Когда в 32 г. (653) истек срок перемирия, вся Армения находилась в страхе, ожидая повторения арабских хищнических набегов. Феодор Рештуниец поэтому предпочел отклонить угрожающую опасность добровольной сдачей. Он заключил с Му’авией договор на очень выгодных условиях для Армении; мусульманам предоставлялось лишь некоторого рода главенство над ней. Но скоро преданная Византии партия возмутилась и стала сильно теснить Рештунийца при помощи греческих войск, так что Му’авия вынужден был снова вторгнуться в страну. Полчища мусульман под предводительством Хабиба Ибн Масламы перешли опять границу, прогнали византийцев и покорили всю страну вплоть до Кавказа. В то же время из Адербейджана выступил Сельман Ибн Раби’а, также по направлению к северу; ему удалось даже через проход Дербент, между горами и Каспийским морем, проникнуть в страну хазаров, но тут он погиб со всем своим войском, истребленный дотла этим воинственным народом. Лишь немногим, и то после неисчислимых бедствий, удалось перебраться назад за Кавказские горы. Не лучше был конец другого, более грандиозного предприятия, руководимого самим муавией. Последний вздумал предпринять поход на Константинополь с моря и суши[184]. После того как адмирал его Абуль-А’вар снова покорил Кипр, возмутившийся по наущению византийцев, по окончании перемирия, арабы, правда, заняли Родос и достигли уже Халкедона, но здесь буря рассеяла их флот и потопила значительную часть военных кораблей, так что остальным пришлось вернуться назад без всякого успеха (32 = 653). Несмотря на эти неудачи, мусульмане продержались в Армении до тех пор, пока не возгорелась междоусобная война (36 = 657). Только тогда Му’авия, имея надобность во всех своих войсках, решился отказаться на время от этого ненадежного владения, а в 38 г. (658) даже вынужден был купить у императора за значительную подать многолетнее перемирие. Таким образом, и здесь на некоторое время благодаря внутренним распрям наступает застой.
В 18 г., после смерти Абу Убейды, когда наместником в Сирию назначен был Язид, Амр Ибн Аль Ас уже некоторое время осаждал Цезарею. По-видимому, ему сильно не понравилось, что прежний его подчиненный становится его начальником. По крайней мере, как передают, он сдал команду над большею частью осаждающих войск еще до прибытия Язида своему сыну, а сам во главе 3500 человек, не спрашивая согласия халифа, отправился к египетской границе. Но Омар не такой был человек, чтобы стерпеть неповиновение в какой бы то ни было форме; посланный вдогонку за своенравным полководцем вез повеление, чтоб он не двигался дальше, если не успел еще перейти границу. Но курьер догнал Амра только у Аль-Ариша, уже на Египетской земле, и потому тот мог продолжать свой поход. Он предпринял его в той надежде, что ему удастся создать себе в стране фараонов то самостоятельное наместничество, которое он потерял в Сирии. И в самом деле завоевание Египта мусульманами казалось делом не менее легким, чем покорение Сирии. Правда, именно в Египте император Ираклий положил начало своему величию, только отсюда он мог вести свою энергичную борьбу с гнусным Фокой. Но прежние симпатии населения к императору исчезли благодаря религиозным эдиктам. Представитель церковного направления двора, патриарх Кир, был ненавидим в стране строгих монофизитов; вдобавок и здесь, как и в столице, офицеры и чиновники управления делились на две враждебные друг другу партии синих и зеленых, которые всячески подкапывались друг под друга и сходились лишь в одном: в стремлении сделать жизнь населения как можно более невыносимой. Неудивительно поэтому, что вторгнувшиеся мусульмане встретили здесь еще более слабое сопротивление и еще более очевидную готовность коптского населения броситься в объятия чужестранцев, чем в соседней провинции. И конечно, в данном случае нам приходится ограничиться общим впечатлением и несколькими скудными фактами, так как несвязные и часто противоречащие друг другу известия греков, коптов и арабов не дают возможности начертать ясную и более или менее верную действительности картину.
