[483]. И хотя эти надежды оправдались далеко не полностью, тем не менее наличие— пусть ограниченной — энергетической базы не могло не содействовать индустриальному прогрессу.
Наряду с прочими факторами оно сказалось, в частности, на развитии химической промышленности, отдельные отрасли которой добились в десятилетие, предшествовавшее мировой войне, значительных успехов; так, например, развернулось резиновое производство (в котором главенствовало акционерное общество Пирелли), производство химических удобрений и электрохимическая индустрия, находившаяся в основном под контролем Коммерческого и Кредитного банков.
Более медленными темпами развивалось машиностроение, которое в то время было представлено главным образом судостроением, производством железнодорожного оборудования, производством вооружения — последнее поощрялось государственными субсидиями и заказами. Но и в этой области стали возникать крупные объединения отчасти под воздействием банков (как в случае с Терни, контролировавшимся все тем же Коммерческим банком), отчасти благодаря инициативе акционерного капитала, как, например, объединения Бреда, Ансальдо и др.
Исключительным оказался путь развития автомобильной промышленности. Едва возникнув в самом конце XIX в., автомобильные компании стали стремительно расширять производство. Автомобильная «лихорадка» охватила деловой мир, буржуазное «высшее общество», туринскую знать. В автомобильных гонках, о которых, захлебываясь, сообщала печать, принимал участие даже отпрыск королевского дома, герцог Абруццский. «Всего за несколько дней, — сообщала 10 ноября 1901 г. газета «Стампа», — почти все носители княжеского титула стали владельцами машин, приобретенных у фирмы Фиат». К 1907 г. насчитывалось уже 70 автомобильных фирм с капиталом в 90 млн. лир. Итальянские машины успешно конкурировали с зарубежными автомобилями — Рено, Мерседес и др.[484]; в автомобильной промышленности Италии спустя два года ведущую роль стали играть четыре фирмы — Фиат, Итала, Спа, Ланча.
В экономике страны произошли, следовательно, существенные сдвиги, значение которых не следует, однако, переоценивать, ибо крупная индустрия современного типа, несмотря на возросший ее удельный вес, еще только создавалась. Даже в 1911–1915 гг. отрасли тяжелой промышленности производили не более 30,6 % всей промышленной продукции[485].
Большая доля промышленной продукции (59,2 %) падала на текстильную, пищевую, табачную промышленность, т. е. на отрасли, которые отличались преимущественно слабой концентрацией производства и резко отставали от технического и организационного уровня высокоразвитой индустрии.
Громадное число предприятий на деле походило скорее всего на мастерские ремесленного типа[486].
В целом же Италия оставалась страной аграрной: свыше половины населения ее занималось сельским хозяйством. Более того, отсталое, отягощенное феодальными пережитками сельское хозяйство во многом определяло состояние национальной экономики. Сохранение крупного помещичьего землевладения и полуфеодальных методов эксплуатации труда, типичное для Италии, порождало острое безземелие крестьянства. В первое десятилетие века из общего числа в 10 млн. крестьян 4,4 млн. составляли батраки, 3,2 млн. — арендаторы и испольщики и лишь 1,8 млн. — крестьяне-собственники[487].
Сельское хозяйство в большей части страны находилось в состоянии застоя. Лишь в некоторых районах, главным образом Северной Италии, укрепились крупно-капиталистические предприятия, производившие, правда, значительную часть валовой продукции и представлявшие собой, как отмечает Э. Серени, «жизненный центр сельскохозяйственного производства»[488]. Но даже эти крупные предприятия, не говоря уже о прозябавших крестьянских хозяйствах Юга, страдали от политики промышленного протекционизма, лишавшей их зарубежных рынков сбыта и вынуждавшей их в то же время приобретать изделия промышленности по искусственно взвинченным, непомерно высоким ценам. Что же касается оградительных тарифов, какими поощрялось производство зерновых культур и сахарной свеклы, то на деле они лишь ограждали интересы крупных землевладельцев, а также заправил сахарной монополии. Сохранение отживших производственных отношений в земледелии, в особенности в южных районах страны, откуда выкачивалась своего рода «колониальная дань», была оборотной стороной процесса индустриализации, охватившего почти исключительно Север. Таким образом, неравномерность экономического развития Италии, усиливавшаяся в первое десятилетие нового века, обострила возникшие ранее контрасты и противоречия: еще резче проявилась диспропорция в развитии промышленности, с одной стороны, сельского хозяйства, с другой, еще глубже обозначился разрыв в уровне развития Севера и Юга страны. «Южный вопрос» стал острейшим вопросом национальной жизни. Так, если к 1911 г. в северных районах страны была сосредоточена подавляющая часть (от 65 до 71 %) крупных предприятий, насчитывавших от 100 до 1000 и более рабочих, то в южных районах, обладавших весьма ограниченным промышленным потенциалом, по-прежнему преобладали ремесленные мастерские. И хотя в этих районах проживало до 40 % всего населения страны, лишь 9,5 % местных жителей было занято в промышленности[489]. Но и основная отрасль хозяйства — земледелие развивалась крайне медленно, а в некоторых районах даже деградировала. Показательно, что производство зерновых, в частности, редко превышало в предвоенные годы 3–5 центнеров с гектара (при отнюдь не высокой средненациональной норме в 10–11 центнеров)[490].
