виде "статутов капитана", независимо от "статутов подеста"). Основные проблемы выносились па совместные заседания городских и пополанских советов, что давало купцам и ремесленникам явный перевес.
Это был переворот, с которым можно сопоставить по важности лишь само возникновение коммуны. Фигура подеста сохраняла административное, но потеряла политическое значение. Совершился переход к капитану. Такова схематическая суть изменившейся итальянской ситуации. Реальная картина поражает, однако, пестротой. Разнообразие и "перепад" социально-экономических уровней на протяжении XIII в. резко усугубились. Соответственно увеличилось несовпадение форм и темпов политического развития. Пополанская коммуна — явление менее распространенное, чем коммуна аристократическая. Если через консулат и подестат прошли все или почти все города, то с пополанской республикой дело обстоит несколько иначе. Условием ее прочного триумфа были мощные цехи. Часто это условие запаздывало или отсутствовало.
Если в Милане или Болонье пополаны стали господами положения еще во второй четверти XIII в., а в большей части Тосканы — в 50-е годы, то в Ареццо капитанат появился в 1308 г. и притом безуспешно. В Перудже капитанат возник с 1250 г., в Губбио — с 1258 г., но в обоих умбрийских городах "малая коммуна" кратковременно победила лишь в XIV в. А Феррара не знала ее никогда. В Анконе пополаны достигли победы в 1342 г. и вскоре испытали разгром. В Падуе капитанат установился в результате восстания в 1279 г., но послужил (как и в Мантуе или Вероне) ступенькой к тирании. Сказалась относительная слабость цехов в Северо-Восточной и Средне-Восточной Италии (Марка Тревизо, Марка Анкона, Умбрия, Абруццы, а также Кампания). Появление разнородных ранних синьорий крайне усложнило и без того сложную политическую карту Италии.
Далеко не всюду классовые сдвиги в городе XIII в. отличались такой же зрелостью и определенностью, как в Парме. Первые сведения о вооруженных столкновениях пополанов и рыцарей Пармы относятся к 1242 г. Спустя два года цеховые и квартальные консулы были включены в советы коммуны, "подеста купцов" Уго провозглашен капитаном, "и народ добился всего, чего желал"[241] (et quiquid voeuit populus, in totum habuit). Вот отличный эпиграф к истории эпохи! Впрочем, пармским пополанам предстояло еще испытать императорскую осаду в 1247 г., гибеллинскую аристократическую синьорию Гиберто в 1253–1259 гг., компромиссное правление в 1265 г. двух подеста, гвельфа и гибеллина. Только в 1266 г. капитанат возродился и приобрел устойчивость, но самые трудные и ожесточенные схватки между пополанами и феодалами начались именно после прихода пополанов к власти, в конце XIII в. Поверженная пармская знать не переставала быть живучей и опасной. Не повсеместно и не сразу "народ добился всего, чего желал". Это дорогого стоило — переварить дворянство в собственном чреве, без помощи королевской власти.
Извилистым был путь и флорентийцев к тому, что хронисты называют la signoria del popolo. В первой половине XIII в. рыцари и пополаны Флоренции сражались бок о бок под гвельфским стягом против крупной феодальной знати. В октябре 1250 г. пополаны сумели самостоятельно сбросить гибеллинское иго (основная часть нобилей-гвельфов находилась тогда в изгнании) и захватили политическую инициативу. Была создана "малая коммуна".
После изгнания знати в 1251 г. был торжественно изменен герб коммуны, опозоренный гибеллинами: вместо белой лилии на красном фоне отныне над гвельфскими войсками Флоренции возвышалась красная лилия на белом фоне. И рядом со знаменем коммуны развевалось, напоминая о великих политических переменах, пополанское знамя с красным крестом на белом поле. "Народ в это время держал управление с великою верностью и любовью к своей коммуне и был победоносен"[242].
Период 1250–1260 гг. характеризуется следующими чертами.
Пополаны стали преобладающей, решающей политической и военной силой в городе, а нобилям пришлось с затаенной ненавистью уступать им. Вплоть до 1260 г. 12 старейшин-анцианов, оставаясь формально только пополанским советом, фактически будут управлять всей коммуной. Гвельфский блок дал зияющую трещину. Однако гибеллины оставались страшным врагом. Они докажут это при Монтаперти. Страшны они были, правда, уже не столько сами по себе, сколько благодаря союзникам в Тоскане, и, главное, Гогенштауфенам. Но как бы там ни было, пополаны нуждались в рыцарской гвельфской коннице, и относительное единство гвельфского блока все еще сохранялось.
