Коммунальное законодательство, особенно в период расцвета самостоятельности коммун — в XIII — первой половине XIV в., содержало в себе немало постановлений в интересах экономического развития крестьянского хозяйства, регулировало (подчас с пользой для крестьян) их взаимоотношения с сеньорами и способствовало личному освобождению крепостных. Большое число крепостных приобрело личное освобождение в процессе становления сельских коммун и борьбы общин с феодалами.
Поэтому, хотя коммуны такого типа неправомерно причислять к чисто крестьянским организациям, нельзя отрицать, что они в значительной степени отражали крестьянские интересы. Сельские коммуны были неразрывно связаны с борьбой, классовым сопротивлением крестьян, и в их существовании многообразно отражалась эта борьба сил крестьянского сопротивления. В их рамках крестьянское хозяйство в XII–XIII вв. имело более благоприятные возможности развития. Но уже XIII и особенно XIV вв. характеризуются существенными изменениями в жизни сельских коммун. Общинные земли и участки, принадлежавшие жителям коммун, захватываются пополанами; в их руках постепенно сосредоточивается господство над коммуной (не всегда так уж важно, жили ли эти пополаны постоянно в данной коммуне или близлежащем городе), городским властям передается полнота власти над ассоциацией.
Многочисленные налоги и повинности (сверх обязательств феодальным сеньорам) способствовали разорению и обеднению многих рядовых членов коммун; сокращение общинных угодий также тяжело сказывалось на крестьянском хозяйстве, особенно в период" когда крестьяне владели лишь пахотными землями или виноградниками и были вынуждены арендовать часть луга или пастбища. Статуты сельских коммун, особенно в XIV в., весьма часто стремились урегулировать арендные отношения и споры о границах участков в пользу их новых владельцев — пополанов, опять-таки ущемляя имущественные, а порой и личные права крестьян.
Двойственность коммунального законодательства — лишнее доказательство того, что сельская коммуна — уже не всегда новый этап крестьянской ассоциации. В то же время в XIII–XIV вв. существовали мелкие коммуны с более или менее однородным социальным составом населения; наличие среди их жителей нескольких пополанов или рыцарей (milites) не меняло их характера крестьянской общинной организации, причем политика их администрации также в большей степени, чем у крупных коммун, была направлена на защиту интересов крестьянства (хотя далеко и не всегда удавалось эти интересы защитить). Подъем производительных сил и интенсификация сельскохозяйственного производства уже в X–XII и особенно в XIII–XIV вв. находились в тесной связи с ростом, а затем и расцветом средневековых городов, который в Италии имел место на одно-два столетия раньше, чем в других странах Западной Европы. Влияние города сказалось и на эволюции общины, и прежде всего ему обязаны своим возникновением сельские коммуны, именно в Италии распространившиеся в чрезвычайно широких масштабах.
Высокая степень развития товарно-денежных отношений уже в раннее средневековье обусловила в Италии своеобразие и многих других сторон эволюции аграрного строя. Специфическим путем происходило в Италии развитие феодальной земельной ренты. Денежную ренту уже в VIII — начале IX в. платили около половины крепостных-массариев в Луккском епископстве (по данным полиптика) и столько же зависимых держателей монастыря св. Юлии в Брешии. Еще больший процент денежной ренты (до 80 %) характеризует держания по договору, и прежде всего либеллярные, в Средней Италии VIII–X вв., несколько меньший — 70 % — в Северной Италии. Особенно частым являлся денежный чинш в середине IX–X в. Судя по данным отдельных грамот Средней Италии, удельный вес денежной ренты вырос в середине IX–X в. по сравнению с VIII–IX вв. примерно в 6 раз[125].
Правда, денежная рента, как и барщина, еще относительно редко встречалась в чистом виде (главным образом в либеллярных и эмфитевтических договорах, заключаемых зажиточными крестьянами или мелкими вотчинниками). Обычно сочетались натуральная и денежная, отработочная и натуральная ренты, барщина и денежный чинш, реже — три вида ренты. Барщина (в чистом виде и в сочетании с другими видами ренты) встречалась уже тогда на землях либелляриев и иных категорий крестьян, держащих участки по договору, довольно редко (примерно на ⅙—⅓ держаний).
Однако крепостные крестьяне были обязаны барщиной гораздо больше (36 % manentes по полиптику Лукки и около 50 % либелляриев, альдиев, manentes, сервов, liberi comendati по полиптику св. Юлии в Брешии). Барщина подчас достигала значительных размеров: более 60 % барщин по данным полиптика Лукки и около трети по данным полиптика св. Юлии в Брешии составляли более трех дней в неделю.
