Подъем забастовочного движения.Формирование двух течений в Итальянской Социалистической партииК. Ф. Мизиано
После бурных политических событий лета 1900 г. — поражения реакции на парламентских выборах, убийства короля Умберто I и восшествия на трон Виктора Эммануила III — в стране воцарилась атмосфера напряженного ожидания перемен, которые должны были обеспечить выход из создавшегося сложного и тревожного положения. В центре острой политической борьбы, как и развернувшейся оживленной газетной полемики, стояли кардинальные вопросы дальнейшего общественного развития страны. Не осознав подлинного смысла событий, реакционные круги требовали возврата к «сильной власти», к политике репрессий, направленной против партий «Крайней левой». Однако возврат к прошлому был уже невозможен. Об этом свидетельствовали проекты реформ, выдвигавшиеся наиболее серьезными и авторитетными политическими деятелями как либерального, так и консервативного направления. Знаменательно при этом, что каково бы ни было содержание предлагавшихся проектов, важнейшим их аспектом являлась так называемая «социальная проблема», поставленная на очередь дня ожесточенной борьбой между трудом и капиталом, — иными словами, вопрос о том, какими методами и средствами следует добиваться «социального мира». В сущности же речь шла об определении методов и форм управления страной.
С консервативных позиций на эти «требования времени» откликнулся Сидней Соинино, видный лидер правых либералов. Его программное выступление, опубликованное на страницах журнала «Нуова антолоджиа», сразу же (как и предыдущая его статья[496]) стало предметом острых дебатов и противоречивой общественной реакции.
В отличие от прежней эта статья Соннино отводила особое место реформаторской деятельности правителей, направленной к «возвышению бедных классов». Однако осью предлагаемой им программы были меры, рассчитанные на укрепление основ государственного строя, ибо «великое требование времени» Соннино видел в «организации сильного государства, управляемого сильным правительством». При этом упор делался уже не на прерогативы монарха, а на объединение в единую партию консервативно-либеральных сил, верных монархическому строю, чтобы противопоставить их блоку «народных партий»[497].
Однако призыв Соннино, встреченный с энтузиазмом в консервативном лагере, не был подхвачен теми, на кого он был непосредственно рассчитан. Отражая настроения леволиберальных кругов, Джолитти ответил на «объединительный призыв» Соннино фактическим отказом. Позиция эта не являлась неожиданной. Еще в 1899 г. Джолитти в нашумевшей речи, произнесенной им в Буска, отверг идею создания единого консервативного блока, ссылаясь на существенные разногласия, разделявшие конституционные партии. В сущности позиция Джолитти определялась иной, нежели у Соннино, концепцией политического развития страны. Джолитти исходил из убеждения, что реакционная политика была бы роковой для существующих конституционных учреждений, ибо, указывал он, такая политика «поставила бы эти учреждения на службу ничтожного меньшинства, в в то время как она восстановила бы против них самые живые, неистребимые силы современного общества, т. е. интересы наиболее многочисленных классов и чувства наиболее образованных людей…»[498].
Иными словами, речь шла о более гибкой, либеральной концепции, предполагавшей, что основным методом политического управления страной должно стать не насильственное подавление, а политическое подчинение широких социальных сил и партий гегемонии правящих классов, дабы тем самым расширить и упрочить массовую базу буржуазно-монархического строя. Важнейшим элементом этой концепции было новое, «более современное», как указывалось тогда, отношение к рабочему классу и к утвердившемуся в политической жизни социалистическому движению.
В политическом поединке с Соннино, происшедшем в эти переломные месяцы 1900 г. (как, впрочем, не раз и впоследствии), победителем вышел Джованни Джолитти. Он превосходил своего политического соперника не только решимостью и энергией «человека действия», гибкостью и способностью к тактическому маневрированию, да и к политическим комбинациям, наконец, лучшим знанием сложной механики политической борьбы и бюрократической системы власти. Сила Джолитти заключалась в ту пору главным образом в том, что среди государственных деятелей именно он яснее, реалистичнее и, видимо, глубже других представителей итальянских правящих кругов умел оценивать происшедшие в обществе перемены и — до поры до времени — инстинктивно улавливать динамику общественного развития. Эта способность лишь отчасти объяснялась свойствами его одаренной и сильной индивидуальности.
