Собор, который Папа Иннокентий IV созвал в 1245 г. в Лионе при содействии Людовика IX, осуждает Фридриха II. Кардинал благославляет крестовый поход. "Книга деяний монсеньора Людовика Святого". XV в. Национальная библиотека. Париж.
Жан Фукс. Синод в Клермоне. XV в.
Петр Амьенский (Пустынник) напутствует крестоносцев у ворот Иерусалима. Миниатюра XIII в.
В начале 1212 года аббат из Во-Сернэ, в награду за проявленную им ревностность во время крестового похода, получил епископскую кафедру в Каркассоне, а легат Арнольд был сделан нарбоннским архиепископом вместо умершего или смещенного за бездействие Беранже. Однако Арнольд не удовлетворился архиепископским званием и стал требовать себе герцогский титул, к великому неудовольствию Монфора, который хотя и был предан всецело Церкви, тем не менее не имел ни малейшего желания уступать ей свои светские владения. Возникшее отсюда охлаждение было, по-видимому, причиной того, что Арнольд стал проповедовать новый крестовый поход по просьбе Альфонса IX Кастильского, которому угрожало наступление мавров, подкрепленный новыми полчищами, прибывшими из Африки. Хотя Арнольд знал, что Монфор очень нуждался в войске, тем не менее он во главе многочисленной армии крестоносцев перешел через Пиренеи и соединился с армиями королей Арагонии, Кастилии и Наварры. После взятия Калатравы французский отряд заявил, что он устал, и отказался идти дальше, но вечно неутомимый Арнольд остался с теми, кого мог удержать, и принял участие в знаменитой битве у деревни Навас-де-Толоза, где явившийся на небе крест поднял дух христиан и где, по свидетельству современников, было убито до двухсот тысяч мавров.
Каркассон.
Весна и осень 1212 года были свидетельницами почти непрерывного ряда успехов Монфора; владения Раймунда ограничивались только Монтобаном и Тулузой, причем последний город, переполненный беглецами, находился, в сущности, в осаде, так как засевшие в соседних замках крестоносцы производили набеги до самых городских стен. Монфор обратился через легатов в Рим с просьбой, чтобы Папа признал за ним право на вновь завоеванные им земли. Иннокентий увидел тогда, к каким печальным последствиям привели успехи его же собственной политики; он вспомнил, что Раймунд, хотя его неоднократно призывали на суд, ни разу еще не был судим и не был обвинен, а между тем он был наказан потерей почти всех своих владений.
Ответ Папы поразил всех своей неожиданностью. "Граф, – отвечал он, – был, правда, очень виноват перед Церковью, почему он и был отлучен от нее, а владения его были предоставлены первому пришедшему; но потеря большинства их является уже наказанием, и не нужно забывать, что граф, подозреваемый в ереси и убийстве легата, ни разу еще не был осужден".
Иннокентий выражал при этом удивление, почему также не были ни разу исполнены его приказания относительно того, что Раймунду должна была быть предоставлена возможность оправдаться. Без формального суда и без признания его виновным его владения не могли быть даны другому.
Необходимо назначить над ним суд, так как иначе на Церковь может пасть обвинение в обмане, потому что она продолжает пользоваться замками, данными ей только в залог. В заключение Иннокентий потребовал от легатов полного и точного отчета по делу Раймунда. Другое письмо, в том же духе, было послано Феодосию и епископу Риезскому; Папа предписывает им не манкировать своими обязанностями, как они делали это до сих пор: ясный намек на их отказ Раймунду оправдаться согласно существующим законам. В это же время Иннокентий вел длинную переписку по поводу налога с дыма и принял от Монфора в подарок тысячу марок. Все это бросает невыгодный свет на Иннокентия как на честного и беспристрастного судью.
Рафаэль Санти. Спор о причастии. 1510-1511 гг. Фрагмент.
Феодосий и епископ Риезский дали ложный ответ. Они, по их словам, неоднократно вызывали Раймунда на суд, но он и не думал оправдаться в тех преступлениях, которые он совершил против некоторых прелатов и некоторых церквей (довольно странное обвинение ввиду тех преследований, которые Раймунд постоянно терпел от Монфора). В то же время, чтобы показать, что они считаются с приказаниями Папы, они созвали собор в Авиньоне; но Авиньон был, должно быть, город нездоровый, так как многие прелаты отказались ехать туда; захворал также и Феодосий, поэтому собрание пришлось отложить. Новый собор был созван в Лаворе, укрепленном местечке, находившемся очень близко от Тулузы и бывшем в руках Монфора. По просьбе Петра Арагонского Монфор объявил перемирие на восемь дней, чтобы ничто не могло помешать собору.
Гордый своей недавней победой под Навас-де-Толоза, Петр считался в то время защитником веры, которого нельзя было игнорировать, да к тому же он выступал в качестве покровителя Раймунда и своих собственных вассалов. Его интересы в стране были настолько значительны, что он не мог оставаться безучастным зрителем образования такого могущественного владения, как владение Монфора. Завоеванные земли заселялись французами; в Пальме только что окончились заседания парламента по вопросу о введении в стране французского государственного строя; все, по-видимому, предсказывало полную перемену прежнего порядка. Петр уже послал посольство к Папе с жалобой на действия легатов, которые он считал произвольными, несправедливыми и несогласными с интересами Церкви. Он прибыл в Тулузу с твердым намерением действовать в пользу своего родственника, графа Раймунда. Приняв это решение, он заявил о верховных правах Арагонского дома над домом Тулузским, с которым недавно еще он так сильно враждовал.
