[11] и баранина стала намного вкусней. В Новом Лесу никто не считает оленину жесткой, а подливку бледной.
После обеда мы разрешили девочкам устроить кукольное чаепитие с условием, что они не заставят нас, мальчиков, мыть посуду. Когда мы допивали лакричную воду из маленьких чашечек, Дикки сказал:
– Это мне кое о чем напомнило.
Мы спросили:
– О чем?
Дикки ответил сразу, хотя набил рот хлебом, в который напихали лакрицу, чтобы было похоже на торт. Нехорошо говорить с набитым ртом, даже если говоришь со своей семьей, да еще и вытирать рот тыльной стороной ладони, а не носовым платком (если платок у тебя есть), как сделал Дикки.
– Ну, помните, когда мы впервые заговорили о поиске сокровищ, я сказал, что мне кое-что пришло в голову, но я помолчу, пока все не обдумаю.
– Помним.
– Так вот, эта лакричная вода…
– Чай, – тихо поправила Элис.
– Ну пусть будет чай… заставил меня задуматься…
Но Дикки не успел сказать, о чем он там задумался, потому что Ноэль завопил:
– Давайте уже покончим с чаепитием и устроим военный совет!
Итак, мы достали флаги, деревянный меч и барабан и, пока девочки мыли посуду, Освальд бил в барабан. Но потом пришла Элиза и сказала, что у нее и без того болят зубы, и этот шум ей как нож острый. Освальд, разумеется, сразу перестал шуметь. Он никогда не отказывается выполнить вежливую просьбу.
Нарядившись в индейцев, мы уселись вокруг костра.
Дикки заговорил первым:
– Все в мире хотят денег. Некоторые люди их имеют. Люди, у которых есть деньги – прозорливые люди. Я прозорливый человек.
Дикки замолчал и закурил трубку мира. Из этой трубки мы пускали летом пузыри, и просто чудо, что она до сих пор не сломалась. Когда мы пользуемся ею, как трубкой мира, мы набиваем ее чайными листьями, но девчонкам курить не даем. Нельзя позволять девчонкам курить. Если позволять им делать то же, что делают мужчины, они слишком много о себе возомнят.
– Выкладывай, – сказал Освальд.
– Я смотрю – и вижу, что стеклянные пузырьки стоят всего один пенни… Эйч-Оу, раз ты осмеливаешься хихикать, я пошлю тебя продавать старые бутылки, и ты будешь получать сладости только на те деньги, которые за них выручишь. К тебе это тоже относится, Ноэль.
– Ноэль не хихикал, – поспешно сказала Элис. – Он очень заинтересовался тем, что ты говоришь, поэтому у него такое лицо. Успокойся, Эйч-Оу, перестань корчить рожи. Продолжай, дорогой Дикки.
И Дикки продолжал:
– Должно быть, каждый год продаются сотни миллионов пузырьков с лекарствами. Потому что на всех лекарствах написано: «Тысячи исцелений ежедневно». Если даже понимать это так, что исцелений всего две тысячи, все равно получается круглая сумма. И люди, которые продают лекарства, должны получать большие деньги, потому что маленький пузырек почти всегда стоит два шиллинга и девять пенсов, а большой – три шиллинга и шесть пенсов. А сами пузырьки, как я уже сказал, стоят намного дешевле.
– Это само лекарство такое дорогое, – сказала Дора. – Посмотри, сколько стоят конфеты в аптеке, даже мятные леденцы.
– Только потому, что они вкусные, – объяснил Дикки. – Невкусные средства дешевле. Вспомните, сколько серы вам дают на пенни, и квасцов. Мы не станем добавлять в наше лекарство всякие там аптечные вкусности.
Потом Дикки сказал, что, когда мы изобретем свое лекарство, мы напишем о нем редактору, тот поместит объявление в газете, и люди будут платить по два шиллинга и девять пенсов за маленький пузырек и по три шиллинга и шесть пенсов за большой. Когда же лекарство их вылечит, они напишут благодарственные письма, которые напечатают в той же газете: дескать, они много лет страдали и даже не мечтали о выздоровлении, но благодаря нашей мази…
Тут Дора перебила:
– Только не мазь, она ужасно грязная.
Элис с ней согласилась. А Дикки сказал, что он не имел в виду именно мазь, он собирается выпускать лекарство, которое можно налить в пузырьки. Итак, все было улажено, и мы даже не подумали, что снова начинаем бизнес. Потом дядя Альберта нам это растолковал, мы поняли и очень сожалели.
А тогда нам осталось только изобрести лекарство. Думаете, легко его изобрести, если каждый день в газетах рекламируется столько лекарств? Нет, все намного сложнее, чем вам кажется. Сначала нам пришлось решить, какую именно болезнь мы хотим вылечить. Последовала «горячая дискуссия», как в парламенте.
Дора хотела сделать какую-нибудь штуку для ослепительного цвета лица, но мы напомнили, как ее лицо покраснело и стало шелушиться, когда она умылась мылом «Розабелла», которое рекламировалось как средство для того, чтобы сделать самый темный цвет лица светлым, словно лилия. Дора согласилась, что, возможно, косметику лучше оставить в покое.
Ноэль хотел сначала приготовить лекарство, а уже после выяснить, от чего оно помогает, но Дикки воспротивился, ведь лекарств гораздо больше, чем того, чем мы болеем, поэтому лучше сначала выбрать болезнь.
