Резиденция переместилась к этому времени на другое место. На востоке новая династия неохотно вообще остается в местопребывании своих предшественников. Жители старинной столицы продолжают весьма упорно сохранять верность низвергнутой династии. Аббасиды основали Багдад, Аглабиды — Раккаду, по примеру их Убейдулла заложил в 300 или 303 (912/3 или 915/6) невдалеке от Тапсуса аль-Махдию — «город махдия». В 308 (920/1) властелин мог уже переселиться во вновь отстроенный город. Расположенная на берегу моря, новая столица была самым подходящим местом для пребывания повелителя, коего все внимание устремлено было одновременно на Сицилию и Египет. Положим, на десяток с лишним лет пришлось пока оставить помышления о вторжении в Египет. Убейдулла пришел к убеждению, что необходимо несколько выждать и дать окрепнуть молодому его государству. Поэтому все следующие годы старается он занять свои эскадры хищническими морскими набегами и приумножить награбленными богатствами казну свою. Тем временем, однако, Масала позаботился об усилении могущества Фатимидов на западе, о чем было отчасти упоминаемо нами и выше. Но как добросовестно ни исполнял свою обязанность в этом направлении глава микнаситов, оставалось еще достаточно элементов, могущих в искусных руках сделаться опасным оружием против самого же махдия. Обо всем этом повелитель своевременно получил довольно подробные сведения; так что, когда Масала пал в 312 (924) во время похода против вечно беспокойного племени Зената, приняты были немедленно же меры к возможному замещению в другом пункте потери личного влияния умершего полководца. С этой поры на западной окраине Заба воздвигнута была новая крепость Мухаммедия (ныне Мсила). Она стала главной квартирой наместника Магриба, а на место Масалы назначен был один из его подчиненных, ибн Абу’ль Афия. И действительно, можно было, по-видимому, смело положиться также и на этого старейшину микнаситов. В 313 (925) один из идрисидов взбунтовался в Феце. В короткий срок он набрал столько приверженцев, что в одном сражении даже осилил наместника. Но этот последний уже в 314 (926), положим, при посредстве измены успел снова овладеть взбунтовавшимся городом и умертвил опасного соперника. Когда же поход наследника престола, Абу’ль Касима, предпринятый через некоторую часть запада (315/6 = 927/8), не принес особенно выдающихся результатов, ибн Абу’ль Афия сумел до 319 (931) завладеть всем Магрибом, за исключением одной Цеуты, где засела кучка идрисидов. Именно это новое положение, казалось бы, столь благоприятное для Фатимидов, должно было в последние годы владычества Убейдуллы привести к довольно нежелательным осложнениям.
Могущественный Абдуррахман III, первый кордовский халиф в Испании, не мог спокойно глядеть на то, что у самых врат его государства вместо беспорядочной горсточки подданных бессильного идрисидского владеньица расположился влиятельный представитель высокопарящего рода, обладающий притом характером самым беспощадным. Уже при первом появлении Фатимидов недоверчиво следил Абдуррахман за происходившим здесь. Он помог в 305 (917/8) одному маленькому владетельному князьку Накура, прогнанному было Масалой, снова отвоевать родной свой город, а в 314 (926) войска омейяда заняли даже крепость Мелиллу, как известно, и до сих пор главный форпост испанцев в Африке. Теперь же, когда успехи Ибн Абу’ль Афин в Магрибе становились все грозней, Абдуррахман послал, недолго думая, гарнизон в Цеуту и выгнал оттуда идрисидов. Ибн Абу’ль Афия не питал особенной личной привязанности к Фатимидам. Могущественный властелин Испании, могший в каждое мгновение высадить в Цеуте большое войско, внушал ему гораздо более уважения, чем махдий, находящийся почти в 200 немецких милях от Феца. И вот в 319 (931) полководец становится в ленные отношения к омейяду. Наместник Тахерта, положим, нанес изменнику поражение, и временно предатель должен был даже покинуть Фец (321 = 933); но победоносное войско Фатимидов слишком рано очистило Магриб; уже в 323 (935) Ибн Абу’ль Афия становится снова господином на западе. Все эти события не были, однако, такого сорта, чтобы серьезно тревожить двор махдия. Но со смертью Убейдуллы это изменилось.
