данному нам Гонорием описанию печального положения католицизма в Лангедоке. Там открыто проповедовалась ересь; еретические епископы дерзко выступали против католических прелатов, и можно было опасаться, что скоро вся страна будет охвачена заразой.
Несмотря на все эти доводы, подкрепляемые двадцатой частью церковных доходов и полнейшим отпущением всех грехов, Филипп оставался глух к словам Папы и не собрался в крестовый поход; а когда Амори обратился с тем же предложением к Тибо де Шампань, то король ответил последнему, что он советует ему откликнуться на зов Амори, но ответил в таких выражениях, которые были равносильны запрещению. Если ему угодно начать дело на свой риск и страх, то король желает ему полного успеха, но сам он не может помочь ему ничем и равным образом не может освободить его от обязанностей вассала ввиду своих натянутых отношений с Англией. В июне месяце настала очередь молодого Раймунда обратиться к Филиппу-Августу, своему сеньору и родственнику; Раймунд просил у него милости и в самых почтительных выражениях умолял его вмешаться в дело, чтобы примирить его с Церковью и вернуть ему, таким образом, отнятое у него право на наследство.
По всей вероятности, Раймунд предпринял этот шаг ввиду своего плохого здоровья; он и умер вскоре после этого в августе 1222 года. Раймунд еще в 1218 году подписал свое духовное завещание; в нем он делал вклады в монастыри Тамплиеров и Госпитальеров в Тулузе, выражал желание вступить в последний орден и быть погребенным среди его монахов. В самый день своей смерти он два раза молился в церкви Дорады, но предсмертная агония была очень непродолжительна, и он уже лишился языка, когда аббат из С.-Сернена пришел дать ему последнее напутствие. Случившийся при этом госпитальер бросил на умирающего свой плащ с крестом, чтобы дать своему монастырю право похоронить графа на своем кладбище, но горячий приходский священник из С.-Сернена сдернул плащ, и над телом умирающего вспыхнул жаркий спор: аббат во все горло предъявлял свои права на труп, так как смерть произошла в его приходе; на крик его собрался народ, и он запретил ему давать хоронить тело покойного. Этот спор над бренными останками графа Тулузского тем противнее, что Церковь запретила предавать их земле, так как покойник был ее врагом. Тело оставалось непогребенным, несмотря даже на все хлопоты Раймунда VII после его примирения с Церковью, желавшего, чтобы душе его отца было дано вечное успокоение; ни к чему не привели и данные, собранные следственной комиссией, назначенной в 1247 году Папой Иннокентием IV, хотя свидетельства ста пятидесяти лиц подтвердили, что Раймунд VI был самым благочестивым и милостивым из людей и что он был всегда весьма послушным слугой Церкви. Полтораста лет останки Раймунда находились в распоряжении крыс монастыря Госпитальеров, и когда они уже пропали, то череп сохранялся еще, по крайней мере, до конца XVII века как редкий памятник старины.
После смерти отца Раймунд VII воспользовался благоприятными обстоятельствами, и Амори снова, в декабре месяце, был вынужден предложить свои права Филиппу-Августу, который снова отказался от них. В мае 1223 года блеснула слабая надежда, что король Франции предпримет крестовый поход; легат Конрад де Порто и епископы Нима, Агда и Лодева писали ему из Безье, указывая на жалкое положение страны, где города и замки ежедневно открывали ворота еретикам. Король вступил по этому поводу в переговоры с Раймундом, и дело подвинулось настолько вперед, что Гонорий писал своему легату, чтобы он позаботился об интересах епископа Вивье, когда состоится ожидаемое соглашение. Ввиду постоянных успехов ереси и индифферентизма Филиппа-Августа, казалось, что надо где-либо в другом месте искать основ для умиротворения. Нужно сказать, что деятельность болгарского Антипапы чрезвычайно воспламенила катаров: еретики из Лангедока шли к нему на поклонение и возвращались ревностными миссионерами; его наместник, каркассонский епископ Бартелеми, называвший себя, в подражание Римским Папам, слугой слуг Бога, немало и не без успеха трудился над распространением своих верований. Амори и Раймунд заключили перемирие, после чего легат созвал 6 июля 1223 года собор в Сансе, и все надеялись, что этот собор внесет умиротворение. Собор был перенесен в Париж, так как на нем пожелал присутствовать Филипп-Август; король, по-видимому, возлагал на этот собор большие надежды, так как, несмотря на мучившую его лихорадку, он поспешно отправился в свою столицу; но 14 июля он умер по дороге в Медон. Надежды Раймунда рушились: смерть короля делала собор бесполезным и сразу изменила все положение вещей.
Печать короля Генриха III Английского.