Барщинный труд крестьян применялся на основных сельскохозяйственных работах: посеве, косьбе, жатве, обработке господских виноградников, корчевке и расчистке леса, сборе желудей и каштанов, заготовке дров и доставке их в поместья сеньора. Зависимые держатели нередко выполняли и извозную повинность, доставляли свои оброки, а также другие продукты на господский двор, в указанные вотчинником места, в порты. Еще сравнительно велики были размеры домена (в монастыре св. Юлии в Брешии величина поместий порой значительно превышала площадь держаний, хотя в Луккском епископстве уже в VIII–IX вв. наблюдается иная картина). В X в. в либеллярных грамотах Луккской округи мы по существу уже не встречаем следов полевой барщины, а упоминания о домениальных землях также становятся исключительно редкими. Извозная же повинность сохраняется еще несколько веков и принимает все более широкие размеры.
В VIII–X вв. рента продуктами наличествовала приблизительно у 70 % крепостных крестьян, держания которых описаны в полиптике Лукки. На землях крестьян-либелляриев, как мы видели, уже в VIII–X вв. первое место занимал денежный чинш. Натуральная же рента в Средней Италии на либеллярных держаниях составляла примерно ⅓ платежей, в Северной Италии — около половины (обычно там сочетались натуральные платежи с денежными). Как и среди крепостных в Лукке, рента продуктами господствовала у зависимых держателей монастыря св. Юлии в Брешии (90 %).
Уже тогда часть оброков натурой (прежде всего вина и зерна) шла на продажу в близлежащие города и даже другие области Италии. Именно в города, где располагались административно-хозяйственные центры вотчин, или в порты, к местам стоянки судов, "куда придут господские суда", предписывалось крестьянам обычно доставлять оброки, а не на более близкие к ним господские дворы. Среди компонентов натуральной ренты в Средней Италии первое место занимало вино, затем оливки и зерновые. Крестьяне-либеллярии вносили оброки зерновыми редко, хотя те же зерновые весьма часто платили епископу Лукки крепостные.
В Северной Италии, напротив, главная роль принадлежала зерну (практически оно шло с каждого держания), второе место занимало вино, значительный удельный вес составляли лен и овощи. Величина оброков была немалой: почти половине крепостных и зависимых крестьян, плативших ренту натурой, приходилось доставлять половину полученного в их хозяйстве вина (испольщина зерном была распространена значительно реже, чаще всего крестьяне уплачивали фиксированную ренту зерновыми, что не исключало, разумеется, того, что и в этом случае она подчас могла составлять половину урожая). Если к этому добавить, что приблизительно такое же число крестьян наряду с уплатой половины вина или зерна несло и полевую барщину в размере 2–3 дней в неделю, можно сделать вывод, что в VIII–X вв. в Средней и Северной Италии существовала прослойка среди крепостных и иных категорий зависимых крестьян, положение которой было весьма стесненным.
В процессе феодализации к середине IX–X в. основная часть свободных общинников-аллодистов превратилась в зависимых держателей. Либеллярии и некоторые иные категории держателей в Северной Италии в большей степени (и в большем числе) сохранили личную свободу, чем их собратья в Средней Италии. В то же время в весьма стесненном экономическом и социальном положении, будучи даже фактически прикреплена к земле (уход с держания карался очень высоким штрафом и приводил к потере не только недвижимого, но и движимого имущества), оказалась большая прослойка по существу крепостных держателей — массарии, колоны, manentes. В их число входили многие разорившиеся свободные общинники, поселившиеся на земле вотчинника-феодала в результате заключения либеллярного договора, условия которого оказались такими, что эти либеллярии по существу ничем не отличались от державших землю по обычаю массариев. Подобная прослойка либелляриев-массариев особенно характерна для Средней Италии VIII–X вв.
Наряду с этой группой зависимых держателей существовали полностью лишенные личной свободы сервы, в ряде случаев не столь далеко ушедшие от своих римских предков. Правда, они уже в большинстве своем держали землю вотчинника и тем самым постепенно сближались с массариями, но юридически находились на самой низшей социальной ступени: сервов можно было покупать, продавать и обменивать без земли, сеньор имел на них полную и неограниченную собственность как на какую-либо вещь; дети от брака серва на свободной женщине, как правило, становились сервами. Сервы несли более значительную барщину, порой ее размеры устанавливались по желанию вотчинника. В промежуточном положении между массариями и сервами находились альдии, иногда выполнявшие и специфические обязанности (доставка приказов вотчинников), но в большинстве своем также сидевшие на наделах.
Сохранялись и свободные аллодисты, мелкие и средние собственники своих участков; прослойка их была еще относительно велика в X в. и даже позже, о чем свидетельствуют свободно производившиеся ими многочисленные продажи, покупки, дарения собственных земель.