Южноитальянская деревня не была кучевой: дома, как правило, были разбросаны на довольно обширной территории, усадьбы перемежались с пашнями, виноградниками, садами. Каждый дом и участок имели доступ к дороге: государственной или общинной. Местами еще уцелели античные дороги.
Центром каждого держания был крестьянский двор с деревянным домом, колодцем, винным погребом. Около двора располагалось гумно, на котором молотили зерно, за домом разбивался огород. Иногда рядом находился сад; часто фруктовые деревья росли в огороде, на дворе, в винограднике и даже на пашне. В усадьбах изредка имелись хлев, сеновал, овчарня, свинарник. Зерно хранилось в особых ямах.
На окраине деревенской территории располагались хутора. Там жили те крестьяне, которые получали в аренду заброшенные земли и должны были пустить их в обработку, насадить виноградники, сады и пр. Впрочем, они могли сами не жить на хуторе, а послать туда зависимых от них людей; последние обрабатывали эти земли, окружали их изгородью, чтобы уберечь от потравы скотом. Арендаторам вменялось в обязанность строить на передаваемой им земле дом. Часто им предоставлялось право по окончании срока договора разобрать дом и увезти бревна с собой.
Жители каждой деревни составляли общину, игравшую в Южной Италии очень важную роль как в хозяйственной жизни, так и в борьбе крестьян с феодалами.
Заняв в I–V вв. часть Южной Италии, лангобарды селились здесь отдельными деревнями, почти не смешиваясь на первых порах с римскими мелкими землевладельцами. Как и на Севере, они осели кровнородственными объединениями. Даже в источниках VIII–IX вв. иногда встречается термин "кондома" (condoma), обозначающий большую семью, или домовую общину, являющуюся пережитком родового строя. В некоторых грамотах имеется описание большой семьи: упоминается имя главы семьи "с женой, сыновьями, дочерьми, невестками и внуками"[146]. Большие семьи, фигурирующие в грамотах, входят в состав дарений церкви или являются объектом тяжб между феодалами. Таким образом, речь идет о больших семьях (охватывающих родственников трех поколений), которые уже утратили свою свободу, хотя и сохранили совместное хозяйство. Они переходят к новому владельцу в полном составе вместе с землей, на которой они сидят, со всем движимым и недвижимым имуществом. Прямых сведений о кондомах крестьян, исстари сохранивших свою свободу, нет. Очевидно, отдельные большие семьи свободных крестьян-аллодистов также уцелели, пока не распались на малые. Можно предположить, что в VIII–IX вв. свободных кондом было меньше, чем больших семей зависимых крестьян: факторы, разлагавшие внутрисемейные связи, должны были действовать эффективнее в отношении свободных кондом, члены которых, сообща владея аллодиальной собственностью, могли распоряжаться ею и делить ее. Постепенно все большие семьи, представлявшие собой пережиток родового строя, распались на малые; показательно, что термин "кондома" (в дальнейшем исчезнувший) в это время изредка переносится и на малую семью.
Об интенсивно происходившем в IX–X вв. процессе распада большой семьи свидетельствуют многочисленные грамоты, оформлявшие раздел общего имущества между его бывшими совладельцами — братьями, дядьями с племянниками, двоюродными братьями. Раздел семейной собственности между свободными мелкими крестьянами производился весьма точно: один из совладельцев проводил новые границы, а второй (или остальные, если их было несколько) выбирал себе долю по своему усмотрению. При наличии ряда участков нередко дробился каждый из них — для того, чтобы выделившиеся индивидуальные владельцы получили поля, виноградники, оливковые рощи и сады одинакового качества.
Важно отметить, что подчас разделу подвергалась не вся недвижимость; некоторые объекты оставались в совместной собственности родственников, которые назывались в грамотах совладельцами (sortifices). Но даже в том случае, если члены бывшей большой семьи делили недвижимое имущество целиком, экономическая связь между этими людьми не порывалась окончательно. Например, если кто-либо из них намеревался продать выделенные ему некогда земли, у остальных участников раздела сохранялось право предпочтительной покупки земли "по справедливой цене"; лишь в случае их отказа собственник мог продать землю третьим лицам.
Родственники продолжали играть важную роль в жизни общинников. Они принимали участие в различных юридических процедурах: являлись соприсяжниками, нередко в судебных процессах истец или ответчик выступали не только от своего имени, но и от лица всех своих сородичей и совладельцев. В ранний период община еще не получила вполне оформленной организации. Однако она обладала важными экономическими функциями, связанными с совместным пользованием общинными угодьями.
