[389]. Унификация гербового сбора дала его увеличение в масштабе всей страны на 32 млн. лир, причем из этой суммы 22 млн. пришлось на долю Юга[390]. Некоторые налоги, введенные в Итальянском королевстве по пьемонтским образцам, на Юге до объединения вообще не взимались. А между тем к моменту объединения средний доход на душу населения на Юге был, по данным новейших исследований, примерно на 20 % ниже, чем на Севере[391].
В ущерб Югу была проведена и такая операция, как предпринятая правительством для удовлетворения неотложных финансовых нужд распродажа государственных земель и земель, конфискованных у церкви. Всего с момента образования Итальянского королевства до 1876 г. казна получила от этой распродажи около
I млрд, лир[392], причем главным образом за счет южных районов, где находилась основная масса бывших неотчуждаемых земель. Тем самым была изъята значительная часть того довольно скромного запаса свободных капиталов, которым располагал Юг, и серьезно ограничены возможности модернизации его экономики. Но в еще большей мере, чем нехваткой капиталов, экономическое развитие Юга тормозилось засильем полуфеодального помещичьего землевладения, нисколько не поколебленным аграрной политикой «правой».
Побуждаемая заинтересованностью крупной торговой и землевладельческой буржуазии в широком доступе на внешние рынки, «правая» на протяжении всего своего пребывания у власти проводила политику свободы торговли. В известной степени эта политика была выгодна и промышленным кругам, так как давала им возможность по дешевой цене восполнять за счет импорта недостаток в самой Италии сырья и оборудования для предприятий. Но одновременно она поставила итальянскую промышленность под удары иностранной конкуренции. Промышленность Севера смогла выдержать это испытание, которое стало для нее дополнительным стимулом к техническому прогрессу. На Юге же при его бедности капиталами ускоренная политикой фритреда гибель ремесла и мануфактуры не была возмещена развитием новой фабричной промышленности и лишь усугубила состояние общей экономической депрессии.
Таким образом, экономическая политика «правой» с неизбежностью вела к усилению отставания Юга по сравнению с Севером, к тому, что чисто количественные различия между уровнями их развития начали перерастать в качественные. В экономическом отношении Юг постепенно превращался для североитальянской буржуазии в своего рода «внутреннюю колонию». А действовавшая в Италии цензовая избирательная система ставила относительно более бедный и отсталый Юг в условия политического неравноправия с Севером: в 60-е годы на Севере правом голоса пользовался каждый 12-й, а на Юге — лишь каждый 38-й житель[393].
Возникавшее противоречие между Севером и Югом новый правящий класс пытался преодолеть с помощью чисто бюрократических методов — введением единообразного административного устройства, основанного на принципах крайнего централизма. Самоуправление коммун и провинций было сведено до минимума, практически вся власть на местах находилась в руках префектов, назначаемых королем и подчиненных министерству внутренних дел. Кадры нового государственного аппарата формировались с явным предпочтением для выходцев из Пьемонта. На Юге представители новой власти действовали почти как в покоренной стране и в глазах населения оставались «чужаками», «завоевателями». В результате антагонизм между Севером и Югом не только не изживался, но становился все более острым.
В годы правления «правой» Юг неизменно оставался главным центром оппозиции ее политике. На парламентских выборах политические противники «правой» получали здесь большую поддержку, чем где бы то ни было. В кругах мелкой и средней буржуазии Юга в качестве реакции на фискальный и административный нажим из центра распространялись имевшие явно оппозиционную окраску идеи административной децентрализации и федерализма. Но особенно грозным симптомом для нового режима было постоянное глухое брожение в южной деревне.
Крестьяне Юга имели много причин для недовольства. Они связывали с переменой власти надежды на получение земли, на освобождение от гнета помещиков — и были обмануты в своих ожиданиях. Зато новая власть принесла им дополнительные налоговые тяготы, поставила над ними чиновников-«чужаков», ввела рекрутский набор, которого на Юге раньше не знали. Все это вызывало в крестьянских массах стихийный протест, выражавшийся то в террористических актах против сборщиков налогов, то в уклонении от призыва в армию, то в сообщничестве с сицилийской мафией в борьбе против официальной законности, то в «беспорядках» перед зданиями сельских муниципалитетов. Иногда враждебное отношение крестьян к новому государству пытались использовать в своих целях силы, заинтересованные в реставрации монархии неаполитанских Бурбонов.