Отсталость южных районов проявлялась во всех областях общественной жизни: население Юга страдало от бездорожья и нехватки жилищ, от вопиющего недостатка больниц и школ. Не случайно процент смертности был здесь наиболее высоким, а число неграмотных составляло, но данным 1911 г., от 54 до 90 % местного населения[491].
Создавшееся положение было в значительной мере результатом «политического выбора» правящих групп, не только практически противившихся осуществлению серьезных мер по «возрождению» Юга, но приносивших эти районы страны в жертву процессу индустриализации Севера, о чем свидетельствовало, в частности, непосильное налоговое бремя, которое ложилось на плечи трудящихся Юга, — бремя налогов, какого не знали сравнительно более богатые районы Севера[492]. Хищнические формы эксплуатации, хроническая безработица, ибо ни отсталое земледелие Юга, ни промышленность Севера не в состоянии были поглотить «избыточную» рабочую силу, — таков был удел крестьянских масс Южной Италии, обреченных на невыносимую нужду.
Эмиграционный поток, еще в конце XIX в. принявший внушительные размеры, достиг теперь еще большего размаха. Это было подлинное бегство гонимых голодом людей, которым родина не могла обеспечить элементарных условий существования. Число эмигрантов, составлявшее в 1900 г. 352 тыс. чел., поднялось в последующий период в среднем до 600 тыс. чел. в год, а в 1913 г. достигло наивысшего предела — 872 тыс. чел. Всего за эти годы покинуло Италию свыше 8 млн. человек, причем 46,7 % составляли жители Юга страны, чаще всего навсегда оставившие родину[493]. Массовую эмиграцию — это типичное для Италии явление — В. И. Ленин связывал со своеобразным характером итальянского империализма[494], прозванного «империализмом бедняков».
Нищета трудового народа, обусловливавшая узость внутреннего рынка, сковывала движение вперед. Это сказывалось, в частности, на ходе и результатах промышленного развития страны. Так, хотя Италия в первые годы нового века по индексу прироста промышленной продукции опережала страны так называемого «старого европейского капитализма», она, однако, по абсолютным показателям все еще сильно отставала от них, а также — причем в еще большей степени — от Германии, сравнительно поздно вступившей на путь индустриализации, но стремительно вырвавшейся вперед. К концу первого десятилетия нового века, точнее — в 1911 г., Италия производила всего 400 тыс. т. чугуна и 900 тыс. т. стали (против 14,7 млн. т. чугуна и 14 млн. т. стали, производившихся Германией, и 11 млн. т. чугуна и 6,5 млн. т. стали — Великобританией)[495]. Но так или иначе в канун мировой войны экономический облик Италии был уже существенно иным, нежели в конце XIX в.
Сдвиги, происшедшие в экономическом развитии страны, повлекли за собой существенные изменения в ее социальной структуре, в расстановке классовых и политических сил. С большей или меньшей ясностью проявились в эти годы основные тенденции и течения, присущие эпохе довоенного империализма: возобладавший до кануна мировой войны буржуазный либерализм и наряду с ним реакционное течение, в фарватере которого усиливалась новая по своему характеру националистическая тенденция, далее — католическое течение и мелкобуржуазный радикализм и, наконец, завоевавшее значительные позиции социалистическое движение, отражавшее растущую силу и боеспособность рабочего класса. Переплетаясь и размежевываясь, временно совпадая в своем развитии ожесточенно сталкиваясь в непримиримой борьбе, эти разнородные политические тенденции и течения в совокупности своей и создавали политическую историю довоенной Италии, отмеченную глубокими противоречиями и острыми, подчас драматическими конфликтами.