В 1260 г. над Флоренцией сгустились тучи. Изгнанная знать, получив поддержку Сиены и Манфреда, приславшего ей на помощь отряд во главе с графом Джордано, вновь угрожала городу. В начале сентября флорентийское войско пришло к речке Арбия, "в место, называемое Монтаперти". 4 сентября началось сражение. Гибеллины, избежавшие изгнания и находившиеся в рядах флорентийского войска, внезапно изменили на поле битвы. "Они сами кричали: "Смерть флорентийцам!"", — с ужасом отмечает хронист[243]. Некий мессер Бокка дельи Абати подскакал к мессеру Пацци, державшему "знамя народа", и отсек мечом ему руки; флорентийцы с содроганием увидели, как их боевое знамя неожиданно рухнуло на землю. (Предатель Абати угодит потом в ледяную стужу дантовского Ада, и его коченеющую душу поэт собственноручно подвергнет неистовому истязанию, "за Монтаперти лишний раз отмщая".) 1500 пополанов было взято в плен, 2500 пали мертвыми; воды Арбии окрасились кровью.
16 сентября во Флоренцию торжественно вступили немецкие войска, а за ними — гибеллинская знать. Первое, что сделал граф Джордано, — уничтожил конституцию 1250 г. и связанные с нею порядки и учреждения. В палаццо, где раньше заседали пополанские старейшины, теперь обосновался королевский викарий.
Так очередное вмешательство внешних сил отбросило на несколько лет назад развитие Флоренции, и все нелегко доставшиеся успехи флорентийских пополанов в борьбе против "своих", местных феодалов были перечеркнуты в один день. "И по этой причине была уничтожена власть народа, длившаяся со столькими победами и величием десять лет"[244].
Спустя шесть лет, в ноябре 1266 г., пополаны снова поднялись на восстание. Ибо "народ Флоренции был движим желанием вершить свои дела без господина"[245]. Но в итоге флорентийцы получили на шею вместо немецких наемников — французских, вместо засилья гибеллинского нобилитета — засилье нобилитета гвельфского. Вскоре битва при Тальякоццо покончила с вековыми посягательствами Гогенштауфенов, лишила крупную знать самой важной опоры и тем самым открыла простор для новых противоречий. Пополанам предстояли теперь долгие годы борьбы с другой фракцией феодального сословия — с гвельфским дворянством. "Этот раздор, — говорит Макиавелли, — оставался скрытым, пока гибеллины внушали страх, но как только они были обузданы, обнаружил свою силу"[246].
Только в 1282 г. пополаны "заговорили в смелых и пламенных речах о своей свободе и об испытанных несправедливостях, и набрались такой отваги, что создали законы и порядки, которые было бы трудно поколебать"[247]. Отныне высшую исполнительную власть осуществлял приорат — избиравшийся каждые два месяца совет из шести представителей старших цехов. С июня 1282 г. до 1293 г. Калимала, судейский цех, Камбио и Лана дали по крайней мере 256 приоров из 381. Иными словами, к власти пришли представители крупной торговли, сукноделия и банковского дела. Законодательные функции находились в руках пяти постоянных советов, в которых большинство принадлежало 600 членам цехов.
Так был заложен фундамент флорентийской пополанской республики. В дальнейшем на нем воздвигались все более замысловатые надстройки. В приорате выделилась верховная должность гонфалоньера правосудия, в 1320 г. над приоратом возвысился совет "12 добрых людей", в 1335 г. возник самый высокий пост "хранителя мира" (bargello) и т. п. Государственная структура итальянских коммун отличалась чрезвычайной изменчивостью и представляла собой удивительное зрелище на фоне средневековой жизни, где столь важны обычное право, неподвижность, традиции. Тогдашняя поговорка утверждала, что "флорентийский закон держится с вечера до утра, а веронский — с утра до полудня". И впрямь, городские статуты претерпели во Флоренции с 1213 до 1307 г. семнадцать метаморфоз. Непрерывно менялась система выборов, заключавшихся во многоступенчатой жеребьевке. Вводились новые принципы налогообложения. Чеканилась новая монета. Появлялись новые советы, комиссии, должности. Причем старые обычно не успевали исчерпать себя и не упразднялись. В результате новые политикоюридические институты и процедуры наслаивались сверху. И тирания не отменяла республиканской конституции, а надстраивалась над ней. Причина: неслыханный ранее динамизм и противоречия итальянского общества. Неустойчивое равновесие пополанских и дворянских сил, зигзаги политической борьбы, недоверчивость и хитроумие партий, восстания и компромиссы — все оставляло рубцы и шрамы на теле коммунального организма.
Гибкость и подвижность этого организма вели к своей противоположности. Государственная система становилась слишком громоздкой. Дробление власти должно было помешать появлению тирании, но в сущности облегчало ей путь, так как коммунальный аппарат утрачивал оперативность. Горожане искали выход в создании очередного органа, наделенного высшими полномочиями. Однако широкие полномочия требовали бдительного контроля. Узел запутывался еще больше. И все чаще его разрубал ударом меча предприимчивый честолюбец. Разумеется, этот своеобразный правовой кризис коммуны лишь отражал кризис политический. Опальный Данте едко упрекал Флоренцию: