[493]. Магнаты индустрии по-прежнему стремились сохранить традиционный блок с крупными землевладельцами, в том числе с латифундистами Юга. Этот блок был надстройкой над дуалистичной социальной структурой страны, где наряду с высокоразвитыми индустриальными областями Севера сохранились отсталые, отягощенные феодальными пережитками, аграрные области Юга и Островов.
После войны Италия оставалась страной крайне высокой концентрации земельной собственности, где в то же время существовала огромная масса безземельных крестьян[494]. Почти половина земельного фонда, находившегося в частном владении (9,5–10 млн. га), являлась собственностью 20–25 тыс. семей, в то время как 80 % крестьянских дворов (или 4 200 тыс. семей) были безземельными или малоземельными[495]. Оплот крупного помещичьего владения по-прежнему составляли области Юга (особенно Калабрия, Апулия), Сицилия, а также центральная область — Лацио[496]. Одним из самых одиозных представителей земельной аристократии Италии был князь Алессандро Торлония, владелец огромных поместий в Умбрии, Романье, Тоскане, Лацио, Абруццах. Его крупнейшее имение в Фучино (Абруццы) было равно 16 тыс. га. Оно охватывало территорию 14 коммун с населением в 70 тыс. человек, которые в экономическом отношении целиком зависели от Торлония.
Значительную часть своих феодов князья и бароны отводили под охотничьи заповедники, превращали в пастбища или попросту забрасывали. В общей сложности в 1950 г. в Италии насчитывалось 9 млн. га плохо обрабатываемых или заброшенных земель[497].
Крестьянская беднота Юга и Центральной Италии арендовала землю на чрезвычайно тяжелых условиях испольщины или издольщины. По условиям договоров этого типа крестьянин отдавал хозяину от ⅓ до ½ урожая, а также должен был оказывать ему различные услуги и почести и посылать по праздникам дары: вино, индеек, яйца. При этом хозяин мог в любой момент расторгнуть договор и лишить семью крестьянина средств к существованию. В годы фашистской диктатуры кабальные условия арендных договоров были узаконены, и испольщина получила еще большее распространение[498]. К 1946 г. в Италии насчитывалось 1,8 млн. крестьян-испольщиков и издольщиков[499] и 2,3 млн. поденщиков и батраков[500]. Условия найма сельскохозяйственных рабочих, особенно поденщиков-браччанти, также были крайне тяжелыми. Браччанти имели заработок лишь в период сельскохозяйственной страды, оставаясь большую часть времени безработными.
Своеобразной национальной проблемой Италии оставался Южный вопрос. В результате однобокого развития итальянского капитализма Юг превратился в своего рода внутреннюю колонию, в аграрный придаток, вотчину баронов и крупных землевладельцев, зону экономической деградации. Промышленность здесь была развита крайне слабо, в деревне преобладали экстенсивные методы хозяйства и были сильны феодальные пережитки. Отсталые социальные отношения обусловили нищенский уровень жизни на юге страны. По данным народного обследования, проведенного в 1950 г. Национальным комитетом возрождения Юга, 37 % населения этой части страны ютились в домах, «не пригодных для жилища». Согни поселков не имели школ и медицинской помощи. На 15 млн. жителей Юга приходилось 12 тыс. больничных коек. В наиболее бедных коммунах Сицилии и Апулии 20 % всех детей школьного возраста оставались неграмотными[501]. После войны из этих забытых богом городов Юга начался массовый поток эмигрантов[502].
Пороки социально-экономической структуры были особенно болезненно ощутимы в условиях послевоенной экономической разрухи. Война нанесла Италии тяжелый ущерб. Ее людские потери составили 450 тыс. убитыми и пропавшими без вести[503]. 3 миллиона человек остались без крова. В результате военных действий, проходивших на территории страны, а также бомбардировок немецкой, англо-американской авиации были выведены из строя ⅕ всех предприятий, ¼ железных дорог и ⅓ мостов. Италия потеряла 9/10 национального флота. Из-за отсутствия топлива и сырья заводы и фабрики останавливались. В год окончания войны объем промышленного производства был более чем в два раза ниже довоенного уровня[504].
К концу 1945 г. в Италии образовалась 2-миллионная армия безработных[505]. В тяжелом положении находилось сельское хозяйство. Сбор урожая упал до ⅓ по сравнению с довоенным[506]. Дневная норма хлеба составляла, как и во время войны, 200 граммов в день. Процветал черный рынок. Страна зависела от ввоза продовольствия из США.
