Речь о «полосе прибоя» — одно из последних выступлений Муссолини в роли дуче — надолго запомнилась итальянцам: через три дня после ее опубликования англо-американские войска начали высадку на Сицилию. Они не только преодолели прибрежную полосу, но в течение первых двух недель заняли большую часть острова. Итальянские дивизии, оборонявшие Сицилию, не оказали серьезного сопротивления: гарнизоны сдавались в плен или разбегались. Лишь около Катании находившиеся там две немецкие дивизии на время задержали продвижение превосходящих сил. Военные действия вплотную приблизились к территории континентальной Италии, и это ускорило агонию фашистского режима.
Еще осенью 1942 г. в период болезни Муссолини в кругу его ближайших сподвижников, а также в окружении короля стала возникать мысль о необходимости выхода Италии из войны. Весной 1943 г., когда перспектива поражения Германии стала реальностью, а первые открытые выступления итальянских трудящихся свидетельствовали о возможности широких массовых волнений, окончательно оформились две группы, которые готовились к свержению Муссолини.
Первая из них состояла из представителей фашистской верхушки и возглавлялась Д. Гранди, Дж. Боттаи и Г. Чиано. Это были люди, недавно снятые со своих высоких постов и враждебно настроенные к Муссолини. Их программа до последнего момента была недостаточно ясной и сводилась к формуле «фашизм без Муссолини». Вторая группа заговорщиков включала в себя монархически настроенных военных чинов, во главе с новым начальником генерального штаба В. Амброзио. Они действовали под руководством министра королевского двора, герцога П. Акварона, являвшегося доверенным лицом короля Виктора Эммануила. Их целью было устранение Муссолини с целью возвращения власти монархии.
Обе группы были тесно связаны с финансово-промышленными кругами, игравшими в подготовке переворота важную роль, но предпочитавшими держаться в тени. Всех, кто готовил смещение Муссолини, отмечал Тольятти, объединяла идея, что изменения должны коснуться только высших сфер и тем самым предотвратить глубокий, подлинно демократический переворот, основанный на неудержимом натиске народных масс[315].
До начала июля 1943 г. у диссидентов еще была надежда, что можно будет избегнуть устранения Муссолини. 19 июля состоялось свидание Муссолини с Гитлером в Фельтре. Сопровождавший Муссолини Амброзио побуждал его добиться от Гитлера разрешения на выход из войны. Однако Муссолини молча прослушал длинные монологи Гитлера, которые в последнее время заполняли их встречи. Это была последняя капля, которая заставила короля покончить с колебаниями. После доклада Амброзио он отдал распоряжение о подготовке ареста Муссолини.
Еще до этого по настоянию партийной верхушки Муссолини назначил на 24 июля заседание Большого фашистского совета, не собиравшегося уже много лет. Фашисты-диссиденты готовились дать на нем бой: Гранди подготовил проект резолюции, предлагавший передать королю командование всеми вооруженными силами и предоставить ему «высшую инициативу в принятие решении»[316].
Проект резолюции был отредактирован Гранди, Чиано и Боттаи за несколько часов до начала заседания фашистского совета, собравшегося в 5 часов 24 июля. Фашистские главари, надев, как это требовал устав, черные рубашки и сапоги, направлялись в Венецианский дворец с чувством большой тревоги. Гранди перед этим исповедовался и положил в карман две ручные гранаты. Заседание открыл Муссолини. Он сказал, что собрал Большой совет не для того, чтобы обсуждать положение в Италии, а для того, чтобы информировать о ходе военных действий и принять соответствующие решения. Анализируя причины неудач в ходе войны, Муссолини обрушился на генеральный штаб, который, по его словам, был их главным виновником, на итальянских солдат, зараженных духом пораженчества, и на население Сицилии, встречающее англо-американцев как освободителей.
Первым, кто поднял вопрос о мире, был Боттаи. Он заявил в выступлении, что из доклада Муссолини создается впечатление, что оборона Апеннинского полуострова невозможна. Затем слово взял Гранди, который атаковал непосредственно дуче, сказав, что он несет главную ответственность за проигрыш фашистским режимом войны.
«Сорви с себя маршальские знаки различия, — патетически восклицал он, обращаясь к Муссолини, — и стань опять тем, чем ты был: главой правительства его величества короля»[317].
Обстановка в зале накалилась до предела. Председатель фашистского особого трибунала Казанова кричал: «Вы заплатите кровью за свое предательство!» Начальник корпуса чернорубашечников Гальбиати грозился вызвать в зал «мушкетеров дуче». Во всем этот хаосе Муссолини сохранял полную пассивность. Сгорбившись за председательским столом, он молча выслушивал обвинения, сыпавшиеся на него со всех сторон.