Даже о времени похода Амра известия весьма неопределенны. Арабы относят его начало к годам 18 или 19 (639–640), к которым следует приблизительно приурочить его уже потому, что этот же полководец принимал участие в осаде Иерусалима, продолжавшейся до 17 (638)[185]. Но с другой стороны, если судить по дошедшим до нас лишь отрывками указаниям одного египетского современника, мы должны заключить, что нападение произошло годом раньше. Одно лишь несомненно, что в 19 г. (640) арабы под предводительством Амра уже сражались в Египте с греческими полководцами и что они прошли мимо малодоступной нильской Дельты в среднюю часть страны, где разграбили плодоносную равнину реки и Фаюм, находящийся в окрестностях древнего Меридова озера. Главный начальник греков, Иоанн, герцог Барки, пал в сражении, но все-таки Амру не удалось добиться решительных успехов, так как лица, стоявшие во главе военного и гражданского управления Египта, Феодосии и Анастасий, сдерживали слабые его силы с помощью значительных масс императорских войск, расположенных в Вавилоне, древнем Мемфисе[186]. Арабский военачальник вынужден был поневоле обратиться к Омару за помощью, а так как тут дело шло о чести мусульманского оружия, то халиф тотчас же послал ему 4000 человек, под предводительством Аз-Зубеира, одного из наиболее уважаемых товарищей пророка, который доселе находился в непосредственной близости к властителю в качестве доверенного лица. Почти в то же самое время прибыл в Египет и Феодор, новый главнокомандующий, посланный императором Ираклием взамен павшего Иоанна. Но Феодосии и Анастасий не были расположены делиться с ним властью и вздумали оттеснить его на задний план с помощью блестящей победы. Таким образом хитрому Амру удалось выманить их из Вавилона и разбить при Гелиополисе, где арабский полководец встретил их лишь с третью войска, так как остальные две трети были посланы в обход и ударили в тыл византийцам. Поражение неосторожных начальников оказалось полнейшее; только с великим трудом удержана была цитадель Вавилона, самый же город попал в руки мусульман (20 = 641), которые таким образом получили возможность занять некоторые округа, лежащие вверх по Нилу, а также и Фаюм. Наступили затем два года ужаснейших смятений, в продолжение которых несчастная страна переносила тягчайшие страдания. Уже с самого начала вторжения копты-монофизиты во многих областях склонились на сторону чужестранцев, врагов ненавистных им греческих владык, но другие жители все-таки считали последних более сносными господами, чем чрезмерно жадных к добыче бедуинов; таким образом, сами египтяне стали взаимно истреблять друг друга. В Александрии, куда после взятия Вавилона бежало много войска и жителей, зеленые и синие продолжали бороться, как будто в Египте не было ни одного араба, а распущенная чернь столицы пользовалась удобным случаем для неистовства и грабежа; больших усилий стоило Феодору восстановить здесь наконец спокойствие. А тут вскоре чужестранцы стали целыми толпами появляться то в Дельте, то вверх по течению реки, и хотя города нижнего Египта, лежавшие между бесчисленными рукавами реки, могли легко защищаться и против более серьезного нападения, но опустошения и бедствия распространялись повсюду. Тем не менее мусульмане не могли еще двинуться вперед; во всяком случае они должны были убедиться, что обширные укрепления Александрии не боятся никакого приступа, хотя и византийцы, с своей стороны, еще менее могли рискнуть показаться в открытом поле.
В довершение несчастий, обрушившихся на византийскую империю, 11 февраля 641 г. закончилась исполненная треволнений жизнь императора Ираклия. Хотя в последние годы, можно сказать со времени сражения при Гиеромаксе, сломанный болезнями и несчастиями, он стал лишь тенью того могучего воинственного властителя, который не раз спасал государство и вновь укреплял его необычайными победами, все же его смерть еще более ухудшила положение империи, так как послужила поводом к усилению внутренних волнений, расшатавших последние силы государства. Первый преемник Ираклия, болезненный Константин III, правда, дал знать Феодору в Александрию, что вскоре ему будут посланы новые вспомогательные войска, но когда молодой император скончался уже в мае 641 и на трон вступил Ираклион, правительство, предчувствуя угрожавшую ему революцию, сочло более благоразумным покончить раз навсегда с Египтом, чем обнажить еще более от войск резиденцию и соседние с ней провинции. В Константинополе находился тогда Кир, патриарх александрийский. По-видимому, это был человек рассудительный и очень наблюдательный, так как он ничуть не обманывал себя насчет отношения коптов как к нему самому, так и к правительству. После первых же успехов арабов он послал Ираклию донесение, в котором прямо советовал вступить в соглашение с варварами, хотя бы ценою ежегодной подати. Говорят даже, что он сам, на свой страх, обратился к Амру, чтобы узнать об условиях, которые тот намерен поставить[187]. Ираклий, как говорят, страшно рассердился, когда узнал об этом, вызвал патриарха к себе в столицу и посадил его в заключение, осыпая жестокими упреками. Теперь же, в видах собственной безопасности, Ираклион принужден был отказаться от дальнейших военных предприятий в Египте; он вызвал прежде всего из Александрии Феодора. А когда и тот, подобно Киру, высказал мнение, что наличных средств недостаточно, чтобы удержать провинцию, оба посланы были в Египет с поручением заключить мир на возможно сносных условиях[188]. 17 сентября 641 (20) они снова вернулись в Александрию; но так как тем временем вспыхнуло восстание в Константинополе и Ираклион был свергнут с престола, они не сочли возможным начать переговоры, прежде чем станут известны намерения нового правительства. Но и последнее в данный момент ничего не в состоянии было сделать для Египта. Одиннадцатилетний Констанций II окружен был со всех сторон опасностями в столице; к тому же в Италии шла война с лангобардами; итак, пришлось оставить восток на произвол судеб. Когда 25 марта 642 (17 Раби II 21) сдалась цитадель Вавилона, отчего усилилась опасность для других местностей, пока еще пощаженных, Кир завязал серьезные переговоры, и мир был заключен в октябре 642 (Зу’ль-Хиджж