До X–XI вв. жители римских деревень, по-видимому, не были объединены в общины. Здесь давно уже исчезли общины, ведущие свое начало от доримских времен, а воздействие институтов, принесенных с собой лангобардами, не являлось до их слияния с местным населением настолько сильным, чтобы возродить общину в среде италийских мелких собственников и зависимых крестьян.
В X–XI вв. начинается новый, более высокий этап в развитии общины. В это время вотчинники, стремясь освоить пустующие земли, стали привлекать на них пришлых людей. Уход крестьян из старых деревень означал полный разрыв с отживавшими большесемейными связями — на новом месте формируются, разумеется, территориальные общины. Они имеют смешанный этнический состав: сюда переселяются как римляне, так и лангобарды. Если в X в. наряду с этими новыми общинами существовали общины, которые вели свое начало с поселения лангобардов и нередко сохраняли архаичные черты, то в XI в., когда в основном завершилось слияние римской и лангобардской народностей, они также изменили свой состав и характер: соседские связи почти полностью вытеснили родственные и в старых общинах.
Церковные и светские феодалы иногда давали переселенцам особые хартии, в которых оговаривались относительно льготные условия поселения на их земле пришлых крестьян. Подобный путь формирования новых общин характерен как для византийских, так и для лангобардских областей. Так, например, было на землях монастыря Волтурно. Сарацины во время набегов подвергли страшному опустошению его территорию, поэтому аббаты приступили в широких масштабах к поселению на обезлюдевших землях крестьян, "И поскольку, — пишет хронист о первой половине X в., — в те времена в этой местности почти не было жителей и лишь изредка можно было увидеть путника или земледельца… аббат стремился привлечь из графства Вальва людей…, которых он определил жить, работать и обрабатывать землю этого монастыря"[147]. Сохранились письменные соглашения с группами лиц — первые поселенческие хартии. Пришлым людям предоставлялась такая территория, какую они в состоянии будут обработать, и определялись повинности за землю. Иногда крестьян обязывали жить не в деревне, а самим построить крепость или поселиться в уже возведенном укреплении. Так образовывались новые поселения деревенского типа, подчас обнесенные крепостными стенами, жители которых создавали общины. Много крепостей было основано во второй половине X — первой половине XI в. на территории аббатства Монте Кассино, предпринимавшего те же меры, чтобы возродить свое хозяйство после опустошительных нападений сарацин в X в. Так создались особо благоприятные условия для усиления общин на территории этого могущественного монастыря.
Появляются хартии, которых добились у Монте Кассино жители крепостей Трайетто (1061 г.) и Суйо (1079). В отличие от коллективных арендных договоров, в основном не выходивших за экономические рамки, в этих хартиях впервые ограничивается власть сеньора над общиной. В них не только фиксируются поборы, взимаемые с крестьян, но и подтверждается право крестьян на их движимое и недвижимое аллодиальное имущество. Крестьяне ограждаются от произвола сеньора: согласно хартий Трайетто, никто не может заставить держателей вступить в брак помимо их воли; согласно привилегии, данной Суйо, дочери крестьян получают гарантию, что они не будут обращены в рабство за какие-либо преступления. Обе общины добились известной степени самоуправления.
Каковы же были в Южной Италии общинные распорядки? Очень важное значение для крестьян имело пользование общинными угодьями — лесами, пастбищами, заболоченными землями, реками, водоемами. Это объяснялось нуждой в пастбищах и лесах в связи с большим удельным весом скотоводства в общем составе хозяйства. Кроме того, в лесах собирали хворост, рубили сухостой, а иногда и строительный лес — для постройки домов, изготовления деревянных частей плугов и других сельскохозяйственных орудий и пр. Некоторое экономическое значение могла иметь и охота в общинных лесах. Немалую ценность, особенно в Апулии, представляли принадлежавшие общине воды.
Земельные участки отчуждались всегда вместе с правом пользования угодьями — "лесами, реками, дорогами, пастбищами, деревьями, горами и долинами". Таким путем новые собственники этих участков (светские или церковные феодалы, реже — зажиточные крестьяне или горожане) также становились совладельцами общинных земель. С самого начала процесса феодализации сеньоры начали наступление на общинные угодья, одновременно с захватом крестьянских наделов. Приобретение вместе с крестьянскими участками права пользования неподеленными угодьями облегчало феодалу их частичное или полное присвоение в дальнейшем. Переход к сеньору права собственности на общинные земли выражался в том, что он требовал с крестьян особых поборов — herbaticum (herba — трава) за пастбища, glandeaticum (glandes — желуди) за выпас свиней в лесу, aquaticum (aqua — вода) за право брать воду в реках и источниках. Однако община столь энергично отстаивала свои земли, что захватить их целиком феодалам не удалось.