Союзная военная администрация в Италии контролировала итальянскую экономику и стремилась ослабить ее, с тем, чтобы подготовить почву для проникновения в Италию американского капитала. Союзная администрация реквизировала свыше 1900 итальянских предприятий, запрещала импорт в страну важнейших видов сырья. Выпуск союзническими властями оккупационных денежных знаков, так называемых американских лир, усугубил инфляцию.
До конца 1945 г. Северная Италия, отделенная от остальной части страны «санитарным кордоном», находилась под непосредственным управлением союзной военной администрации, а англо-американские войска оставались в стране до конца 1947 г. Это обстоятельство использовалось англо-американскими властями для того, чтобы оказывать давление на политическую жизнь страны и помешать левым силам осуществить глубокие демократические преобразования. Присутствие в Италии англо-американских войск явилось одним из важнейших факторов, определивших расстановку сил в стране. Только с учетом этого фактора можно понять, почему рабочий класс, сыгравший руководящую роль в Сопротивлении, не смог после войны добиться установления в стране строя прогрессивной демократии.
Действительно, политические позиции правящих классов были подорваны довольно сильно. Открытая террористическая диктатура наиболее реакционных слоев крупной монополистической буржуазии в форме фашизма была уничтожена. Военно-политический аппарат, на который опиралась фашистская диктатура, был в значительной степени разрушен. Фашистская милиция, политическая полиция, армия, фашистские корпорации, фашистская партия и фашистские профсоюзы были распущены. В Северной Италии непосредственно после национального восстания власть фактически осуществлялась комитетами национального освобождения, в которых преобладающие позиции принадлежали левому крылу антифашистского фронта.
Иная обстановка создалась в Южной Италии, что в значительной степени определялось социальной структурой населения. Промышленный пролетариат Юга не составлял столь могучего отряда, как на Севере, и не имел политической гегемонии. Народные массы Юга не приобрели того мощного опыта демократической борьбы, как на Севере, так как Юг (за исключением нескольких эпизодов) остался в стороне от движения Сопротивления. Поэтому комитеты национального освобождения на Юге не были связаны с массами и носили верхушечный характер, а в центральном КНО в Риме значительную роль играло консервативное крыло антифашистского национального фронта.
Существенные сдвиги произошли в соотношении политических сил в стране. Либеральная партия, будучи правящей партией в дофашистский период, не смогла в новых условиях восстановить свою гегемонию в лагере буржуазии — и это не было случайным. Выражая интересы наиболее консервативных кругов монополистической буржуазии и крупных землевладельцев, либеральная партия стремилась сохранить незыблемой социальную структуру страны и, возродив дофашистскую либеральную систему правления, оставить монархию и традиционный политический блок, «капитанов индустрии» и латифундистов Юга. Этот курс шел в разрез с устремлениями средних слоев, в том числе мелкой буржуазии, которые делали свою ставку на христианско-демократическую партию.
ХДП, соперничая с либералами, явно претендовала на роль новой правящей партии. Связь ХДП с Ватиканом могла обеспечить буржуазии контроль над широкими слоями народа с помощью церковного аппарата и религиозной идеологии, глубоко укоренившейся в сознании итальянского народа. Христианско-демократическая партия использовала в своих политических целях разветвленную сеть церковных приходов (в Италии их насчитывалось более 27 тыс.) и 600-тысячную армию священников и монахов, а также светскую организацию католиков «Католическое действие» (которая не была распущена в годы фашизма), объединявшую в 1946 г. 1,7 млн. человек.
Вместе с тем христианско-демократическая партия, создавая свою массовую (главным образом крестьянскую) базу, выдвинула уже в период 1943–1945 гг. программу социальных реформ, рассчитанную на привлечение этих масс. В основном документе партии «Преобразовательные идеи христианской демократии» (1944 г.) партия заявляла, что она ставит своей целью уничтожить господство крупного монополистического капитала и превратить пролетариат в «класс мелких собственников». В этих целях провозглашалась необходимость аграрной, промышленной и финансовой реформ. Батраки и безземельные крестьяне, согласно этой программе, получив землю, должны были превратиться в мелких землевладельцев, а индустриальные рабочие, приобретя акции, — стать «совладельцами» предприятий[507]. Программа была подтверждена в резолюции партии, принятой в октябре 1945 г.