«Манифест фашистской интеллигенции» был опубликован в газетах «в день рождения Рима», 21 апреля 1925 г. Этот документ решили перевести на основные языки и возможно шире распространять за границей. Текст писал Джентиле, никаких «теоретических и идеологических принципов фашистского движения» он не излагал, а лишь утверждал «религиозный характер фашизма». Манифест был типичным образчиком туманной риторики. 1 мая 1925 г. в оппозиционной газете «Мондо» был опубликован «Ответ итальянских писателей, профессоров и публицистов на манифест фашистской интеллигенции». Автором этого, как тогда выражались, «контрманифеста» был Бенедетто Кроче.
Позиция Кроче в те годы была сложной. О роли его в итальянской культуре нашего века подробно говорилось в предыдущем томе. Общеизвестно, что первоначально он поддерживал Муссолини и в сенате голосовал за доверие правительству. Однако впоследствии его отношение к чернорубашечникам решительно изменилось, и он возглавил либеральную антифашистскую оппозицию. «Контрманифест» Кроче был чрезвычайно осторожным и умеренным, несколько абстрактным, но морально вполне достойным документом. Основной смысл его заключался в том, что лучшие представители итальянской интеллигенции сочли своим долгом осудить фашистские насилия и как-то отмежеваться от режима. Это был протест, хотя и минимальный, так как в духе и стиле «контрманифеста» отразилась общая позиция либерала и аристократа мысли Бенедетто Кроче, заявлявшего, что нельзя смешивать политику и литературу, политику и науку и что истина заключается только в мысли, но не в действии. Разумеется, «контрманифест» Кроче не шел ни в какое сравнение с позицией Гобетти, с его гражданственностью, активностью, высоким пониманием сущности культуры и долга интеллигенции. Но даже и этот, столь осторожный манифест антифашистов вызвал ярость, издевательства и угрозы со стороны чернорубашечников. Фашистская пропаганда делала все, что могла, чтобы представить конгресс в Болонье как крупнейшую политическую и моральную победу режима Муссолини.
В следующем, 1926 г. дуче произнес несколько речей, посвященных проблемам литературы и искусства. В одной из этих речей он, хотя и в общих выражениях, изложил, какие требования фашистское государство предъявляет к писателям. Муссолини был циником, он презирал людей и поэтому позволил себе начать «программную» речь не с духовных, а с материальных вопросов. Он сказал: «Правительство, которое я имею честь представлять, конкретно доказало свою симпатию к писателям, продлив срок действия авторского права». За этим последовала большая порция риторики, и, наконец, Муссолини заявил, что итальянские писатели должны быть предвозвестниками нового типа итальянской цивилизации: «Писателям надлежит делать то. что называется интеллектуальным империализмом». Эти слова существенны, так как к тому времени фашизм становился уже предметом «экспорта» в другие страны и Муссолини претендовал на абсолютный приоритет. Муссолини понимал значение литературы и ее влияние на формирование общественного мнения, знал, как сильны антифашистские настроения в широких слоях интеллигенции. Проводя политику «кнута и пряника», он считал, что с наиболее решительными и активными врагами режима надо расправиться, а с остальными будет легче: одного можно напугать, других — подкупить. Поэтому он стал в позу покровителя литературы и искусства и предпринял некоторые практические шаги для привлечения на свою сторону определенных слоев буржуазной интеллигенции, в частности писателей и профессуры. Он без обиняков заявлял, что надо создать фашистское искусство, литературу и философию.
8 ноября 1926 года в Риме был арестован Антонио Грамши. Широко известно, что во время суда над ним прокурор с предельным цинизмом заявил: «Мы должны на 20 лет лишить этот мозг возможности работать». Это им не удалось, Грамши пробыл более 10 лет в заключении и умер, но за эти годы он проявил такое величие духа и интеллекта, что его имя стало бессмертным символом Сопротивления. Вместе с Грамши были арестованы и многие другие. После того как все оппозиционные партии и печать были запрещены в результате введения «исключительных законов», коммунисты ушли в глубокое подполье, многие антифашисты эмигрировали, и в итальянской общественной и культурной жизни наступила тяжелая полоса, длившаяся еще почти 20 лет — до краха фашистского режима.
Что же, однако, несли фашисты миру в плане культуры? Почему и «Манифест фашистской интеллигенции», и другие «программные» документы такого типа отличались таким убожеством? Это представляется вполне закономерным, закономерно и то, что первоначально у фашистов вообще не было программы. Они заявляли, что на первом месте должна стоять не мысль, а действие, — в этом отражался плохо усвоенный и поверхностно понятый Ницше. Итальянский национализм, классовый характер которого был вполне определенным, также отличался крайней воинственностью и бессодержательностью идеологии. А поскольку фашизм в конце концов «заимствовал» программу националистов, сдобрив ее на редкость дешевой риторикой, получился сплав, на котором лежал отпечаток «второсортности». В 1932 г., когда режим с большой помпой праздновал свое 10-летие, в XIV томе итальянской энциклопедии появилась статья Муссолини о доктрине фашизма. Первую часть, озаглавленную «Основные идеи», написал, строго говоря, не сам дуче, а главный теоретик режима, Джованни Джентиле, опозоривший себя апофеозом дубинки.