Около трех часов утра, после почти беспрерывного 10-часового заседания, Муссолини поставил резолюцию Гранди на голосование. Его исход был предрешен, так как диссиденты собрали подписи под своей резолюцией заранее. За резолюцию голосовало 19 человек, против — 7. Муссолини был потрясен развязкой. Однако он знал, что решение фашистского совета должно быть утверждено королем и надеялся на поддержку престарелого монарха. Он не подозревал, что король не только был в курсе событий, но уже за несколько дней до этого отдал приказ разработать план его ареста. Сразу же после окончания заседания фашистского совета Гранди сообщил королю о результатах голосования и в то же утро был подготовлен декрет о назначении на пост главы правительства Бадольо.
Когда Муссолини явился на аудиенцию к королю 25 июля, Виктор Эммануил осыпал его градом упреков. В ответ на попытки Муссолини доказать, что решение Большого совета не имеет законодательной силы, король возразил, что оно совпадает с волей страны. В конце беседы, занявшей всего около 20 минут, король сообщил, что новым главой правительства будет назначен Бадольо. Муссолини растерянно пробормотал: «А что будет со мной?» Король промолчал, хотя он хорошо знал, что ожидает отставного диктатора в ближайшем будущем.
Когда Муссолини выходил из королевской виллы, к нему приблизился капитан карабиньеров. Он сказал, что ему поручено охранять неприкосновенность Муссолини, и заставил его сесть в санитарную машину, стоявшую наготове. Машина выехала из виллы через запасной выход и, никем не замеченная, направилась в военную казарму, где для дуче была уже подготовлена изолированная комната.
В 10 часов вечера 25 июля по радио было передано сообщение о том, что король «принял отставку кавалера Бенито Муссолини» и назначил на его место маршала Бадольо. Улицы городов Италии заполнились толпами людей, которые радостно приветствовали падение фашистского режима. В это время по приказу короля во все города Италии были посланы телеграммы о переходе власти в руки военного командования, а новый начальник полиции отдал распоряжение о поддержании порядка «во что бы то ни стало».
Сорок пять дней правительства Бадольо
Сразу же вслед за объявлением о смещении Муссолини по радио были переданы два воззвания. В первом из них король сообщал, что он взял в свои руки командование вооруженными силами, и предупреждал, что «никакие отклонения не могут быть терпимы, никакие обвинения за прошлое не могут быть допущены». Во втором, подписанном Бадольо, говорилось: «По приказу его величества короля и императора, я принимаю всю полноту власти в стране. Война продолжается. Италия верна своему слову, в соответствии со своими тысячелетними традициями»[318].
На смену фашистскому режиму пришла военно-монархическая диктатура, просуществовавшая сорок пять дней. В новое правительство, составленное из высших чиновников и военных, не был включен никто из видных фашистов, принимавших участие в заговоре. В области внутренней политики главной задачей королевского правительства было предотвращение возможных революционных выступлений, а в области внешней политики — выход Италии из войны и заключение сепаратного мира. Первые дни своего существования правительство жило под страхом возможной реакции фашистов. Однако ни секретарь партии Скорца, ни командующий фашистской милицией Гальбиати не шевельнули пальцем, чтобы прийти на выручку свергнутому диктатору. Фашистские иерархи, которые еще недавно клялись в верности дуче, поспешили скрыться, думая только о собственной безопасности.
Основное внимание военные власти уделяли подавлению массовых выступлений, которые начались по всей стране. Население громило помещения фашистской партии, срывало фашистские эмблемы. Портреты и скульптурные изображения дуче сжигали и разбивали на куски. Не успевших переодеться фашистов раздевали на улицах и пускали домой в трусах.
В Северной Италии движение с самого начала приняло более организованные формы: рабочие прекратили работу, начались антифашистские митинги. Все это вызывало панику в правящих кругах. В полдень 26 июля в стране было введено осадное положение. Были запрещены всякие собрания на улицах, и войскам был отдан приказ стрелять по толпе. В циркуляре начальника генерального штаба командирам войсковых соединений говорилось: «При создавшемся положении любое нарушение общественного порядка представляет собой предательство и может привести к самым тяжелым последствиям. Любое движение должно быть беспощадно подавлено в самом зародыше… Войска должны выступать против нарушителей в боевом порядке и безо всяких предупреждений открывать огонь, не останавливаясь перед применением минометов и артиллерии, совершенно так же, как если бы они действовали против неприятеля»[319]