Поиски увенчиваются живописью Джотто (1276? — 1337). Он моделирует фигуры с помощью светотени и дает им плоть; размещает их друг за другом, создавая трехмерное пространство (однако не подчиненное законам перспективы, а условно-замкнутое); заменяет абстрактный фон обобщенным пейзажем или интерьером. Современники восторгались у Джотто естественностью "подражания", но, возможно, имели в виду нечто большее. Для зрителей джоттовский предмет был непривычно достоверен, но главное не в том, что они "узнавали предмет". Они узнавали себя. Джотто не был реалистом. Это позднейшая мерка вообще не идет к делу, Джотто давал синтетическое выражение человеческих страстей сливая, как и Данте, символ и реальность. Его церковные росписи стали фактом светской культуры и внушали людям, вступившим в XIV век, что искусство самоценно. Именно эта гуманистическая концепция, а не техника воспроизведения предметной действительности позволила замечательному флорентийцу стать родоначальником новой европейской живописи.
Итак, особенно с середины XIII в., в пору появления пополанской "малой коммуны", ясно обозначились перемены, с изучения которых начинает каждый, кто интересуется генезисом итальянского Возрождения. Но характеристика интеллектуальных и эстетических веяний эпохи как "Проторенессанса" была бы неизбежно односторонней. Перед нами зрелая средневековая городская культура, приобретшая в итальянском климате очень ранние и заметные антикизирующие тенденции и обладающая оригинальным и автономным содержанием. Разумеется, в отношении к Ренессансу — это "Проторенессанс"; как бюргерство в отношении к буржуазии — "протобуржуазия". Ретроспективный подход правомерен, но всегда несколько выпрямляет исторический процесс. Важным оказывается не сам факт, а что он дает для исследования последующих фактов. Обнаруживая в том, что делали и создавали люди, вполне объективный смысл, о котором они, впрочем, не подозревали, легко упустить из виду иной существенный смысл — о котором не подозреваем мы. Стремясь установить, что могло значить итальянское искусство XIII в. для подготовки Кваттроченто, постараемся не проглядеть, что оно значило для современников. В художнике дорого чуткое выражение настоящего, а не "устремленность к будущему". Джотто и Арнольфо ди Камбио действительно возделали почву для Мазаччо и Донателло — и долго казались неуклюжими и наивными при сравнении со своими ренессансными преемниками. Лишь относительно недавно распространилось понимание того, что прогресс в искусстве — двусмысленная вещь и что итальянские "примитивы" нельзя оценивать на основе более поздних критериев художественного совершенства.
5. Ранний капитализм. Городские восстания XIV–XV вв.В. И. Рутенбург
Итальянский город являлся самым развитым хозяйственным и культурным центром Западной Европы. Истоками раннего развития его экономики и многогранной культурной жизни были глубокие античные традиции. Многие из итальянских городов с античных времен сохранили свои акведуки, дворцы, башни, стены, мощеные каменными плитами площади и улицы, открытые амфитеатры.
Материальное наследие античных городов — неотъемлемая часть обстановки, в которой жили многие поколения итальянской народности в средние века. Античность раскрывала себя не сразу; немало произведений искусства и архитектуры оставалось скрыто под землей, и их появление сыграет роль могучего живительного потока в эпоху Возрождения. Но каменная одежда — строения и статуи — не единственное и не решающее из того, что унаследовал итальянский средневековый город. От античности он получил искусство чеканки денег, некоторые орудия ремесла и сельского хозяйства, искусство виноградарства и садоводства, наконец, элементы товарных отношений и городской политической жизни. Все эти ростки будущего буйного цветения городской экономики и культуры в Италии IX–XII вв. не были до конца сметены ураганом варварских нашествий в эпоху великого перелома, гибели античности и зарождения средневековья. Италия, как и другие романские страны, не знала плавной эволюции при переходе к новой феодальной формации, но не знала и длительной полосы тотальной ликвидации городов и их населения. Рассматривать Италию IV–VI вв. как tabula rasa и в экономике, и в политической жизни можно лишь по отношению к старой рабовладельческой системе в целом. Уже в VIII–IX вв. происходит значительное укрепление хозяйственной основы итальянского города, а в X–XII вв. он сбрасывает иго сеньора и становится коммуной, сила которой была испытана в успешно завершившейся к концу XII в. многолетней борьбе с полчищами германских феодалов Фридриха Барбароссы. Крестовые походы способствовали расширению хозяйственных связей итальянских городов, превративших их торговлю в масштабах XIII в. в международную. Развитие коммерческой и банковской техники в рамках слаженного организма компании, появление векселя, золотой монеты отражало экономическое процветание городов-республик. Широкий размах торговли подстегивал развитие ремесла в городах и толкал его к радикальной перестройке.
