Несмотря на существование таких контактов, развитие еврейских общин шло разными путями и с разной скоростью. Мы увидим, что в некоторых регионах Восточной Европы конец «средневекового» иудаизма наступил куда позже, чем в Германии. Рассматривая в этой книге отдельно начало Нового времени (с 1500 года), мы сможем больше узнать о религиозных изменениях в Италии и Голландии, чем, например, в Йемене (см. часть IV). Однако нам нередко будут попадаться и свидетельства о контактах между евреями, благодаря которым единство народа поддерживалось, несмотря на все различия.
10. Иудаизм без Храма
Разрушение Иерусалима римскими войсками в 70 году невозможно было оставить без религиозного объяснения. Если Бог, верховный владыка вселенной, допустил, чтобы его народ постигла подобная катастрофа, она не могла произойти иначе как по божественному плану. Автор одного из откровений, якобы описывающий пророческие видения Ездры — священника и книжника, жившего в V веке до н. э., — но писавший, судя по всему, в последние десятилетия I века н. э., предвещал Римской империи божественное возмездие. Рим в этом тексте представлен трехглавым орлом, осужденным на истребление в конце времен, который уже настал:
И воззрел Всевышний на времена гордыни, и вот, они кончились, и исполнилась мера злодейств ее. Поэтому исчезни ты, орел, с страшными крыльями твоими, с гнусными перьями твоими, со злыми головами твоими, с жестокими когтями твоими и со всем негодным телом твоим, чтобы отдохнула вся земля и освободилась от твоего насилия, и надеялась на суд и милосердие своего Создателя.
Однако мы не знаем, какая часть евреев разделяла подобные эсхатологические надежды: Третья книга Ездры сохранилась только в списках и переводах, выполненных христианами. Среди последних текст оказался чрезвычайно популярным — вероятно, отчасти из-за их повышенного интереса к надвигающемуся концу времен, — но неизвестно, пользовался ли этот текст таким же уважением со стороны евреев-нехристиан [1].
Для обычных евреев, каковым был Иосиф Флавий, очевидное объяснение катастрофы содержалось в библейских текстах, где Израилю многократно обещаются беды за несоблюдение Завета с Богом, но столь же многократно обещается и избавление, когда Израиль раскается в своих грехах. Бездна несчастий, куда был на этот раз повергнут еврейский народ, была всего лишь составной частью циклического процесса: грех — кара — раскаяние — прощение — восстановление; в библейских книгах Царств реализация этого цикла прослеживается не раз на протяжении многих поколений. Подразумевалось, что обновленному Израилю была гарантирована божественная помощь, и, стало быть, изгнанию из святого города Иерусалима в свой черед должен был наступить конец.
Эта нотка оптимизма и веры в могущество Бога Израиля пронизывает все труды Иосифа Флавия, написанные им после войны. Римских читателей «Иудейской войны» и «Иудейских древностей», должно быть, немало удивляло, что, согласно эмоциональным повествованиям Иосифа, события, приведшие к разрушению еврейской столицы, были запланированы тем самым Богом иудеев, чья святыня была в итоге разграблена, — но автор так и задумывал. И вывод из его трудов был таков: евреям нужно лишь вернуться на путь благочестия, и Бог снова будет заботиться о своем образумившемся народе.
Надо полагать, не все евреи были равно уверены в прекрасном будущем под защитой своего Бога. Одни, как уже известный нам племянник Филона Александрийского Тиберий Юлий Александр, с переходом в ряды имперской элиты вовсе оставили лоно иудаизма. В ряде надписей начала II века н. э. можно найти имена потомков Ирода Великого без какого-либо упоминания об их иудейских корнях. Другие евреи стали неразличимы в «плавильном котле» римских городов, где сегодняшний историк может установить наличие тех или иных этнических групп только в том случае, если они сами прилагали усилия к сохранению собственной самобытной культуры [2].
Но если все же большинство евреев, как и Иосиф Флавий, понимали божественный план в библейском свете, практические выводы из этого следовали такие: нужно не меняться, а, напротив, хранить верность религии отцов, или, точнее, вернуться к ревностному соблюдению Завета Торы, ибо только в этом случае божественная милость поможет изменить судьбу народа к лучшему. А значит, логично предположить, что толкования Торы после 70 года должны были остаться столь же разнообразными, как и прежде. Ведь, скажем, фарисеи продолжали хранить верность своей разновидности иудаизма; саддукеи — своей, ессеи — своей. Чрезвычайно редко замечают, что в 70, 80 и 90-е годы I века н. э. Иосиф Флавий пишет о «философских школах» иудеев в настоящем времени и ни словом не намекает на то, что какая-либо из них прекратила свое существование после катастрофы 70 года. Вполне возможно, что после гибели Храма вариативности в иудаизме (как религии коллективной, где приверженцам «альтернативных» богословских взглядов и практик не отказывали в публичном высказывании своего мнения) стало не меньше, а больше.
