[278]. В то же время были произведены значительные изменения в составе правительства. По общему мнению, большую роль во всех этих перемещениях играли советы Чиано; обновленный состав правительства получил даже название «кабинета Чиано». Его непосредственной креатурой был также новый секретарь фашистской партии Этторе Мути, сменивший на этом посту Стараче. Впрочем, этот суперфашист своими исступленными призывами к «усилению фашистского образа жизни» и грубыми нападками на западные державы вскоре вызвал недовольство могущественного министра иностранных дел.
В области внешней политики короткий период итальянского нейтралитета отмечен неуверенными попытками Муссолини выступить в роли посредника между Германией и ее противниками. Он надеялся направить гитлеровскую агрессию против Советского Союза, считая, что крестовый поход против коммунизма поднимет роль Италии. 5 января 1940 г. Муссолини направил Гитлеру письмо, в котором выдвигал план компромисса с западными державами путем создания «небольшой разоруженной Польши под германской эгидой» и заклинал Гитлера «не забывать о борьбе с большевизмом»: «Фюрер, вы не можете оставить антибольшевистское и антисемитское знамя, которое вы держали на протяжении 20 лет… Разрешение вопроса о жизненном пространстве Германии находится в России и нигде более»[279]. Гитлер заставил Муссолини довольно долго ждать ответа на это письмо, не имея никакого желания посвящать его в свои замыслы. Лишь 8 марта прибыло ответное послание Гитлера, которое сводилось к выражению решимости искать разрешения всех вопросов силой оружия и уверенности в окончательной победе.
Продолжение войны на Западе делало Муссолини все более нетерпеливым. Он был уверен в победе Германии и начинал опасаться, что неучастие в войне лишит Италию возможности территориальных приобретений. «Нейтралитет отбросит нас во вторую группу европейских держав, — говорил он Чиано. — Унизительно сидеть сложа руки, когда другие творят историю. Для того чтобы сделать народ великим, его надо заставить сражаться, пусть даже пинками в зад. Я так и сделаю»[280]. В публичных выступлениях он приписывал всем итальянцам свое стремление к военным авантюрам. Выступая 1 февраля 1940 г. по случаю юбилея фашистской милиции, он заявил, что целиком разделяет жажду итальянцев к сражениям, «тем сражениям, которые нас ждут в скором будущем».
«Параллельная война»
18 марта 1940 г. Муссолини встретился с Гитлером в Бреннере. К этому времени он был окончательно убежден в необходимости вступления Италии в войну в момент, когда Германия своими успехами создаст условия для решительной победы. «Вступление Италии в войну неизбежно, — говорил он Гитлеру. — Италия намерена идти плечом к плечу с Германией не для того, чтобы оказать ей военную помощь, а потому, что этого требуют ее честь и интересы»[281]. Это был план «параллельной войны», как назвал ее Муссолини, войны, которую Италия надеялась вести, идя по стопам более сильного империалистического хищника.
6 апреля Муссолини направил начальнику генерального штаба меморандум с изложением общего плана ведения военных действий. Этот план предусматривал оборонительные действия на французской границе; накопление сил против Югославии; оборонительные мероприятия на Эгейском море и в Ливии; частичное наступление в Восточной Африке. Наступательные действия должен был вести военно-морской флот во взаимодействии с авиацией. Таким образом, этот план показывал стремление ограничиваться в первое время демонстрационными действиями, чем-то вроде копирования «странной войны», которая в то время велась между Германией и Францией[282].
Штаб военно-морского флота после ознакомления с меморандумом представил свои соображения, в которых руководители единственного вида вооруженных сил, для которого предусматривалось ведение активных боевых действий, признавали, что они не в состоянии выполнить должным образом эту задачу.
События в этот период начали развиваться так стремительно, что все предварительные расчеты Муссолини были опрокинуты — 9 апреля гитлеровские войска захватили Данию и начали оккупацию Норвегии. Затем наступила очередь Бельгии и Голландии, которые лежали на пути вторжения во Францию. 29 мая Муссолини собрал совещание начальников штабов и заявил, что начиная с 5 июня следует со дня на день ожидать приказа о выступлении против Франции. Наконец 10 июня, когда немецкие танковые колонны стремительно приближались к Парижу и французское правительство готовилось оставить столицу, Муссолини объявил, что Италия «вступает в сражение» для того, чтобы «разрешить вопрос о морских границах, добившись свободного доступа к океанам». Своим приближенным он объяснил принятое решение более прозаически: «Мне необходимо несколько тысяч убитых для того, чтобы обеспечить себе место за столом мирной конференции»[283]. При всем цинизме эти слова показывали, что глава итальянского государства еще сохранял надежду добиться своих целей, ограничиваясь «малой войной».
