Но ко всему этому можно подойти и с другой точки зрения. Напомним: 1919–1922 гг. — классовые противоречия обостряются, растет угроза фашизма, в стране предгрозовая атмосфера. И в это время почти все писатели, группировавшиеся вокруг «Ронды», замыкаются в рамки фрагмента, лирической автобиографии. Надо сказать, что в годы, непосредственно предшествовавшие приходу фашистов к власти, значительная часть итальянской художественной интеллигенции сознательно или бессознательно пыталась уйти от жестокой реальности в «чистое искусство». Джорджо Лути пишет о сверхосторожности писателей «Ронды», о нежелании чем бы то ни было рисковать. Рондисты несут свою долю моральной ответственности за победу фашизма, потому что во имя «священных традиций искусства» они шли на явные, постыдные компромиссы, прятали голову под крыло и даже не пытались сопротивляться. Важнейший вопрос — об отношениях между обществом и культурой — встанет во всей остроте, когда фашисты захватят власть. Что же до «Ронды», приходится согласиться с точкой зрения Лути, утверждающего, что рондианский классицизм привел значительную часть итальянской интеллигенции к самоизоляции. Итальянский философ Эудженио Гарэн афористически сказал об этом периоде: как на грубой олеографии, по окровавленным траншеям шли под руку Муссолини, Д’Аннунцио и Маринетти.
Первый номер социалистического еженедельника «Ордине нуово» вышел в Турине 1 мая 1919 г. Именно в годы «Ордине нуово» Антонио Грамши начал разрабатывать основные вопросы социалистической революции в Италии; он много думал также о роли интеллигенции в общественной жизни и кое-что писал об этом. Впоследствии темы интеллигенции и культуры займут видное место в гениальных «Тюремных тетрадях». Еженедельник уделял много внимания проблемам пролетарской морали, образования, литературы и искусства, истории Италии. Рабочие читали и о Леонардо да Винчи и других великих художниках эпохи Возрождения, и о современных писателях — борцах и гуманистах — Роллане, Барбюсе, Максиме Горьком. Очень интересна одна заметка Грамши, в которой он отвечает журналисту Джузеппе Бьянки, обвинившему «Ордине нуово» в том, что его авторы мечутся «между холодными умозаключениями Ленина и лирическим эклектизмом Ромена Роллана». Грамши заявляет: «Да, мы поместили две вещи, написанные Ролланом, и не думаем, что между Лениным и Ролланом существует пропасть. Роллан предчувствует то, что Ленин доказывает: историческую необходимость Интернационала…
В этом смысле Роллан работает на благо коммунизма, он за единство рабочего класса, и мы испытываем к нему чувства благодарности и восхищения: он — Максим Горький латинской Европы»[761]. Грамши и его товарищи так любили и ценили Роллана, что взяли эпиграфом для «Ордине нуово» его изречение: «Разум пессимистичен, воля оптимистична».
Суждения Грамши о Д’Аннунцио и о Маринетти представляют большой интерес. К Д’Аннунцио он относился с неизменным презрением. Что касается итальянского футуризма, он различал в развитии этого движения несколько стадий. Так, 8 сентября 1922 г., будучи в Москве, Грамши заявил, что до войны футуризм был популярен среди рабочих, что первоначально футуристы были против Д’Аннунцио и что ⅘ тиража футуристического журнала «Лачерба», достигавшего 20 тыс. экземпляров, расходились в рабочей среде. Однако после войны большинство видных футуристов стали фашистами, интеллигенты-футуристы настроены реакционно, а рабочие утратили интерес к прежним дискуссиям. Попутно Грамши сообщил, что в крупных промышленных центрах Италии созданы группы пролеткульта, которые стремятся пробудить творческий дух рабочих в области литературы и искусства[762]. Еще за два года до этого, публикуя 14 июня 1920 г. в пьемонтском издании «Аванти!» статью А. В. Луначарского «Культура в социалистическом движении», Грамши сопроводил ее редакционным введением, в котором, в частности, говорилось: «Существуют ли уже элементы для создания искусства, философии, морали (нравов), свойственных рабочему классу?
Эту проблему надо поставить и разрешить: наряду с задачей завоевания политической и экономической власти пролетариат должен также поставить перед собой задачу завоевания интеллектуальной власти; он должен думать не только о том, как организовать политику и экономику, но и о том, как организовать свою культуру»[763].
Грамши прекрасно понимал всю важность привлечения к организации новой культуры интеллигентов, близких к рабочему классу. Недаром он дружил и привлек к сотрудничеству в «Ордине нуово» молодого туринского либерала Пьеро Гобетти, который впоследствии, как и сам Грамши, стал одной из жертв фашизма. В трехтомнике избранных произведений Грамши, вышедшем на русском языке, немало говорится о Гобетти, но мы добавим к этому слова редакционной статьи «Агент-провокатор», помещенной в журнале «Фальче в Мартелло» 4 июня 1921 г. В этой статье Грамши буквально уничтожает некоего Марио Гуарньери, выступившего с гнусными личными нападками на сотрудников «Ордине нуово». Грамши пишет: «А либерал Гобетти? Он не член коммунистической партии. Это молодой человек, понявший величие русской Революции и ее вождей и написавший об этом несколько статей, какие социал-демократические пачкуны, конечно, не способны написать. Он не несет политической ответственности за «Ордине нуово». Он пишет об искусстве и литературе, содействует интеллектуальному воспитанию рабочего класса. Мы надеемся, что он все более будет убеждаться в том, что если либерализм означает развитие свободы и самостоятельности народа, если либерализм означает повышение политической активности отдельных людей, — то сегодня либерализм, как исторически конкретное понятие, живет лишь в международном коммунизме»[764].
