Со своей стороны, оценивая исход кампании вокруг визита царя, «Искра» писала: «Мы, русские социал-демократы, можем только радоваться победе итальянских товарищей и благодарить их за энергичную борьбу, ибо эта борьба велась главным образом в нашу пользу…»[541]
Отсрочка визита царя нанесла правительству Дзанарделли тяжкий удар. Столь очевидная внешнеполитическая неудача послужила поводом для ожесточенных атак против кабинета и самого премьера. С разных сторон, но преимущественно справа, правительство обвиняли в непростительной слабости, «весьма пагубной во внутренней политике и подрывающей престиж Италии в мире». В этой обстановке все шире в политических кругах распространялось мнение, что один лишь Джолитти способен восстановить порядок, обеспечить стране прочную власть, внутреннее спокойствие и уважение Европы. Отказавшись от прежнего, резко враждебного или настороженного отношения к Джолитти, к этому мнению склонялась теперь и часть консервативных кругов. Неизбежная в таких условиях развязка была ускорена тяжелой болезнью премьер-министра. 21 октября Дзанарделли подал в отставку. На смену ему пришел Джованни Джолитти.
Обострение политической борьбы в Италии.Первые проявления кризиса либерального курса Джолитти.Всеобщая забастовка 1904 г.К. Ф. Мизиано
Наступил период, когда яснее и четче прежнего определилась сущность того нового либерального режима, который и до этого, а тем более впоследствии связывали с именем Джолитти. Оказавшись во главе кабинета, Джолитти располагал теперь еще большей, чем прежде, свободой действия: казалось, прогрессивные тенденции итальянского либерализма могли теперь развиваться шире и легче, чем в прошлом. Между тем именно теперь, когда Джолитти стал премьером, проявились не только и не столько прогрессивные возможности, сколько ограниченность и непрочность либеральных завоеваний. Более того, стали явственно видны те пределы, за которыми либерализм — в условиях обостряющейся классовой борьбы — может обернуться консерватизмом, а иногда даже реакционностью.
Вернувшись к власти, Джолитти пожелал продемонстрировать верность ранее декларированным либеральным принципам. Он предложил участие в правительстве социалистам и радикалам, хотя сам сомневался в возможности принятия этого предложения социалистами[542].
И действительно, Турати, которому предложили министерский портфель, от участия в кабинете отказался. По его поручению Биссолати в конфиденциальной беседе с Джолитти мотивировал отказ тем, что вступление социалистов в состав правительства по крайней мере преждевременно и не будет понято массами[543]. Несмотря на настойчивые обращения Джолитти, на проявленную им уступчивость в вопросе о возможности сокращения военных расходов, отказом ответили также и лидеры радикалов. В данном случае камнем преткновения оказалось, в частности, намерение Джолитти (затем осуществленное) включить в состав правительства ряд деятелей — Титтони, Луццатти и других, известных своей консервативной или реакционной ориентацией. Однако Джолитти не пожелал уступить в этом, по-видимому, важном для него вопросе.
На деле же политический поворот, о котором возвещал состав сформированного в конце концов кабинета, являлся лишь первым проявлением закономерного хода вещей, отражавшегося в действиях премьер-министра. С этого времени в деятельности Джолитти все ощутимее стала сказываться тенденция к сближению с консервативными силами в парламенте и за его пределами. С другой стороны, решающими элементами и опорой политической системы Джолитти отныне — чем дальше, тем больше — становились не политические партии, а, как уже отмечалось, менявшееся, но покорное ему парламентское большинство, местные «клиентелы», создававшиеся с помощью заигрывания и беззастенчивой коррупции.
Представшему перед палатой новому кабинету было выражено доверие значительным большинством в 284 (т. е. основной массой либералов и консерваторов) против 117 голосов делегатов «Крайней левой». Итоги голосования подтвердили происшедшие политические сдвиги.
В программной декларации нового кабинета Джолитти провозгласил начало периода социальных, экономических и финансовых реформ[544].
Практически, однако, обещанные им реформы свелись лишь к расширению объема общественных работ путем предоставления государственных заказов производственным и сельскохозяйственным кооперативам и к некоторому увеличению пособий инвалидам и престарелым.
Большее значение имели намеченные правительством мероприятия по стимулированию экономического, в особенности промышленного, развития страны. В этой области предусматривалось возобновление торговых договоров с рядом стран, упорядочение статуса железных дорог, которые предполагалось передать в ведение государства, и, наконец, оздоровление государственных финансов. В дальнейшем правительство действительно осуществило ряд мер, соответствовавших этим программным установкам. Известное внимание было уделено и тяжелому положению Юга, экономический подъем которого, как указывалось в программной декларации кабинета, являлся не только «политической потребностью, но и национальной обязанностью»[545].
