В эти тяжелые годы упадка, разорения, реакции народ Италии не склонил головы и вел беспрерывную, повседневную борьбу. Но условия итальянской действительности наложили отпечаток на характер классовой борьбы. Она была стихийной, разобщенной, в ней не хватало боевого духа, энергии, инициативы. Отрицательно сказывались политическая раздробленность, чужеземный гнет, наконец, католическая реакция.
Политический строй
XVI–XVII вв. представляют собой новый этап и в политическом строе итальянских государств. Города-государства и синьории прежних веков превратились в территориальные княжества. В основе этих изменений лежит постепенная экономическая консолидация отдельных провинций, начавшаяся еще задолго до рассматриваемого времени. В Италии, где единый внутренний рынок не образовался, подобная консолидация по провинциям являлась промежуточным этапом от экономической раздробленности средневековья к национальному рынку нового времени. Из-за длительной задержки экономического развития страны промежуточный этап был преодолен лишь в XIX в.
По своему политическому устройству большинство итальянских государств превратилось в абсолютистские княжества. Только Венеция, Генуя и Лукка остались республиками.
Типичный пример абсолютистского княжества — Тосканское великое герцогство. Не внеся никаких изменений в существовавшую в начале XVI в. государственную структуру, великие герцоги лишили его учреждения всякой самостоятельности. Выборность должностных лиц превратилась в фарс, а сами должности из почетных — в источник дохода. Истинная власть сосредоточивалась в руках великого герцога и его обширного чиновничьего аппарата. "Нет у нас другого обычая, кроме нашей воли", — говорил Козимо I. Централизаторские тенденции во внутренней администрации, суде и финансовом аппарате сочетались с протекционистской политикой. Все это дало известные положительные результаты в смысле экономического и политического сплочения великого герцогства. Но успехи оказались кратковременными.
Дело в том, что политика правительства не отличалась последовательностью. Тенденция к сплочению княжества в единое целое сочеталась с политикой, сохраняющей монопольное положение его столицы. Положительные результаты протекционистской политики были вскоре сведены на нет тяжелым финансовым прессом, собственным участием государя в торговле, политикой откупов, введением монополий и т. д. Финансовые потребности правительства явно шли вразрез с возможностями маленького государства.
Огромные денежные средства требовались не только для содержания чиновничьего, полицейского аппарата и вновь созданной постоянной армии, но и для содержания пышного двора, о роскоши которого в начале XVII в. с удивлением говорил французский путешественник дю Валь[569].
Абсолютистское княжество, выжимавшее из народных масс все соки, служило прежде всего нуждам феодальной аристократии. Ее представители занимали высокооплачиваемые должности при дворе и в армии. Ради них был создан духовно-рыцарский орден Сан-Стефано, им раздавались феоды, титулы и привилегии. Ни о каком уравнении всех жителей перед законом, которым так восхищаются буржуазные историки Анцилотти, Панелла и др., в действительности не может быть речи. Указывая на колонну со статуей Справедливости, флорентийцы говорили с усмешкой: "Справедливость вознесена столь высоко, что бедный народ не может ее достичь"[570].
Аналогичное положение сложилось в Савойе. Однако здесь положительные результаты экономического и политического сплочения более заметны, так как оно позволило некогда отсталому герцогству догнать наиболее развитые государства Италии и прочно занять среди них одно из первых мест.
Чем меньше княжество, тем более нелепым выглядел пышный двор, принявший испанский этикет и соперничавший с дворами Мадрида, Парижа и Вены, громоздкий чиновничий аппарат и самодержавная политика мелкого государя.
В условиях экономического упадка, ослабления буржуазии и территориальной узости итальянские княжества не смогли играть той положительной роли, которую играли абсолютистские государства Франции или Англии. Некоторые успехи, достигнутые ими на начальном этапе существования в смысле политического и экономического сплочения, не получили дальнейшего развития из-за феодальной реакции, выразителем которой становилось само правительство. В мелких государствах реакционные черты княжеского абсолютизма выступали особенно резко.
На области испанского подчинения распространилась абсолютистская политика мадридного правительства, осуществляемая миланским губернатором и вице-королями Неаполитанского королевства и Сицилии. Функции миланского сената сводились всего лишь к регистрации решений короля, парламент в Неаполе не созывался с 1542 г.