Хотя Филипп-Август засвидетельствовал свое расположение к Монфору, оставив ему по духовному завещанию тридцать тысяч ливров, тем не менее он весьма благоразумно воздержался от всякого компрометирующего шага и решительно отверг предложения Амори. Но в своей прозорливости он предвидел, что после его смерти духовенство приложит все старания, чтобы втянуть его сына Людовика в крестовый поход и что королевство останется в руках женщины и ребенка. Несомненно, только из желания предотвратить эту опасность, он так упорно стремился присутствовать на соборе, не обращая внимания на болезнь. Его предчувствия скоро оправдались: уже в сам день коронации Людовик дал легату обещание предпринять крестовый поход; Гонорий из всех сил подстрекал его, и в феврале 1224 года Людовик принял от Амори условное отречение от всех его прав на Лангедок. Таким образом, Раймунд очутился теперь лицом к лицу с самым сильным противником, королем Франции.
Положение было полно новых и непредвиденных опасностей. Не проходило месяца, чтобы Амори, доведенный до последней крайности, не покидал нескольких замков из тех, которые остались еще у него; жалованье солдатам он платил из денег, оставленных ему в наследство Филиппом-Августом. Вскоре он навсегда покинул страну, для которой он и отец его были бичом Божьим. Теперь перед Раймундом, вместо этого истощенного бесконечной войной врага, стоял пылкий молодой человек, располагавший огромными средствами, накопленными Филиппом-Августом в течение долгого царствования, и сгоравший нетерпением отомстить за старое поражение под стенами Тулузы.
Уже в феврале он написал грамоту к гражданам Нарбонны, благодарил их за верность и обещал через три недели после Пасхи войти в страну во главе армии крестоносцев, чтобы присоединить к короне все земли, утраченные Тулузским домом. В то же время Людовик не хотел быть опрометчивым: он поставил непременным условием своего выступления, чтобы Церковь гарантировала королевству внешний и внутренний мир, чтобы крестовый поход проповедовался под условием такого же отпущения грехов, как походы в Св. Землю, чтобы те из его вассалов, которые откажутся пойти с ним, были отлучены от Церкви, чтобы епископ Буржа был назначен легатом вместо де Порто, чтобы ему заранее были обещаны земли Раймунда, его союзников и всех, кто будет сопротивляться крестоносцам, чтобы Церковь давала ему ежегодную субсидию в шестьдесят тысяч парижских ливров и чтобы, наконец, ему была дана полная свобода оставаться или вернуться.
Печать короля Филиппа-Августа.
Людовик заранее решил, что эти условия будут приняты, и продолжал свои приготовления; а Раймунд между тем прилагал все возможные старания, чтобы отвести грозу. Генрих III Английский замолвил за него слово у Папы Гонория, и Раймунду посоветовали смириться перед Римом и послать туда послов; щедрость последних произвела, по-видимому, благоприятное впечатление на служителей курии.
Гонорий ответил ему милостивым посланием и обещал в качестве легата прислать Романо, кардинала С.-Анджело, чтобы он уладил дела; королю же Людовику он дал знать, что Фридрих II сделал такие выгодные предложения в случае завоевания Святой Земли, что нужно все принести в жертву этому великому плану, и что продажа индульгенций на пользу чего-либо другого в настоящее время не может быть никоим образом разрешена.
К этому Папа добавлял, что если король Франции будет продолжать угрожать Раймунду, то последний не замедлит изъявить перед ним свою покорность. В то же время были посланы особые предписания Арнольду Нарбоннскому, которому приказывалось совместно с другими прелатами оказывать давление на Раймунда и добиться от него приемлемых условий.
Людовик, справедливо возмущенный этой двуличной политикой, во всеуслышание объявил, что он умывает руки, и дал знать Папе, что римская курия может сама устраиваться с Раймундом по своему усмотрению, что он не вмешивается в богословские вопросы, но что его права должны быть приняты во внимание, и что он не позволит вводить новых поборов. В Парижском парламенте 5 мая 1224 года легат объявил недействительными индульгенции, выданные за поход против альбигойцев, и признал Раймунда добрым католиком; со своей стороны, Людовик дал объяснение, из которого видно, насколько он был возмущен поведением Церкви по отношению к нему. Во всяком случае, его военные приготовления не пропали даром: он воспользовался ими, чтобы отнять у Генриха III значительную часть английских владений на французской территории.
Грозу, по-видимому, отклонили. Теперь оставалось только договориться об условиях умиротворения страны; Раймунд был близок к окончательному падению, и от него нельзя было ожидать препятствий. 2 июня, в день Св. Троицы, он, сопровождаемый своими первыми вассалами, встретился в Монпелье с Арнольдом и епископами и торжественно заявил, что будет во всех своих владениях сохранять и поддерживать католическую веру; что он изгонит из них всех еретиков по указанию Церкви; что он конфискует все их имущество, а их самих подвергнет телесному наказанию; что он установит мир и распустит банды наемников; что он восстановит права и привилегии Церкви; что он уплатит двадцать тысяч марок в возмещение убытков Церкви и на удовлетворение Амори при условии, что последний откажется от своих притязаний и выдаст все документы, подтверждающие их.