Освальд предпочел бы лечить раны. Я до сих пор считаю это хорошей идеей, но Дикки сказал:
– Где ты найдешь раненых, особенно теперь, когда нет войн? Мы бы не продали и одного пузырька в день!
Освальд уступил, потому что знает, что такое хорошие манеры, к тому же торговать лекарствами придумал Дикки.
Эйч-Оу хотел средство от расстройства желудка вместо порошков, которые ему сейчас дают, но мы объяснили, что у взрослых не расстраивается желудок, сколько бы они ни ели, и он согласился. Дикки сказал, что ему все равно, какую отвратительную болезнь мы будем лечить, лишь бы мы поторопились с решением.
И тут Элис сказала:
– Это должно быть что-то самое обычное, и только одно. Не боли в спине и не сотни болезней, от которых принимают патентованный сироп. А какая болезнь самая обычная?
Мы сразу ответили:
– Простуда.
Итак, с выбором болезни мы определились.
Потом мы написали этикетку, чтобы наклеить ее на пузырек. Она получилась слишком большой для пузырька из-под уксуса, который у нас нашелся, но мы знали, что в напечатанном виде она станет маленькой. Этикетка была такая:
Лекарство от Бэстейблов. Верное исцеление от простуды, кашля, астмы, одышки и всевозможных инфекций грудной клетки. Одна доза дает немедленное облегчение. Один пузырек исцелит вашу простуду. Особенно большой пузырек за 3 шиллинга и 6 пенсов.
Закажите немедленно у изготовителей.
Чтобы избежать разочарования.
Д., О., Р., Э., Н., Г. О. Бэстейблы, Суссекс, Люишем-роуд, 150.
(Полпенни за возвращенные пузырьки)
Конечно, нашим следующим шагом стало подхватить простуду и попробовать ее вылечить. Каждый из нас рвался заболеть первым, но раз идея принадлежала Дикки, и он сказал, что не собирается отказываться от такой чести, мы ему уступили, что было только справедливо. В тот день он гулял в куртке на голое тело, а на следующее утро долго стоял на сквозняке в ночнушке. Потом мы смочили его рубашку щеткой для одежды, прежде чем он ее надел. Но все было напрасно. Нам всегда говорят, что если будешь такое проделывать, простудишься, но оказалось – ничего подобного.
Тогда мы отправились в парк, и Дикки вошел в воду прямо в ботинках и стоял, покуда хватило терпения (было довольно холодно), а мы его подбадривали. Он отправился домой в мокрой одежде – говорят, верный способ заболеть, но он и не подумал заболеть, только сильно испортил ботинки.
А спустя три дня Ноэль начал кашлять и чихать, и Дикки сказал, что это нечестно.
– Я не нарочно, – ответил Ноэль. – Ты сам должен был подхватить простуду, тогда бы она ко мне не попала.
Элис сказала, что знала с самого начала: Ноэлю не стоило в холод стоять на берегу и аплодировать, поддерживая попытки Дикки заболеть.
Ноэлю пришлось лечь в постель, а мы принялись готовить лекарства. Нам было жаль, что он заболел, но ему всегда нравилось лечиться.
Мы сделали очень много лекарств. Элис заварила травяной чай. Она купила шалфей, тимьян, чабрец и майоран и сварила их все вместе с солью и водой, а еще положила туда петрушку. Освальд уверял, что петрушка – не лекарственная трава. Ее кладут только на холодное мясо, и есть ее не надо. Попугаи гибнут, поев петрушки. Мне кажется, именно петрушка и помешала Ноэлю поправиться. Лекарство ничуть не помогло от его кашля.
Освальд купил на пенни квасцов, потому что они дешевые, и немного скипидара, который, как известно, хорошо помогает при простуде, а еще сахар и анисовое драже. Все это смешали в бутылке с водой, но Элиза выбросила смесь, обозвав ее отвратительной дрянью, а денег, чтобы купить еще что-нибудь, у меня уже не было.
Дора приготовила Ноэлю овсянку, и он сказал, что в груди уже не так хрипит, но кой толк от овсянки, ведь ее нельзя положить в пузырьки и продавать как лекарство. Продавать такое было бы нечестно, к тому же никто бы не поверил в наше снадобье.
Дик смешал лимонный сок с сахаром и добавил немного краски от красной фланели, которой Ноэль обматывал горло. В горячей воде эта фланель так красиво линяет! Ноэль принял смесь, и она ему понравилась. Сам Ноэль предложил лакричную воду, и мы ему не отказали, но лакричная вода слишком простая и черная, чтобы продавать ее в пузырьках по надлежащей цене.
Больше всего Ноэлю понравилось лекарство Эйч-Оу. Ну и глупо, потому что это были всего лишь мятные леденцы, растопленные в горячей воде и подкрашенные кобальтом, чтобы лекарство стало синим. Кобальт Ноэлю не повредил, ведь у Эйч-Оу французские краски, на их коробке написано: «Couleurs non Veneneuses». Это значит, можно без опаски сосать кисти, когда рисуешь, или даже лизать краски, если ты совсем малыш.
В общем, пока Ноэль болел, было довольно весело. В его спальне, смежной со спальней Дикки и Освальда, развели огонь, и девочки целыми днями читали Ноэлю вслух. Здоровым чтения от них не дождешься. Отец уехал по делам в Ливерпуль, а дядя Альберта – в Гастингс. Мы были очень этому рады, потому что хотели по справедливости испытать все лекарства, а взрослые слишком любят вмешиваться. Как будто мы могли дать Ноэлю что-нибудь ядовитое!