.
Затем Салинари пишет о том, что «спор между гуманитариями и техниками, между Югом и Севером, между промышленной и сельской цивилизацией уже разрешен. Победили техники, Север, промышленная цивилизация, победили (само собой разумеется) качественно, как тенденция, в сознании наиболее передовых людей… Проблема, о которой мы говорим, стоит сегодня внутри новой культуры и новой цивилизации: литератор, который противопоставляет свои настроения или свои грезы захватывающему ритму событий, жизни, новых открытий, — умер. Он умер в сознании новый поколений»[783]. Салинари пишет, что начиная от истоков итальянской литературы и вплоть до 40-х годов XX в. всегда существовали и противоборствовали два течения: прогрессивное, которое стремилось создавать искусство, связанное с жизнью, и консервативное, которое вело к мистике или формализму, когда отдавалось предпочтение слову перед понятием, субъекту перед объектом, индивидуальному, а не всеобщему, форме перед содержанием. Но теперь положение иное. «Вся послевоенная культура устремлена к действительности. Опьяняются конкретным и реальным, изобретают все новые и наиболее эффективные приемы, чтобы проникнуть в самые сокровенные глубины действительности. Большинство сознает свой долг и ответственность. Водораздел между прогрессом и реакцией в современной культуре не проходит уже по линии ухода от действительности или приближения к ней, речь идет о двух различных отношениях к этой действительности. Одни стремятся уничтожить человека, которому противостоят вещи, сооружения, машины, сложная и непонятная структура современного общества, — это новая форма бегства от жизни, мистика вещей, обожествление «объективных законов». Другие хотят спасти человека от процесса превращения в машину, не возвращаясь в то же время к мифу о примитиве, об упрощенстве, о бегстве в деревенскую тишь, в мир грез, — но оставаясь внутри этого процесса, стремясь понять его законы и установить таким образом правильное диалектическое взаимоотношение между субъектом и объектом, между вещами и человеком».
С самого начала своего существования «Контемпоранео» боролся против вульгарного понимания реализма, предостерегая против произведений, в которых все было направлено вовне и забывался человек с его чувствами и переживаниями. Речь шла, разумеется, не только о поэзии, но об «экзамене совести» всего реалистического искусства Италии; коммунистическая партия должна была в эти переломные годы выработать наиболее гибкую и отвечающую современным требованиям линию в борьбе за новую, социалистическую культуру. Кризис традиционной культуры в конце 50-х — начале 60-х годов стал очевидным. То же самое надо сказать о католической культуре. В январе 1960 г. на IX съезде ИКП Тольятти четко сформулировал позицию партии. Он сказал: «Мы отвергаем методы фанатизма, нетерпимости, преследования за мысль, присущие клерикализму и реакционной культуре класса, который скрывает, выступая под флагом антикоммунизма, свою органическую неспособность вооружить нацию для великого соревнования, ведущегося сегодня между народами. Мы сознаем, что решающий политический опыт подтвердил превосходство нашей доктрины, нашего миропонимания, и мы не думаем, что разрядка должна означать смешение разных идеологий. Однако мы хотим, чтобы это превосходство было ясным при свободном споре между различными концепциями в свете потребностей нашей национальной жизни. Враги, против которых мы боремся, — это обскурантизм, страх перед новым и перед ответственностью, плоский консервативный конформизм, бегство мысли в агностицизм, в общие места — вместо смелых поисков нового и настоящего. Мы не боимся никакого сопоставления наших взглядов со взглядами тех, кто искренне стремится познать реальность и узнать правду, потому что к этому же стремимся и мы. Нет таких проявлений мысли, культуры, искусства, которые мы отвергли бы исходя из заранее установившихся предубеждений, не только потому, что все они чему-нибудь могут нас научить, но и потому, что сейчас должны быть разрушены все искусственно созданные холодной войной барьеры и культурная жизнь должна приобрести новый размах, европейский, мировой. Антикоммунизм должен предстать перед всеми — и прежде всего благодаря преодолению нами сектантского догматизма— как отвратительная гнусность»[784].