Известие о близкой капитуляции Франции повергло Муссолини в уныние: он рассчитывал на короткую, но все-таки войну. Впрочем, это не помешало ему во время встречи с Гитлером в Мюнхене 18 июня, куда он был вызван для обсуждения условий перемирия, выдвинуть к Франции совершенно несоразмерные претензии. Он предлагал Гитлеру оккупацию всей Франции, раздел французского флота, передачу Италии Ниццы, Корсики, Французского Сомали, Туниса и предоставление военных баз в Алжире и Марокко. Гитлер оказался сторонником гораздо более умеренных требований. Он считал «неполитичным» требовать от французов передачи флота: самое большее, что можно было бы пожелать, это, чтобы он был так или иначе нейтрализован[284]. Позиция Гитлера объяснялась стремлением как можно скорее вывести Францию из игры для подготовки непосредственной атаки против Англии.
Для того чтобы как-то оправдать итальянские претензии, Муссолини были срочно необходимы военные успехи. Вечером 20 июня он приказал Бадольо немедленно начать атаку по всему фронту, проникая как можно глубже на французскую территорию. С военной точки зрения эта фронтальная атака была абсурдом. Наступление длилось четыре дня и не принесло победных лавров итальянскому командованию, хотя оно обладало по крайней мере тройным превосходством в силах: войска сумели лишь преодолеть французские передовые посты и приблизиться к основной оборонительной линии. Наибольшим было продвижение вдоль побережья, где итальянские войска заняли г. Ментону.
Гитлер решил, что итальянцам следует самостоятельно вести переговоры с Францией. Итало-французская конференция по перемирию началась 24 июня в Риме. Ей предшествовал обмен мнениями между немцами и итальянцами, во время которых Риббентроп, не слишком заботясь о дипломатической форме, говорил своему коллеге Чиано: «Нужно проявлять умеренность. Нельзя, чтобы глаза были больше желудка». Это убедило Муссолини отказаться от планов немедленного создания средиземноморской империи и получить часть французского флота. В письме к Гитлеру 22 июня он сообщил, что итальянская делегация ограничится требованием оккупации той части территории, которую заняли к тому времени итальянские войска[285]. Вечером 24 июня перемирие было подписано. Итальянским генералам, выражавшим недовольство отказом от первоначальных требований, Муссолини объяснил, что это было необходимо, чтобы не создавать «самых серьезных трений с немецким союзником».
Разочарование, постигшее Муссолини в войне с Францией, он пытался компенсировать переходом к активным действиям в Африке. Повторить наполеоновский поход в Египет было его заветной мечтой. 11 июля 1940 г. он распорядился послать «губернатору Ливии» И. Бальбо «все необходимые материалы для того, чтобы он в ближайшее время был в состоянии выполнить поставленную перед ним задачу важнейшего стратегического и политического значения». Речь шла о решительном наступлении против Египта. Однако недостаток в средствах транспорта, авиации и военной технике был столь велик, что ни Бальбо, ни сменивший его Грациани не решились начать операции крупного масштаба.
В начале августа было решено разбить операции на несколько этапов: целью первого из них был намечен Сиди-эль-Баррани, в 150 километрах от границы, затем должно было последовать продвижение до Мерса-Матрух. Грациани надеялся оттянуть начало операций на возможно поздний срок, ожидая прибытия автосредств, но в конце августа последовал приказ начать наступление немедленно. В тот момент Муссолини считал, что в ближайшее время следует ожидать решительной атаки гитлеровских войск против Британских островов или заключения компромиссного мира. В обоих случаях итальянцам необходим был «хотя бы один бой» против англичан, чтобы претендовать на свою долю добычи.
14 сентября итальянские войска перешли в наступление и через три дня заняли Сиди-эль-Баррани. Английские войска не оказали какого-либо сопротивления, и достигнутый успех имел совершенно второстепенное значение. Тем не менее он опьянил Муссолини: наконец-то итальянские войска двинулись вперед. Послав горячие поздравления Грациани, он торопил его с продолжением наступления. Но даже ограниченные усилия первого этапа наступления вызвали полное истощение тылового хозяйства итальянской армии, и Грациани удалось добиться отсрочки. Наступление на Египет было опять отложено.
В Восточной Африке итальянская армия располагала подавляющим большинством: против более чем 300-тысячной армии, состоявшей из итальянцев и навербованного местного населения, англичане располагали в Сомали, Кении и Судане 30 тыс. человек. Осенью 1940 г. итальянские войска легко заняли Британское Сомали. Однако наступление против Судана, которое могло в случае решит