На пассивное или открытое неповиновение сельского населения Юга «правая», будучи неспособна искоренить его причины, отвечала лишь одним способом — насилием. В 1861–1862 гг. было разгромлено объявленное «бандитским» крестьянское движение в южных провинциях; оно являлось продолжением антифеодальной борьбы предшествующих лет, но проходило под легитимистскими лозунгами.
Сицилия в течение всего периода правления «правой» была подчинена режиму исключительных законов и чрезвычайных мер, введение которых мотивировалось плохим состоянием общественной безопасности на острове.
На Юге антикрестьянская направленность политики «правой» нашла наиболее отчетливое, но отнюдь не единственное проявление. От ее фискальных мероприятий, от легализованных новым правительством захватов «господами» общинных земель страдали крестьяне всей Италии. Введение в 1868 г. налога на помол зерна вызвало взрыв возмущения в деревнях не только Юга, но и северных и особенно центральных областей, подавленный — как и «бандитизм» начала 60-х годов — применением военной силы. По явно неполным данным, при этом было убито 257 чел., ранено 1099 и арестовано 3788[394].
Имея против себя крестьянские массы, объективно заинтересованные в развитии буржуазной революции дальше достигнутых в Рисорджименто пределов, крупная итальянская буржуазия в то же время еще не чувствовала себя в безопасности и от врага справа в лице феодально-клерикальной реакции. В лагере открытых противников национального единства ведущая роль принадлежала католической церкви, с которой у нового государства сложились весьма напряженные отношения.
В первые годы существования Итальянского королевства в политике «правой» по отношению к церкви и папству преобладало стремление к компромиссу. Либеральная буржуазия, придя к власти, не отважилась провести отделение церкви от государства. Специальная статья конституции провозглашала католицизм единственной религией государства, объявляя остальные культы лишь терпимыми. Правительственная политика в римском вопросе велась в духе максимальных уступок папскому престолу и католическим державам.
Однако надежды двора и правящей партии смягчить таким образом непримиримую враждебность папства делу объединения Италии оказались тщетными. В списке «заблуждений», осужденных «Силлабусом» Пия IX в 1864 г., фигурировал ряд общих принципов буржуазного либерализма, с большей или меньшей последовательностью проводившихся и в политике нового итальянского государства (в частности, идея верховенства гражданской власти по отношению к церкви при установлении тех границ, в которых церковь может пользоваться своими правами), а также и сама мысль о том, что папа может «пойти навстречу прогрессу, либерализму и современной цивилизации» и примириться с ними[395]. Наиболее фанатично настроенная часть католического духовенства вела активную пропаганду в пользу свергнутых в 1859–1860 гг. «законных» итальянских государей — особенно на Юге.
В этих условиях для правящих кругов независимо от их воли становилась жизненной необходимостью более решительная антиклерикальная политика. Проведенные в 1860–1861 гг. меры по частичной ликвидации церковной собственности были дополнены принятием в 1866 и 1867 гг. двух новых законов, на основании которых было упразднено 26889 религиозных конгрегаций с ежегодным доходом в размере около 13 млн. лир[396]. Поступившие таким образом в распоряжение государства значительные земельные богатства были пущены в продажу. Эти мероприятия имели в виду не только надобности казны (о чем уже говорилось выше), но и чисто политическую целы подрыв экономического могущества церкви как наиболее опасного противника национального единства.
После присоединения Рима и ликвидации светской власти папы церковь и государство в Италии вступили в открытый и острый конфликт. Энцикликой «Респициентес» (1 ноября 1870 г.) Пий IX отлучил от церкви всех тех, кто прямо или косвенно содействовал «узурпации» его владений. В марте 1871 г. был провозглашен принцип «non expedit» («не следует») в отношении участия итальянских католиков в парламентских выборах.
Весной 1871 г. был одобрен парламентом и подписан королем так называемый закон о гарантиях, которым впредь должны были регулироваться отношения итальянского государства со святым престолом. По этому закону персона папы объявлялась священной и неприкосновенной. Италия обязывалась предоставить папе полную свободу в осуществлении им функций своей духовной власти и ежегодно отпускать на нужды папского двора 3225 тыс. лир по цивильному листу. За папой признавалось право поддерживать дипломатические сношения с иностранными государствами. Отменялась присяга на верность королю для итальянских епископов и ранее обязательное королевское разрешение на публикацию и выполнение в Италии распоряжений церковных властей. Но владения папы ограничивались при этом лишь Ватиканским и Латеранским дворцами в Риме и загородной виллой в Кастельгандольфо, т. е. уничтожение светской власти папы над Римом и другими землями бывшей Папской области рассматривалось как окончательное и бесповоротное.