История инквизиции — страница 79 из 146

Если инквизитор был в отсутствии или был занят, то один из них мог временно заместить его; инквизитор мог также назначить себе викарного. После реформ Климента в 1317 году эти комиссары, как и их начальники, не могли быть моложе сорока лет. Они были облечены полной инквизиторской властью, они могли вызывать, арестовывать и допрашивать свидетелей и подозреваемых, они могли даже прибегать к пытке и приговаривать к тюрьме. Вопрос, имеют ли они право приговаривать к смертной казни, был спорный, и Эмерик держится того мнения, что это право должно принадлежать только одному инквизитору, но, как мы увидим ниже, на деле Жанны д'Арк и вальденсов Арраса, это ограничение соблюдалось далеко не всегда.

Пытки инквизиции.

Упомянем еще, что, в отличие от инквизиторов, комиссары не имели права назначать вместо себя уполномоченных.[96]

* * *

Позднее, время от времени выступает еще другой член суда инквизиции, носящий звание советника. В 1370 году каркассонская инквизиция считала себя вправе назначать трех советников, которые были освобождаемы от всяких местных налогов. В одном документе 1423 года этим лицом является не доминиканец, а лиценциат прав. Несомненно, подобный советник был крайне полезен судилищу, хотя его официальное положение было неопределенно. Цангино говорит нам, что в общем инквизиторы были совершенно незнакомы с законами. В большинстве случаев это не имело значения, так как судопроизводство было в высшей степени произвольно, и редко обвиненный решался жаловаться на решение; но случалось, что жертвы инквизиции проявляли упрямство, тогда она нуждалась в советах лица, знакомого с законами и с налагаемой ими ответственностью. Эмерик всякому комиссару советует оградить себя содействием скромного адвоката, чтобы избежать ошибок, которые могут повредить инквизиции, вызвать вмешательство Папы и, быть может, лишить ею места.

Пытки инквизиции.

* * *

Так как глубокая таинственность была существенной чертой всех судебных дел инквизиции, как только упрочилось ее положение, то сделалось общим правилом, что показания и свидетелей, и обвиняемых делались обязательно в присутствии двух беспристрастных людей, не принадлежащих к инквизиции, но приносивших клятву хранить в тайне все, что услышат. Инквизитор мог для этого пригласить любое лицо по своему усмотрению. Преимущественно такими представителями общества бывали лица духовного звания, обыкновенно доминиканцы, "люди скромные и религиозные", которые должны были вместе с нотариусом подписать протокол показаний и удостоверить его правильность. Хотя об этом и не говорится ничего в наказах собора в Безье 1246 года, но показания, дошедшие до нас от 1244 года, свидетельствуют, что это уже вошло в обычай. Частое подтверждение этого правила рядом последовательных Пап, и тот факт, что оно было внесено в канонические законы, показывают, что ему придавали большое значение как средству помешать нарушению справедливости и придать всему судопроизводству вид беспристрастного. Но и в этом, как и во всем, инквизиторы переделали закон в свою пользу и, не стесняясь, отбрасывали все ничтожные ограничения, которые Папы ставили их могуществу.

* * *

В 1325 году один священник по имени Петр де Торнамир, обвиненный в принадлежности к францисканцам-спиритуалам, был приведен умирающим перед каркассонской инквизицией. Инквизитор был в отъезде. Его заместитель и нотариус в присутствии трех мирян стали брать показания, но обвиняемый умер до окончания допроса; когда он уже лишился дара слова, вошли два доминиканца и, не посмотрев на то, что показания не были закончены, скрепили их, подписавшись под ними. На основании этого неправильного суда было поднято преследование против умершего священника; но этим были затронуты интересы наследников, которые желали спасти имущество от конфискации. Спор тянулся тридцать два года, и, когда в 1357 году инквизитор попросил собрание экспертов утвердить приговор, двадцать пять юристов высказались против, и только двое – оба доминиканца – защищали его. Немного позднее Эмерик объяснил своим братьям, как обходить это правило, когда оно было стеснительно: достаточно было в конце протокола допроса засвидетельствовать присутствие двух достойных доверия лиц, после прочтения показаний допрашиваемому.

Никто из посторонних не имел права присутствовать на суде; исключение делалось в течение нескольких лет только в Авиньоне, где около половины XIII века представители магистратуры временно добились для себя и нескольких сеньоров права присутствовать при судоговорении. В других же местах повсюду несчастные, защищавшие перед судьями свою жизнь, были всецело в руках инквизитора и его креатур.