Джолитти происходил из среды пьемонтского буржуазного чиновничества, не чуждой влияниям умеренного либерализма времен Кавура. Укладом жизни семьи, воспитанием, строгим и вместе с тем в достаточной степени свободным от консервативных предрассудков, наконец, ранним вступлением на путь служебной карьеры (18 лет, завершив юридическое образование, он уже работал в министерстве юстиции) Джолитти был в большей мере, нежели многие другие политические деятели его круга, подготовлен к восприятию тех новых социальных явлений, которые несла с собой бурно развивавшаяся итальянская действительность конца XIX в. К тому же к 1900 г. он успел накопить и известный опыт политической и государственной деятельности, подкрепленный уроками политической истории других стран и примером европейских деятелей его времени, среди которых впоследствии он особо выделял Ллойд Джорджа.
Продолжая традиции пьемонтского либерализма, Джолитти вместе с тем склонен был внести в его концепции и нечто принципиально «новое». Отклонив идею единой консервативной партии, он подверг критике и предложенную Соннино программу реформ. Руководствуясь политическим расчетом, Джолитти преднамеренно нападал на социальный аспект этой программы, дискредитируя ее в глазах консерваторов за содержащиеся будто бы в ней уступки… социализму. В то же время он осуждал программу Соннино за отсутствие в ней мер, предусматривавших облегчение налогового бремени, в чем столь остро нуждались народные массы, «смиренность и долготерпение которых наполняли его (Джолитти. — К. М.) восхищением, а последствия возможного их пробуждения — ужасом»[499].
Опасаясь последствий такого «пробуждения» (причем едва ли не в меньшей степени, чем Соннино), Джолитти иным путем и иными средствами предполагал предотвратить опасности, угрожавшие существующему строю. «…Единственный путь предотвращения угроз, нависших над страной в результате всеобщего неблагополучия, а также происков реакции, — считал он, — это осуществление либеральной программы, ставящей себе целью устранить — в пределах возможного — причины недовольства посредством глубокого и радикального пересмотра как методов управления, так и существующего законодательства»[500].
Позиция Джолитти встречала сочувствие в разнообразных политических кругах, в либеральном лагере и тем более среди сторонников левых партий. Особое значение приобретало то обстоятельство, что в противовес былой позиции социалистов теперь среди них все более широкое распространение получала концепция, допускавшая взаимодействие политической партии рабочего класса с буржуазным правительством «демократического» толка.
Наметившиеся в «верхах» политические сдвиги ускоряли идейную эволюцию в рядах социалистического движения, содействуя развитию реформистской тенденции, которая, едва зародившись, уже успела к этому времени стать в партии преобладающей. Аналогичные процессы происходили и за пределами Италии, причем, как известно, в еще более резкой форме к крупных масштабах. Так, в эти же годы создание во Франции правительства «республиканской концентрации», в которое вошел Мильеран, ознаменовало собой новое, характерное для начала века явление, когда правящие классы пытались противодействовать росту рабочего движения с помощью своеобразного компромисса между либерализмом и реформизмом.
Как и в других странах, реформистская тенденция порождалась в Италии ростом экономической и политической силы буржуазии, чье влияние распространялось и на рабочее движение; ее усиливал хозяйственный подъем, суливший как будто перспективу автоматического улучшения материального положения рабочего класса; в связи с этим возникли представления, будто политическое действие масс, революционная борьба теряли если не свое принципиальное значение, то свою актуальность. В еще большей мере реформизм порождался специфической структурой рабочего класса, ряды которого непрерывно пополнялись мелкобуржуазными элементами и особенно социальным составом самой социалистической партии, в которой мелкобуржуазная интеллигенция играла весьма значительную роль. Успеху реформистской идеологии содействовали и другие причины. Сложившиеся в совместной борьбе против реакции политические связи и союзы с буржуазной демократией, одержанные в этой борьбе победы, а также избирательные успехи самой социалистической партии, рост ее численности — все эти реальные факторы порождали в определенных партийных кругах иллюзорные представления и надежды, сквозь призму которых искаженно воспринимались не только пройденный путь, но и ближайшие политические перспективы. Эти настроения еще усиливались сознанием победы, одержанной над анархизмом, отрицавшим политическую борьбу и роль политической организации. Не удивительно поэтому, что Бернштейн и Мильеран нашли последователей в итальянском социалистическом движении; более того, на идеологию итальянского социализма того времени преимущественное влияние оказали «готовые формулы», выработанные международным ревизионизмом.
«Демократические» иллюзии, увлечение сотрудничеством с