Ночью 14 Раби I 322 (3/4 марта 934) бывший глава тайной секты, ставший сразу властелином большого государства, испустил последний свой вздох. Кривыми путями, бессовестным применением самых ужасных средств вскарабкался он на престол. Нельзя, впрочем, отрицать, что махдий доблестно продержался на этой головокружительной высоте благодаря только своим громадным способностям, энергии и… вероломству. Спрашивалось, переживет ли сотворенное им государство кончину своего основателя, ибо как ни верен вообще расчет на глупость и суеверие толпы, тот, кто прозревает на этом свете следы высшего порядка, может с некоторого рода самоудовлетворением подмечать, что в расчетах, упомянутых выше, попадаются зачастую и порядочные прорехи. Убейдулла пользовался успехом в качестве махдия, т. е. спасителя; призванием его было положить конец безбожному и основать на земле царство Божие. Так продолжалось при его жизни — а, будучи махдием, он не мог умереть — и следовало с упованием ждать в будущем исполнения им обещанного. Теперь же скончался тот, который выступил с подобными претензиями, им, однако, не осуществленными. С течением времени Фатимиды постарались, разумеется, выпутаться и устранить вопиющее противоречие, переформировав постепенно основной свой догмат. По измененному толкованию, нужно еще ждать последнего натика, настоящего махдия. А в данную минуту нельзя было и удивляться, что немедленно же в 322 (934) появился в Триполисе «ложный» махдий, а в 323 (935), вскоре после отправленной в Геную второй экспедиции, кроме ибн Абу’ль Афин в Феце, весь Тахерт сразу охвачен был восстанием. Аль-Каим би-амр-илла «следующий Божиим велениям» — такой титул принял сын и наследник Убейдуллы, Абу’ль Касим; надо же было, понятно, вступить в конкуренцию с Аббасидами по вычурным прозвищам. Если понимать слово «Каим» в первоначальном его значении «стоящий», в таком случае новый властелин вполне заслужил свой титул. Ибо выдержке этого хотя и не всегда счастливого, но храброго и стойкого воина (управлял с 322–334 = 934–946) обязан африканский халифат своим сохранением. В самом начале, впрочем, обстоятельства не казались особенно страшными. Хотя полководец Кайма, Мейсур, осаждал с 323 (935) безуспешно в Феце Абу’ль Афию, но вскоре в 324 (936), завязав искусно переговоры с жителями этого большого города, он довел предприятие до недурного конца, поставив осажденного полководца в безвыходное положение. С оставшимся ему верным войском ибн Абу’ль Афия не мог уже сладить с Мейсуром. Разбитый наголову, принужден был он бежать за Атласский хребет в пустыню. И позже старался он тайком злоумышлять в разных местах против Фатимидов, но вскоре скончался в 327 (938/9). Владения его переданы были весьма благоразумно идрисидам (325 = 937), имевшим еще множество приверженцев в Магрибе, а со времени занятия Сеуты испанскими войсками успевшим поссориться с Омейядами. На возвратном пути от Феца Мейсур снова покорил Тахерт (324 = 936). И до такой степени Каим уверился в своих берберах, что предпринял третий поход в Египет, назначив начальником экспедиционного корпуса вольноотпущенника Зейдана. Положение дел действительно было таково, что предвещало, по-видимому, быстрый успех предприятию. Непрекращавшиеся потрясения, причиняемые борьбой с карматами, и пагубные распорядки эмиратства привели халифат при ничтожном Муктадире на край гибели. Но после долгой борьбы теперь именно достиг Мухаммед, сын Тугжда, наместничества в Сирии и Египте. Это был совершенно иного закала человек, чем все его предшественники. Поэтому едва только Зейдан временно занял Александрию, немедленно же далеко превосходящий его воинским дарованием противник заставил фатимидского полководца снова очистить город и тотчас же начать полное отступление. Каим решился собрать большие полчища, направить их снова против Мухаммеда, называвшегося с 327 (939) года Ихшидом. К счастью фатимида, готовая уже к выступлению армия еще не успела двинуться в свой дальний поход, как над головой властелина внезапно разразилась страшная буря, долгое время собиравшаяся среди полного зашитья. Абу Язид Махлад из племени Зената придерживался подобно многим другим берберам старинного учения хариджитов. Еще при Убейдулле начал он свою проповедь против махдия в непроходимых ущельях гор Аурас; здесь проживало к тому же множество хариджитов. Успех его пропаганды возрос значительно со смертью старого властелина, как бы подтверждавшей злобные выходки проповедника против обманщика. Благоприятствовало ему также немало вспыхнувшее в 325 (937) восстание в Сицилии, возбужденное самоволием и жестокостью тамошнего наместника Салима Ибн Рашида. Посланный туда Каимом Халиль Ибн Исхак, несмотря на свою непреклонную беспощадность, успел потушить бунт лишь после трехлетней ожесточенной борьбы, пролив целые потоки крови. Ужасы расправы затронули даже чересчур крепкие нервы арабских историков, отзывавшихся о них с содроганием (329 = 940). Вслед затем созрел и заговор в Африке. В 332 (943/4) Абу Язид спустился наконец с гор вместе с племенами аурас. К полчищам его примыкали всюду недовольные и сбитые с толку берберы; все это широкой волной хлынуло на восточные провинции. «Человек на осле», так прозвали начальника возмутившихся по его неизменному верховому животному, имел 60 лет от роду. Долгая и исполненная опасностей жизнь заговорщика сделала его отчаяннейшим фанатиком. Его приказания, дышавшие и без того презрением ко всему, что считается гуманным, приводились в исполнение дикими кабилами с жестокостью, превосходившей, быть может, даже самые намерения предводителя. Он направился по прямому пути к месту пребывания халифа. Бунтовщики взяли Аль-Урбус[391], Беджу, Тунис и разорили их дотла, дико свирепствуя. Чувствительное поражение, нанесенное мятежным полчищам войсками халифа, заставило предводителя их повернуть на юг. На этот раз подверглась ужаснейшему опустошению (333 = 944) Раккада и Кайруван. Ставший было на