Издательская и публицистическая деятельность Пьеро Гобетти имела немаловажное значение в истории развития итальянской общественной мысли в критический период — после окончания первой мировой войны и в 20-е годы. Первый журнал Гобетти «Энерджие нуове» начал выходить в 1918 г., а первый номер еженедельника «Риволюционе либерале» вышел 12 февраля 1922 г. и выходил регулярно, подвергаясь после прихода фашистов к власти постоянным полицейским репрессиям. Когда положение стало совсем трудным, Гобетти решил создать литературное приложение к «Риволюционе либерале»: он надеялся, что ему легче удастся вести борьбу против фашизма не в чисто политическом, но в культурном плане. Первый номер приложения, названного «Баретти» в честь знаменитого критика XVIII в. Джузеппе Баретти, вышел в Турине 23 декабря 1924 г.
В изменившейся и резко ухудшившейся обстановке Гобетти хотел сделать все, чтобы сохранить моральную силу туринского антифашизма, те духовные ценности, переоценить которые просто невозможно.
Позиция Гобетти решительно отличалась от позиции писателей, группировавшихся вокруг «Ронды». В 1924 г. он весьма недвусмысленно высказался по этому поводу: «Все политики, все борцы. Или в свите хозяев, или в оппозиции. Те, кто находится посредине, отнюдь не являются независимыми или бескорыстными. Скептики угодны режиму»[765]. Журнал «Баретти» отстаивал гуманистические и просветительские традиции великой культуры прошлого, соединяя это с требованиями, подлинного обновления. Гобетти рассматривал новый литературный журнал прежде всего как ответственную гражданскую трибуну. Можно представить себе какое значение для всей итальянской культуры тех лет имел самый факт существования этого журнала. Многим интеллектуалам именно «Баретти» помог подняться над двусмысленными формулами тех, кто считал, что творческая интеллигенция может остаться в стороне от событий. Муссолини ненавидел Пьеро Гобетти. После всех преследований, видя, что этот бесстрашный человек не сдается, сквадристы избили его до полусмерти и, наконец, в феврале 1926 г. вынудили эмигрировать в Париж. Он так и не смог оправиться от избиений и 16 февраля 1926 г. умер в парижской клинике в возрасте 25 лет. В «Тюремных тетрадях» Грамши мы не раз встречаем имя Гобетти. Очень интересно одно упоминание. Грамши пишет, что когда Пьеро Гобетти начал издавать журнал «Риволюционе либерале», самый термин «либерализм» стал интерпретироваться в более «философском» и более абстрактном смысле: «от концепции традиционного понимания свободы для индивидуальной личности переходят к концепции свободы коллективной личности, больших социальных групп»[766].
После убийства Джакомо Маттеотти и так называемого государственного переворота 3 января 1925 г. стало очевидно, что фашистский режим перешел к открытой диктатуре. Именно в это время Муссолини задумал большую акцию, касающуюся интеллигенции. Ему нужно было изобрести что-либо очень помпезное, чтобы изменить впечатление о его режиме, сложившемся во всем мире после убийства Маттеотти. С этой целью в марте 1925 г. в Болонье был созван «Конгресс во имя фашистской культуры». Этому событию придавалось чрезвычайное политическое значение, хотели достичь публичного, громкого мира и соглашения между фашизмом и интеллигенцией или, как иронически писали сохранившиеся еще оппозиционные газеты, «между дубинкой и культурой». Это было не просто намеком, а прямой ссылкой на известную тираду крупного философа-идеалиста Джованни Джентиле, который связал свою судьбу с судьбой фашизма и договорился до того, что «всякая сила моральна, даже если это сила дубинки».
В конгрессе приняли участие свыше 250 деятелей культуры, среди которых было много профессоров. Из художественной интеллигенции наиболее полно были представлены футуристы — писатели, художники и поэты во главе с Маринетти. Однако и помимо футуристов было много известных писателей, историков и философов. Прений на конгрессе не было, только зачитывались доклады, охватившие довольно широкий круг тем. На конгрессе был принят «Манифест фашистской интеллигенции», стремившийся доказать, что фашизм может иметь свою культуру. В этом и заключалась основная политическая цель устроителей конгресса, и Муссолини в приветственной телеграмме писал, что конгресс в Болонье имеет большое историческое, культурное и политическое значение, ибо он «полностью опровергает нелепые басни, якобы интеллигентность и фашизм — понятия несовместимые»