дело и составить донесение. Таким образом, дело Жана Пти сделалось вопросом европейским; но, несмотря на вмешательство Папы, королевский указ от 17 марта приказывал всем епископам королевства сжечь осужденные положения; такое же точно приказание издал 18 марта университет; 4 июня другим королевским указом повелевалось обнародование решения; 4 декабря университет явился к королевскому двору и произнес речь по этому поводу; наконец, 27 декабря Карл VI послал письмо на Констанцский собор, прося отцов собора присоединиться к осуждению. Очевидно, из дела старались извлечь все, что возможно.
Когда 4 января 1415 г. в соборе Парижской Богоматери состоялось так надолго отложенное торжественное погребение герцога Орлеанского, канцлер Герсон произнес перед королем и двором речь, смелость которой возбудила всеобщие толки. Если верить ей, то правление герцога Орлеанского много лучше правления всех, следовавших за ним; само собой разумеется, проповедник не требовал смерти герцога Бургундского, но он просил унижения и смирения Иоанна Бесстрашного; было основание сжечь положения Жана Пти; но были еще меры, которые следовало принять, и Герсон брался поддержать это положение против всякого желающего.
Таково было настроение ума Герсона, когда он прибыл на Констанцский собор в качестве представителя галликанской Церкви. В своей первой речи, произнесенной им на соборе 23 марта 1415 г., он настойчиво требовал осуждения девяти положений. Дело Иоанна XXII, осуждение Виклефа, причастие под обоими видами и обсуждение дела Яна Гуса поглотили на долгое время внимание собора, и в отношении девяти положений меры были приняты только 15 июня. За это время Герсон нашел себе союзника в лице знатного поляка. Иоанн фон Фалькенберг написал памфлет, в котором он применял доказательства Жана Пти к убийству польских князей; архиепископ Гнезненский без труда добился от Парижского университета осуждения этого труда, а польский посланник присоединил свои усилия к усилиям Герсона, чтобы добиться осуждения обеих книг. 15 июня епископ Познанский Андрей Ласкарис предложил избрать комиссию, которая произвела бы расследование по поводу новых ересей. Имени Жана Пти не было произнесено, но все поняли, что вопрос шел об осуждении положений французского богослова, так как против был подан только один голое, а именно Мартином, епископом Арраса и послом Иоанна Бесстрашного. Этот прелат заявил, что единственной целью обвинителей было напасть на герцога, его повелителя; кроме того, он возражал против назначения кардинала Петра д'Айльи, который участвовал в комиссии кардиналов Орсини, Аквилеи и Флоренции, между тем как итальянское правительство избирало двух представителей, а духовенство Франции, Англии и Германии каждое назначало по четыре комиссара. 6 июня после объявления своего решения по делу Гуса собор осудил как еретическое и соблазнительное положение Quilibet tyrannus, которое было, в су