Это программное выступление лидера итальянских коммунистов имело тем большее значение, что как раз в эти годы и в католическом мире началось очень интересное движение. После того как папа Иоанн XXIII издал 15 мая 1961 г. знаменитую энциклику «Матер е магистра», которую по праву считают очень смелой и решительной попыткой преодолеть исконный консерватизм католической церкви в социальных вопросах, ХДП созвала в Сан-Пеллегрино свой первый идеологический конгресс. В нем приняли участие около 1,5 тыс. представителей демохристианской элиты: ученые, политики, деятели католической культуры. Мне кажется, не будет ошибкой сказать, что этот конгресс был наивысшей точкой в истории итальянской католической общественной мысли XX в. Нашлись, разумеется, ярые клерикалы, заявлявшие, например, что коммунистическая партия вообще не имеет права на существование в условиях демократического государства. Но не они задавали тон. Левый католик Луиджи Гранелли поставил вопрос четко: история сложилась так, что новая итальянская реальность создана блоком сил, принимавших участие в Сопротивлении. Они совместно заложили основы демократического государства. Но только два больших течения, две главные политические силы в состоянии обеспечить устойчивость нового общества: «Нравится вам это или не нравится — это только движение католиков и марксистское движение»[785].
Мы говорили о колоссальных возможностях и средствах, об огромном влиянии католической церкви в Италии. Надо отдавать себе отчет в громадной, разветвленной и глубоко продуманной системе агитации и пропаганды, которой располагают итальянские католики. Достаточно сказать, что в стране выходит свыше 20 ежедневных католических газет, общий тираж которых превышает миллион экземпляров. Кроме того, великое множество еженедельных, двухнедельных и ежемесячных журналов, рассчитанных на все категории читателей. Самые образованные читатели имеют в своем распоряжении примерно 40 журналов. Вся эта печать в общем «традиционна», и в конечном счете ее целью является борьба за души. Но было бы неправильным представлять себе все это очень прямолинейно. С одной стороны, церковь прибегает к элементарным и грубым приемам воздействия на массы. С другой — в ее арсенале немало искусных, тонко разработанных методов, аргументов, соблазнов. Теоретический орган ордена иезуитов, журнал «Чивильта каттолика» уделяет большое внимание вопросам культуры. Сотрудники его редакции — крупные специалисты по самым различным вопросам права, социологии, экономики, политики, искусства.
Один из представителей «модернистского» направления среди католической интеллигенции, Марио Гоццини, заявил однажды, что в такой стране, как Италия, где происходит борьба между католической культурой, традиционной светской буржуазной культурой и марксистской (т. е. демократической) культурой, должна в конечном итоге победить католическая культура. Она должна пойти на некоторые компромиссы и включить в себя «наиболее ценные аспекты» традиционной светской культуры. Если она сделает это — ей удастся одержать верх над марксистской идеологией.
Однако обе знаменитые энциклики папы Иоанна XXIII, идеологический конгресс в Сан-Пеллегрино и борьба идей на сессиях Вселенского собора свидетельствуют о том, что лучшие умы католической церкви понимают одну несомненную истину: в историческом смысле католическая церковь самым серьезным образом отстала и многое проиграла из-за своего реакционного консерватизма.
В последние годы мы присутствуем при интереснейшем процессе усиления движения левых католиков, которые ищут путей для сближения с демократической культурой, понимая, что речь может и должна идти не о «победе» над нею, но о диалоге, необходимость которого подсказывает сама жизнь.
В начале 60-х годов в Италии начала развиваться культурная индустрия на американский манер. Различные круги буржуазной интеллигенции предлагали разные методы решения культурных проблем, но ни один из них не отвечал реальным потребностям общества. Марксисты ясно понимали, что культура американского типа становится предметом массового потребления и в то же время орудием для «мистификации» масс. Был еще один аспект культурной индустрии: ее стремление поглотить независимо настроенных интеллигентов, полностью включить их в систему, сделать пассивным и послушным орудием. Поэтому задача отстаивать свободу культуры становилась еще более конкретной и настоятельной. В ноябре 1962 г. на X съезде ИКП Тольятти говорил о том, что старая, замкнутая в себе аристократическая культура безвозвратно ушла в прошлое и что после войны марксизм утвердился в Италии как самое живое, самое глубокое идейное течение, способное осознавать динамику общественного развития.
«Марксизм, — сказал Тольятти, — это теория, которая не боится, а, напротив, хочет сопоставить себя с другими течениями современной мысли… Сопоставление с другими течениями не может сводиться к предвзятому догматическому отрицанию.
Надо проводить дебаты по существу путем диалога, в процессе которого будут проявляться новые и положительные моменты, определившиеся благодаря развитию мысли и отвечающие новой человеческой и социальной реальности. Чем мы сильнее в своей принципиальной позиции, тем более надо уметь вести этот диалог и эти поиски. Поэтому велика ответственность, лежащая на наших ученых и деятелях культуры. Речь идет об ответственности перед самими собой и перед всей партией также и потому, что мы не считаем, что руководящим политическим органам надлежит выносить свое высшее суждение по специфическим вопросам»