Однако все эти словесные посулы да и позднейшие конкретные меры не затрагивали существа проблем, решения которых настоятельно требовала страна. Отражением этих процессов явилось резкое усиление идейной борьбы и все более четкое размежевание течений в социалистическом движении. Влияние «непримиримых» в социалистической партии к этому времени сильно возросло. Они прочно обосновались в Милане, где наряду с местной социалистической федерацией их цитаделью стала Палата труда, завоевали сочувствие туринской секции социалистической партии и пармской Палаты труда, сильной своими связями с батрацкими массами, и, наконец, пользовались неизменно большим влиянием в Неаполе, где газета «Пропаганда» по-прежнему решительно противостояла реформизму.
Во второй половине 1903 г. участились случаи раскола партийных федераций. Римская федерация вынесла даже решение об исключении Турати из партии, поскольку его «политическая деятельность направлена против партии»[546]. Это решение не было утверждено руководством партии, но тем не менее вызвало бурную реакцию в реформистских кругах Милана. Таково было положение к началу 1904 г., когда развернулась подготовка к очередному съезду партии.
К этому времени среди «непримиримых» стала определяться тенденция «революционно-синдикалистского» или «анархо-синдикалистского» толка. Ее представляла прежде всего группа «Авангуардиа сочиалиста» во главе с Артуро Лабриолой. В Италии революционный синдикализм сложился под влиянием идей французского анархо-синдикалиста Ж. Сореля, которые стали проникать в Италию начиная с 1903 г., хотя на итальянской почве эти идеи претерпели известные изменения. Так, Лабриола уже в своей ранней работе «Реформы и социальная революция» вслед за Сорелем подчеркивал роль насилия в процессе революционного захвата власти и особое значение всеобщей политической стачки, «взрывающей» реформистскую платформу «сотрудничества классов». Но он не отрицал возможности иных путей осуществления социальных преобразований, как и наличия — помимо всеобщей стачки — и других действенных революционных средств. Так, отступлением от «классического» синдикализма являлось признание Лабриолой целесообразности активного участия социалистов в политической, в частности парламентской, борьбе. Наконец, важнейшим элементом синдикалистской концепции Лабриолы было объявление профсоюза «решающим орудием социальной революции» в противовес партии, которая, по его мнению, была обречена на вырождение пагубным влиянием парламентаризма.
Взгляды эти (в том или ином виде разделявшиеся и другими последователями Сореля — Э. Леоне, В. Мокки и др.) вскоре получили в Италии широкое распространение. Но успех синдикализма был бы необъясним без учета стихийного сопротивления и все растущего протеста рабочих и батрацких масс, как и определенной части интеллигенции, преимущественно выходцев с Юга, против реформистского курса Турати и его единомышленников.
Происшедший резкий сдвиг в выступлениях партийных «низов» отразился на итогах съезда партии, состоявшегося в апреле 1904 г. в Болонье и протекавшего в накаленной обстановке. Основное столкновение произошло между сторонниками «Авангуардиа сочиалиста» и реформистами. Выступавший от имени первых Лабриола, отвергая какие бы то ни было формы сотрудничества с буржуазией («министериализм» реформистов), высказывался в своем проекте резолюции против реформ, которые не затрагивали «основной механизм капиталистического производства», и предлагал использовать против правительства «любые средства нападения и защиты, в том числе и революционное насилие, если этого потребуют обстоятельства». Этому проекту противостояла резолюция Биссолати, подтверждавшая прежнюю реформистскую платформу, т. е. поддержку того «направления правительственной деятельности, которое обеспечивало бы пролетариату нужные ему реформы»[547].
Ни одна из этих резолюций не получила большинства. Победила внесенная Э. Ферри резолюция от имени «непримиримых». Выдержанная в компромиссных тонах (ее квалифицировали на съезде как «левоцентристскую»), она представляла собой попытку соединить осуждение «министериализма» с признанием необходимости завоевания экономических, политических и административных реформ. В противовес мнению как Турати, так и Лабриолы, указавших в своих выступлениях на невозможность сосуществования в одной партии реформистского течения с течением «революционным», т. е. течений, которые придерживались принципиально несовместимых позиций, в резолюции содержался призыв к сохранению единства партии. Чтобы предотвратить победу реформистов, значительная часть сторонников Лабриолы голосовала за резолюцию Ферри