В Миланском герцогстве местная знать была верной опорой испанских правителей, но на Юге Италии последние сталкивались с яростным сопротивлением баронов, которые желали отказаться от своей политической самостоятельности. Причем бароны выдавали себя за защитников национальных интересов, ловко прикрывая этим узкоклановые корыстные цели. Однако испанские власти сумели компенсировать баронов за утрату некоторых политических вольностей, поддерживая их социальный статус. Сговор между испанцами и баронами осуществлялся за счет народных масс.
Римские папы в качестве светских государей правили по образцу остальных итальянских правителей. Но вся их централизаторская и протекционистская политика не давала сколько-нибудь заметных результатов. Феодальная вольница не прекращалась, государственный аппарат становился все более громоздким и все менее действенным. Это объясняется не только отсталостью экономики и слабостью буржуазии, но в значительной степени спецификой Папского государства как центра международной церковной организации. Огромные богатства, стекавшиеся со всех концов католического мира, сделали Рим притягательной силой для всех, кто искал легкой наживы. За счет государства жили не только прелаты, родственники пап и чиновники, но и финансисты всех мастей. Благодаря жесткой финансовой политике доходы казны со времен Пия V (1565–1572) до Климента VIII (1592–1605) удвоились, и все же она была постоянно пуста, так как эти доходы заложили еще до того, как их стали получать. Нигде система откупов и продажи должностей не была так развита, как в Папском государстве, нигде так не процветала коррупция. В конце XVI в. Т. Боккалини писал, что "все кардиналы хотели бы стать папами, все прелаты — кардиналами, а все придворные — прелатами"[571].
Сами папы рассматривали свое избрание прежде всего как способ обогащения собственной семьи. Так, Сикст V (1585–1590) назначил 14-летнего племянника кардиналом, а его 8-летнего брата — губернатором Борго и генеральным капитаном гвардии. Если даже временами удавалось пополнить панскую казну, то деньги шли на строительство великолепных дворцов, а государство оставалось в прежней нищете. Не случайно Боккалини считал его "наиболее несчастным во всей Италии"[572]. В этих условиях абсолютизм папы фактически превратился, говоря словами Кароччи, в олигархический режим наиболее богатых семейств[573].
В утверждавшемся столетиями республиканском устройстве Венеции никаких существенных изменений не произошло. Патрициат, сохранивший все ведущие экономические позиции, остался монополистом и в политической жизни, не допуская никаких отклонений от прежнего курса. В конце XVI и в начале XVII в. образовалась группировка так называемых "молодых" из среды менее богатых и влиятельных патрициев, связанных не столько с землевладением, сколько с торгово-промышленной деятельностью. Они желали добиться некоторого расширения рядов узкой правящей олигархии, несколько более гибкой политики, лучшего приспособления к изменившимся экономическим и политическим условиям, но натолкнулись на железную стену консерватизма. Не стремившееся к каким-либо коренным реформам движение "молодых" вскоре прекратилось само собой.
Закостенелая политика венецианских патрициев в отношении подчиненных земель в области экономики и в политической жизни была не менее реакционной, чем политика итальянских князей и существенно тормозила развитие республики.
Тем не менее для современников Венецианская республика олицетворяла принципы свободы. В начале XVI в. флорентийцы Гвиччардини и Джанотти видели в ней образец политического устройства, достойный подражания. Впоследствии ею восхищались французы Этьен де ля Боэси, Монтень и Боден. А итальянцы, мечтавшие о свободе своей родины, нередко с надеждой обращали взоры на Венецию.
Внешняя политика итальянских государств
Установление испанского владычества решающим образом повлияло на внешнеполитическое положение итальянских государств. Кончилось время, когда они могли мечтать о гегемонии в Италии. Для большей части итальянских государств задача заключалась теперь в том, чтобы защитить остатки самостоятельности или же добиться наибольшего расположения Испании. Новый почетный титул или же некоторое расширение границ за счет более слабого соседа — вот предел мечтаний большинства итальянских государей. В этом отношении успехов добился герцог Тосканы Козимо I (1537–1573), который присоединил к своим владениям Пьомбино и добился в 1569 г. титула великого герцога. В целом же политика итальянских государей была непоследовательной, их дипломатическая деятельность малоэффективной.
Из всех итальянских государств одна Савойя, прежде не игравшая сколько-нибудь значительной роли в истории Италии, сумела извлечь выгоды из создавшегося положения. Расположенная на границе Франции и испанских владений в Италии, она воспользовалась противоречиями между этими государствами и добилась возвращения всех феодов, оставшихся после 1559 г. в руках Франции и Испании, а также маркизата Салуццо.