в прозябания и пресмыкательства перед иностранцами. Империя требует дисциплины, координации усилий, чувства долга и жертв: это объясняет многие аспекты практической деятельности фашистского режима».
Взгляды, изложенные Муссолини, весьма важны для понимания сущности итальянского фашизма начала 30-х годов: еще не обретя достаточно сил для осуществления своих планов, он заявлял о претензиях на внешнюю экспансию и требовал подчинения этим целям внутренней жизни.
Мероприятия для усиления позиций фашизма в стране множились с каждым годом, хотя они часто продолжали носить поверхностный характер.
Наиболее заметным признаком новых отношений между фашизмом и королем, между партией и монархией было уравнение в правах фашистской песни «Джовинецца» с «Королевским маршем», являвшимся национальным гимном. На церемониях гражданского характера это вошло в обычай уже давно. В 1933 г. приказом по армии было предписано также и на военных церемониях каждый раз после «Королевского марша» исполнять «Джовинеццу». Тем самым фашистская Италия стала единственной страной, которая имела сразу два официальных гимна. В том же году предписанием секретаря фашистской партии депутаты и сенаторы обязывались являться на торжественные заседания в черной фашистской форме. Работа обеих палат начиналась с возгласа: «Да здравствует дуче». Фашизации подвергся также календарь. Официальное обозначение года «фашистской эры» наряду с общепринятым было введено еще в 1927 г. Теперь «фашистская эра» становилась единственно официально утвержденной для партии.
В годы экономического кризиса, когда безработица достигла особенно больших размеров, принадлежность к фашистской партии стала условием получения места. Принадлежности к фашистскому синдикату было уже недостаточно, официальным распоряжением секретаря фашистской партии с 1934 г. ее члены при поступлении на работу пользовались преимуществом перед беспартийными. Естественным следствием этого было резкое увеличение числа людей, записавшихся в фашистскую партию: в 1934 г. она достигла 1,5 млн. членов, увеличившись за четыре года почти в два раза. Особое внимание было обращено на фашизацию молодого поколения: в университетах создавались фашистские группы, множилось число сборов, походов и других манифестаций подобного рода, проходивших под руководством фашистской партии. В начальной школе учителя в служебное время были обязаны носить черную рубашку.
1934 год закончился для Италии очередным выступлением Муссолини, в котором он объявил «Италии и всему миру», что период либерально-капиталистической экономики окончился и мир стоит перед дилеммой: коммунизм или корпоративизм. Он патетически воскликнул: «Чернорубашечники всей Италии, кому принадлежит XX век? — и сам себе ответил, — нам». Крик «нам, нам» вошел в арсенал лозунгов, которые скандировались во время массовых фашистских манифестаций. Он способствовал их шумному характеру, но никак не повлиял на судьбу фашизма в XX в.
Антифашистское движение в начале 30-х годов
Открывая заседания новой палаты депутатов в 1934 г., Муссолини между прочим заявил: «С антифашизмом у нас покончено». Действительно, в начале 30-х годов установлением жесткого контроля над жизнью нации и расправами с оппозицией фашистский режим добился той стабилизации, которую он считал окончательной победой. Однако это было лишь внешней стороной дела. «Именно в момент кажущегося триумфа, — пишет итальянский историк Ф. Вентури, — в момент, когда фашизм держал все в своих руках, в итальянской культуре, экономике и общественной жизни начались все те процессы критики, обновления и разложения, которые привели к движению Сопротивления и национально-освободительной войне»[221]. В начале 30-х годов в стране неуклонно начали развиваться процессы, которые привели к тому, что итальянский фашизм потерпел политический крах еще до того, как он был разбит в ходе второй мировой войны.
Наиболее последовательным и непримиримым противником фашистского режима была Коммунистическая партия Италии. Начало 30-х годов было сложным и трудным периодом в жизни итальянских коммунистов. Укрепление фашистского режима вызвало накануне экономического кризиса разногласия по вопросам стратегии и тактики. Один из главных руководителей партии А. Таска выступил против тезиса VI конгресса Коминтерна о конце временной стабилизации капитализма. Он считал, что нельзя продолжать активную и организованную борьбу в Италии, где для этого не было условий, и сочувственно относился к действиям социалистов, которые ограничивались деятельностью в эмиграции с целью сохранить кадры в ожидании более благоприятной ситуации. Таска переоценивал потенциальные возможности мелкой буржуазии и оппозиционно настроенной буржуазии и выступал за союз с социал-демократией.
Позиция Таски шла вразрез с установками Коминтерна и была направлена против его руководства; она подверглась критике со стороны Тольятти и других членов Центрального комитета. Руководство коммунистической партии утверждало, что необходимо продолжать борьбу всеми средствами в самой Италии. Что касается отношения к социал-демократии, то, в соответствии с позицией руководства Коминтерна, Центральный комитет подтвердил непримиримое отношение к ней. В сентябре 1929 г. Центральный комитет исключил Таску из рядов коммунистической партии, определив его позицию как правооппортунистический уклон.