Состав судилища дополнялся нотариусом, видным и весьма уважаемым должностным лицом средних веков. Все судопроизводство инквизиции, все вопросы и ответы записывались; всякий свидетель и всякий обвиняемый были обязаны удостоверить правильность своих показаний, когда они прочитывались им в конце допроса, и приговор основывался исключительно на показаниях, добытых таким путем. Обязанность нотариуса была очень тяжелой, и иногда в помощь ему приглашались писцы; но он был обязан лично скреплять все документы. Текущие дела судилища давали груду бумаг; их все надо было переписать для архивов; кроме того, различные инквизиции постоянно обменивались копиями со своих дел, так что работы было много. Инквизитор мог и здесь потребовать бесплатной помощи любого подходящего для этого лица; но было опасно доверять ведение всех этих бумаг людям, не получившим специальной подготовки.

В первое время можно было потребовать услуг любого нотариуса, преимущественно когонибудь из доминиканцев, кто был раньше нотариусом; если не было под руками ни одного нотариуса, то вместо него можно было взять двух "скромных" людей. Подобная замена, к которой прибегали инквизиторы во время своих разъездов, часто вызывала затруднения. В городах, где происходили постоянные заседания инквизиции, нотариусом было определенное и получавшее жалованье должностное лицо. Когда Климентом V была сделана попытка реформы, то было предписано, чтобы этот нотариус давал присягу перед епископом и перед инквизитором. На это возражал Бернар Ги, указывая на то, что часто непредвиденные условия дела требуют увеличения числа нотариусов и что в тех местах, где не было общественных нотариусов, их обязанности должны исполняться компетентными лицами; часто, добавляет он, случается, что виновные вдруг сознаются, но если их показания не будут тотчас же записаны, то они берут назад свои слова и начинают искажать истину. Странная вещь – инквизитор не имел права назначать нотариуса! "Он может, – говорит Эмерик, – предложить Папе трех или четырех лиц, но назначение зависит только от Папы. Этот порядок вызывает такое недовольство среди местных властей, что инквизитор сделает умнее, если удовлетворится нотариусами епископов или нотариусами светских магистратов"[97].

* * *

Огромная масса документов, порожденная этими бесчисленными руками, составляла предмет особой заботы; ее значение было оценено с самого начала. В 1235 году был поднят вопрос о сознаниях раскаивающихся, и их стали тщательно записывать в особые специальные книги. Вскоре это вошло во всеобщий обычай; инквизиторам было приказано сохранять все судопроизводство от первого вызова в суд до приговора вместе со списком тех, кто дал присягу защищать веру и преследовать ересь. Этот указ неоднократно повторялся; кроме того, было предписано, чтобы со всех документов снимались копии и чтобы одна из них помещалась в безопасном месте или передавалась епископу. Книга Приговоров тулузской инквизиции, за период времени от 1308 по 1323 год, напечатанная Лимборхом, кончается перечнем 636 осужденных, расположенных в алфавитном порядке и распределенных по месту жительства; против каждого имени сделана ссылка на страницу, где оно упоминается, и краткое указание на наложенное на каждого наказание, а равно на все в нем последовавшие изменения. Таким образом, если должностному лицу нужно было собрать сведения о жителях какого-нибудь поселка, то он сразу мог узнать, кто из жителей находился в подозрении и какое решение было принято относительно него. Первый попавшийся пример из этой книги показывает, насколько точны и подробны были первоначальные списки. В 1316 году была приведена на суд одна старуха; было обнаружено, что в 1268 году, то есть почти полвека тому назад, она отреклась от ереси и была воссоединена с Церковью. Так как это увеличивало ее вину, то несчастная была приговорена провести остаток дней своих в тюрьме и оковах. Таким путем с течением времени инквизиция собрала огромный запас справок, которые не только увеличивали ее могущество, но и делали ее предметом ужаса всего мира. Так как имущество потомков еретиков подлежало конфискации и так как их можно было всегда признать неполноправными, то тайны семейств, столь тщательно хранимые в архивах инквизиции, давали ей возможность, когда она это находила нужным, уничтожать тысячи невинных.

Вдобавок она особенно ловко умела раскрывать предосудительные деяния предков тех, кто имел несчастье возбудить против себя ее недовольство, а по временам и ее алчность. В 1306 году во время волнений в Альби, когда королевский судья (вигье), или губернатор, стал на сторону народа, инквизитор Жоффруа д'Абли опубликовал, что он нашел в списках, что дед судьи был еретиком и что, следовательно, его внук не имеет права занимать эту должность. Таким образом, все, не только живые, но и мертвые, были в полном распоряжении инквизиции.

* * *

Стремление подделывать списки, когда нужно было поразить врага, было весьма сильно, и враги инквизиции не задумывались утверждать, что это проделывалось частенько. Брат Бернар Делисье, говоря от имени всего францисканского ордена в Лангедоке, в одном документе от 1300 года заявляет, что эти списки не только не заслуживают доверия, но что на них вообще смотрят как на подложные. Ниже мы увидим, что эти слова не были лишены основания.