Этот процесс охватывал и итальянскую деревню. XIII век — канун качественного скачка, который бесспорно можно отметить в XIV в., когда впервые в истории в стенах итальянского города появилось мануфактурное производство, первая ячейка раннего капитализма.
Политическая структура коммуны способствовала значительно более сильному развитию и расширению ремесла, чем в других странах, и организации сбыта его продукции не только в рамках города-государства, но и в масштабе региональном, а затем и международном. Широкая экспортная торговля требовала интенсификации ремесленного производства, поисков новых путей для увеличения количества товарной продукции. Такие отрасли промышленности, как сукнодельческая, в первую очередь переходят к еще более детальному разделению труда, применению в широких масштабах труда наемных рабочих, живущих на заработную плату. Так появляются первые раннекапиталистические предприятия — мануфактуры. В значительной мере этому способствует законодательная политика городов, направленная не только на организацию торговли и производства, но и на узаконение капиталистической эксплуатации, так как не только наемные рабочие, но и мелкие ремесленники фактически были лишены политических прав.
Итальянский город играл более важную роль, чем города других европейских стран.
Если в подавляющем большинстве стран Европы борьбу с феодалами вели объединенные силы королевской власти и городов, то в Италии, где короли существовали лишь номинально, город вел эту борьбу один на один. Коммуна не ограничивала свою власть городскими стенами: пестрые участки многочисленных холмов и полей, простиравшихся далеко за ее пределами, также были подчинены ей. В XII в. контадо — сельская местность с ее деревнями и замками феодалов — становится подчиненной городу территорией, что самым радикальным способом подрывает политическое могущество феодалов. Они отступают с боем: блокируют горные переходы и дороги, мешая торговому обмену, нарушают законодательные установления коммун. Это приводит к полной драматизма вооруженной борьбе пополанов с грандами — феодалами. Городские ополчения штурмуют, разоряют и сжигают замки, подвергая грандов насильному переселению в города (инурбанизация). Здесь феодалы нередко строили высокие башни и даже замки, но эти военные укрепления находились в окружении сильной коммуны и под ее бдительным контролем. Так города-коммуны сломили политическое и экономическое могущество феодалов, что к тому же способствовало ликвидации конкуренции сельского ремесла с городским и подчинению сельского хозяйства интересам города. Победа городов над феодалами способствовала росту их экономики и, в частности, перестройке ее на новых, раннекапиталистических началах.
Ранний капитализм, зародившийся в наиболее передовых центрах Италии (Флоренция, Сиена, Болонья, частично Перуджа, Милан, Венеция и др.) развивался в условиях феодального окружения. Связанный с Сиеной и Флоренцией, папский Рим широко пользовался их разветвленной банковской системой, представляя собой типично феодальный в политическом и хозяйственном отношении центр[257]. Ремесленно-торговое население римской коммуны, крайне слабое в организационно-хозяйственном отношении, не раз пыталось изменить порядки и ослабить власть папы и феодальных баронов, но неизменно терпело поражение. Так было и в XII в., когда Римская республика оказалась раздавлена, а ее вдохновитель Арнольд Брешианский — казнен. Этим же закончилась и попытка Кола ди Риенцо (как народ называл Никколо ди Лоренцо Габрини), сломить своеволие феодалов Рима в XIV в.
20 мая 1347 г. сын прачки и трактирщика, однако образованный горожанин и нотарий, Кола ди Риенцо при поддержке римских горожан захватил правительственные здания на Капитолии. Феодальные бароны, управлявшие Римом в отсутствие папы, резиденцией которой стал южнофранцузский город Авиньон, фактически лишились власти и принесли присягу Кола ди Риенцо, как народному трибуну. Кола отменил мостовые, дорожные и другие феодальные подати, обратив доходы на улучшение состояния торговли. Он выпустил монету с надписью: "Родной трибунат. Рим — глава мира". Когда феодальные бароны изменили своей присяге, городская милиция вела с ними беспощадную вооруженную борьбу, хотя в конечном итоге слабо объединенные горожане церковной стражи вынуждены были отступить, а Кола ди Риенцо пришлось бежать. Не менее показательна судьба такого политического проекта Кола ди Риенцо, как объединение городов Италии вокруг Рима: в связи с отказом отдельных городов проект полностью провалился. Такой классический центр раннего капитализма, как Флоренция, выступил против объединения, боясь ущемления своих политиче