Послы Петра получили от Иннокентия указ на имя Монфора, которому предписывалось восстановить все области, завоеванные не у еретиков, а Арнольду было приказано не мешать делу крестового похода против сарацинов и не затягивать обещаниями индульгенций войну в Тулузском графстве. Это вмешательство Иннокентия, поддержавшего Петра, произвело глубокое впечатление.
Все высшее духовенство Лангедока было созвано на помощь в такую критическую минуту.
Когда в январе 1213 г. в Лаворе собирался собор, Петр выступил с ходатайством, прося по отношению к лишенным имущества сеньорам скорее снисхождения, чем справедливости. Он представил акт формального отречения, подписанный Раймундом и его сыном и скрепленный городом Тулузой, и подобные же документы от Гастона Беарнского и графов Фуа и Комменжа; этими актами все названные лица уступали ему свои земли, свои права и юрисдикцию с тем, что он может применять ее по своему усмотрению, чтобы силой заставить население исполнять распоряжения Папы, в том случае, если оно будет упорствовать. Он просил, чтобы им были возвращены отнятые у них земли, как только они оправдаются перед Церковью. Если окажется невозможным судить Раймунда, то Петр предлагал, чтобы он отрекся от своих прав в пользу сына; отец со своими рыцарями должен удалиться в Испанию или Палестину сражаться с неверными, а сын должен находиться под опекой, пока не заслужит доверия Церкви. В сущности это было то же самое, что Петр уже писал Иннокентию.
Не могло быть подчинения более полного, не могло быть дано более прочных ручательств. Все эти оговорки, если бы их приняли, повлекли бы за собой уничтожение еретиков; но собравшиеся в Лаворе прелаты находились всецело во власти своих страстей, своего честолюбия и злобы; они не могли забыть испытанных ими бедствий и зла; к тому же они боялись мщения, и эта боязнь делала их глухими ко всякому предложению, клонившемуся к восстановлению мира. Для их благоденствия и личной безопасности нужно было полное уничтожение Тулузского дома.
На соборе, по своему званию легатов, председательствовали Феодосий и епископ Риезский; во главе местных прелатов стоял непреклонный Арнольд Нарбоннский. Все внешние формальности были строго соблюдены. Легаты, в качестве судей, спросили прелатов, представлявших членов судилища, должно ли допустить Раймунда доказать свою невинность. Ответ, представленный в особой записке, был отрицательный, и не только потому, что Раймунд был клятвопреступник, но и потому, что в течение последней войны он совершил много новых преступлений, убивая нападавших на него крестоносцев; что же касается тяготевшего над ним отлучения от Церкви, то оно, по мнению прелатов, могло быть снято только Папой. Прикрываясь этим ответом, легаты дали знать Раймунду, что они не могут предпринять ничего без разрешения Папы; а когда Раймунд просил у них сострадания и умолял их назначить свидание, ему холодно ответили, что это будет для обеих сторон бесполезной тратой денег и времени. Оставалось еще дать ответ королю Петру. Это приняли на себя одни прелаты без легатов, чтобы иметь возможность сказать, что дела Раймунда не касаются их, так как он сам передал их в руки легатов; к тому же его поступки сделали его недостойным сожаления.
Что касается трех других, замешанных в дело сеньоров, то на их злодеяниях остановились внимательно, а особенно на том, что они совершили великое преступление, защищаясь против крестоносцев; им объявили, что если они удовлетворят Церковь и получат от нее отпущение грехов, то их согласятся выслушать; но при этом благоразумно умолчали о том, каким путем можно получить отпущение грехов, и даже не потрудились упомянуть о предложениях Петра Арагонского.
Мало того, Арнольд Нарбоннский как легат написал королю вызывающее письмо, угрожая ему отлучением от Церкви за то, что он живет в мире с отлученными и заподозренными в ереси. Петр попросил перемирия до Троицына дня или, по крайней мере, до Пасхи, но ему отказали в этом под предлогом, что перемирие может отозваться дурно на успехах крестового похода, который продолжали проповедовать во Франции с ревностью, невольно вызывающей подозрение относительно искренности указов Иннокентия в противоположном смысле.
Это было такой пародией на суд, что все надеялись, что Папа, под влиянием могущественного Петра Арагонского, признает процесс недействительным. Феодосий и несколько епископов отправились в Рим с документами, рассчитывая пустить в ход свое личное вмешательство. Прелаты, участвовавшие в соборе, послали Папе адрес, заклиная его не прерывать столь хорошо начатого им дела, но срубить дерево под самый корень. Раймунда они описывали в самых мрачных красках. Ловко было при этом упомянуто о том, как старался он получить помощь от императора Оттона и как помог ему