В статье говорилось, что мировоззрение фашизма — спиритуалистическое, родившееся как реакция на «бессильный и плоский материалистический позитивизм XIX в.» Фашизм выступает как против классического материализма, так и против социализма. Он тоталитарен в том смысле, что единственная признаваемая им свобода — это свобода государства и личности внутри государства. Он выступает против социализма потому, что социализм делает упор на классовой борьбе, между тем как фашизм учитывает потребности различных классов в своей корпоративной системе, примиряя их в единстве государства. И, разумеется, фашизм претендует на то, чтобы руководить духовной жизнью общества, «переделать содержание человеческой жизни, человека, характеры, веру. Для этого нужна дисциплина и власть, безраздельная власть над умами».
Еще за три года до этого, в 1929 г., была опубликована работа Джентиле «Истоки и доктрина фашизма»[768]. Она начиналась с утверждения, что война была для Италии «разрешением глубокого духовного кризиса». В душе народа боролись на протяжении почти двух десятилетий два непримиримых течения, почти что две разные души, и только кровь, пролитая в войне, могла стать цементом, который превратит итальянцев в «подлинную, реальную, живую Нацию». Обращаясь к прошлому страны, Джентиле писал о том, что итальянское Рисорджименто было делом немногих людей, решающую роль сыграла творческая интеллигенция: «Это воля и мысль поэтов, мыслителей, политических писателей, которые умеют в должное время говорить языком, отвечающим всеобщему чувству». Ссылаясь на знаменитый лозунг Мадзини «Мысль и действие», Джентиле трактовал Рисорджименто как революцию идеалистов, у которых мысль всегда предшествует действию. Он торжественно провозглашал, что миром правят идеи и идеалы, — отсюда его «оппозиция материализму и спиритуалистическая концепция жизни».
В главе, названной «Идеализм, национализм, синдикализм», Джентиле анализирует развитие итальянской философии и общественной мысли в последние годы XIX и в первое 15-летие XX в., обрушивается на позитивизм, одобрительно отзывается о Сореле и — отчасти — о находившихся под его влиянием синдикалистах, которые были «антипарламентаристами и ценили высокие нравственные чувства». Особый интерес, однако, представляет данный Джентиле анализ идеологии национализма, который, по его мнению (что в большой степени соответствует истине), пришел в Италию из Франции и произвел громадное впечатление на известные слои интеллигенции. Джентиле считал, что в Италии национализм был менее литературным и более политическим отчасти потому, что итальянский национализм был преемником исторической правой. В националистах Джентиле находил «общий идеал культуры, общее мироощущение» и жажду обновления. Бенито Муссолини являлся в интерпретации Джентиле прямым духовным наследником Джузеппе Мадзини и «великих идеалов», а фашисты, естественно, совершали «великую революцию», ибо у них были идея, воля и вождь. Провозглашая тоталитарный характер фашистской доктрины, Джентиле писал, что она отвечает «воле, разуму и чувству всего народа».
За этим следовало рассуждение об интеллектуализме и антиинтеллектуализме. Фашисты были «антиинтеллектуалистами», но Джентиле счел нужным уточнить это понятие: «Антиинтеллектуализм не означает, как думают самые невежественные фашисты, приходящие в восторг каждый раз, когда им кажется, будто дуче разрешил им плевать на науку и философию, что в самом деле отрицается всякая ценность мысли и высших проявлений культуры, в которых выражает себя мысль». Дальше речь идет о том, что фашизм выступает против тех интеллектуалов, которые мыслят абстрактно, не подчиняя свою мысль конкретным требованиям реальности. «Но противник, которого прежде всего стремятся уничтожить, это тот исторически сложившийся и типичный для итальянского образованного класса умственный и нравственный тип, который веками воплощается в литераторе. И это не только писатель, занимающийся художественной литературой, но любой писатель, работающий в науке или в области философии». Джентиле имеет в виду всех, кто далек от политики, кто занимается «чистой литературой или наукой; в эту категорию входят и академики, и эрудиты, которые не желают считаться с практическими задачами. В общем… этот антиинтеллектуализм враждебен не по отношению ко всякой культуре, но лишь к плохой культуре». Интеллектуалы, которых фашизм ненавидит, — сплошь индивидуалисты и эгоисты, эпикурейцы, они не нужны фашистской Италии: «Литератор был незаконным сыном нашего Рисорджименто, фашизм справедливо считает его дурным гражданином и хочет вырвать эту сорную траву из итальянской почвы».