В 1929 г. появляются признаки некоторой активизации борьбы против фашизма в Италии. В связи со снижением заработной платы произошли столкновения на заводах ФИАТ в Турине, на предприятиях «Миани» и «Сильвестри» в Милане, отмечались демонстрации безработных в Эмилии, волнения в других городах. В ряде случаев рабочие, записавшиеся в фашистскую партию, принимали участие в этих выступлениях, во время которых происходили стычки с полицией.
Коммунистическая партия старалась использовать каждую возможность для борьбы с фашизмом. Во время плебисцита, проведенного Муссолини в марте 1929 г. по вопросу о Латеранских соглашениях, коммунисты призвали голосовать против соглашений с Ватиканом. Это была активная позиция, которая отличалась от призыва «Антифашистской концентрации» (социал-демократы, республиканцы и др.) бойкотировать плебисцит, порождавшего настроения апатии и пессимизма.
В последующие месяцы коммунисты готовились отметить день защиты мира 1 августа. В тот период в Италии далеко не все понимали, что фашизм неизбежно ведет к развязыванию войны. Цель коммунистов заключалась в том, чтобы привлечь внимание к реальности этой угрозы.
Полиция была осведомлена о готовящихся выступлениях. 1 августа по всей стране были проведены повальные обыски, войска приведены в боевую готовность. Тем не менее компартии удалось распространить в этот день множество листовок и антивоенной литературы. В ряде городов рабочие не выходили на работу, происходили стычки с полицией.
Вопрос о дальнейшей активизации антифашистской деятельности в стране обсуждался в руководящих органах партии в начале 1930 г. С одобрения П. Тольятти, работавшего в то время в Коминтерне, Л. Лонго представил проект резолюции, которая предлагала направить в Италию большую часть тех кадров, которыми партия располагала за границей. Предлагалось создать в стране центр во главе с одним из членов Политбюро. После оживленной дискуссии выяснилось, что мнения в Политбюро разделились поровну: за «поворот» в политической и практической деятельности партии выступали П. Тольятти, Л. Лонго, К. Равера и Р. Гриеко, против — А. Леонетти, П. Трессо, П. Раваццоли и И. Силоне.
Противники «поворота» обосновывали свою позицию ссылкой на мощь огромного репрессивного аппарата фашизма, они говорили о том, что следует выждать время, пока фашизм исчерпает свои наступательные возможности, произойдет некоторая «демократизация» режима, а массы займут более революционные позиции. В целом их взгляды перекликались с той оценкой перспектив, которую в теоретическом плане дал Таска, хотя противники «поворота» и осудили в свое время его позиции.
Сторонники резолюции, предложенной Л. Лонго, безусловно, в общих оценках слишком оптимистично смотрели на возможности развертывания борьбы: впечатление, что мировой кризис должен вызвать глубочайшее потрясение капиталистического мира, было в то время очень распространено в рядах международного рабочего класса. Однако их динамичная, смелая позиция отбрасывала всякого рода настроения выжидания.
Это была линия максимальной активности, которую с 1927 г. предлагала молодежная организация компартии и которую теперь разделял Тольятти. «Мы вовсе не преувеличивали, — пишет один из старых деятелей Итальянской коммунистической партии Дж. Берти, — когда сравнивали дух этих молодых коммунистов с духом, который владел крайним левым крылом итальянских демократов в самые трудные годы нашего Рисорджименто, после поражения 1848–1849 гг… Экспедиции Мадзини могли казаться тогда абсурдными и неразумными, не имевшими никакой реальной связи с политической обстановкой в Италии, ненужным кровопролитием. Однако они имели решающее значение в борьбе за объединение Италии, даже если «моральная революция», как ее называл Мадзини, вовсе не была на пороге и не была готова — как ему казалось — вспыхнуть с минуты на минуту. Молодые коммунисты 30-х годов… конечно ошибались в политическом плане, когда полагали, что фашистская Италия в 1927–1930 гг. стоит накануне открытого восстания… но они не ошибались в главном, считая, что в основу деятельности компартии в Италии следует положить героический дух самопожертвования и борьбы, даже если, развертывая подпольную работу, придется поплатиться арестом сотен и тысяч активистов»[222].
В резолюции, предложенной Лонго, высказывалось убеждение, что внутреннее разложение режима выразится в первую очередь в решительном отрыве от фашизма той массовой базы, которой он располагал в некоторых слоях трудящихся и средней буржуазии. «Фашистский режим, — говорилось в резолюции, — может и должен быть расшатан до основания и обречен на гибель только широкой борьбой трудящихся, рабочих и крестьянских масс против этого режима, борьбой, которая в существующей обстановке должна стать доминирующим и решающим фактором». В связи с этим предлагалось начать кампанию за широкое привлечение новых членов в партию, создать комитеты борьбы на заводах, среди безработных, в деревне, начать подготовку всеобщей массовой забастовки