Историки иудаизма обычно утверждают, что 70 год положил конец подобному разнообразию, и даже объясняют эту перемену солидарностью народа перед лицом катастрофы. Но это мнение основано на иллюзии: в действительности менее разнообразными стали не течения в иудаизме, а доступные нам свидетельства об их существовании. В христианской традиции, сохранившей для нас греко-еврейские тексты I века (например, труды Иосифа Флавия), интерес к сохранению нехристианских еврейских текстов приблизительно после 100 года был утрачен, так как христиане уже начали создавать обширный корпус собственной литературы. Как следствие, о характерных особенностях иудаизма с конца I века до конца 1-го тысячелетия н. э. приходится догадываться главным образом по религиозным традициям, сохраненным раввинами, которых почти не интересовали разновидности иудаизма, отличные от раввинистического (см. главу 11), хотя, как мы увидим в главе 12, следы существования таких течений можно восстановить по археологическим и эпиграфическим данным.
Мы уже знаем, что, по мнению Иосифа Флавия — свидетеля, наблюдавшего за осадой Иерусалима из римского лагеря, — римское командование в августе 70 года не собиралось разрушать Храм. В хаосе осады один из римских солдат бросил в святилище пылающую головню; вспыхнувший пожар быстро вышел из-под контроля, и все попытки Тита спасти здание оказались напрасными. Иосиф недвусмысленно утверждал, что Тит стал орудием Бога иудеев, покаравшего свой народ за его грехи. Но отсюда столь же недвусмысленно следовало и другое: можно надеяться на восстановление Храма, ведь после разрушения вавилонянами в 586 году до н. э. Всевышний в свой срок позволил отстроить его. Тора содержит в явном виде заповеди о принесении жертв в Храме, поэтому о том, чтобы просто смириться с невозможностью этого, не могло быть и речи. Иерусалимский храм — не единственное культовое здание Римской империи, погибшее в огне: так, всего годом ранее в Риме сгорел храм Юпитера Капитолийского. Евреям оставалось надеяться на быстрое восстановление Храма, молиться о нем и напрягать все силы, чтобы оно совершилось [3].
В середине 90-х годов н. э. Иосиф Флавий в труде «Против Апиона» восхваляет совершенство храмового культа и, судя по всему, не сомневается, что евреи еще будут служить Богу в Храме:
Един Храм единого Бога (ведь подобное всегда стремится к подобному) — общий для всех общего для всех Бога. В нем постоянно служат священники, а главенствует над ними всегда первенствующий по роду. Вместе с другими священниками ему надлежит совершать жертвоприношения Богу, охранять законы, разрешать споры, наказывать повинных в беззаконии… Мы приносим жертвы не ради собственного насыщения и опьянения (ибо это неугодно Богу и может оказаться причиной разнузданности и мотовства), но со скромностью, простотой и соблюдением порядка, сохраняя при этом величайшее благоразумие. При жертвоприношениях должно молиться прежде всего за всеобщее спасение, затем за себя самих (ведь мы созданы для сообщества людей), и тот, кто предпочитает его собственному благу, более всего угоден Богу.
В этом победном гимне Храму Иосиф ни намеком не упоминает, что Храм уже четверть века как разрушен, хотя ни сам автор, ни его читатели не могли об этом позабыть [4].
Надежды Иосифа Флавия на восстановление Храма не оправдались. Победа в Иудее принесла Веспасиану и Титу такой политический капитал (легитимизировав право династии Флавиев на императорскую власть), что теперь, когда Храм был уже разрушен, никакое раскаяние в его разрушении было не уместно; тем более не могло идти речи о том, чтобы отстраивать его заново. Самоотверженность евреев, отчаянно защищавших святыню во время осады, и выгодные оборонительные позиции Храмовой горы также не добавляли ни Флавиям, ни их преемникам желания дозволить восстановление Храма. А когда в 130 году император Адриан основал на месте Иерусалима римскую колонию Элия Капитолина, всем надеждам на новый еврейский Храм при римской власти пришел конец. Правда, император-язычник Юлиан в 364 году предпринял было попытку восстановить Храм из желания насолить христианам, но вскоре он погиб в походе на персов, и затея не удалась. Храмовая гора лежала в руинах до конца VII века, когда омейядский халиф Абд аль-Малик построил на горе величественную исламскую святыню — Купол Скалы, находящийся там и поныне [5].
Как бы то ни было, в своих надеждах на восстановление Храма Иосиф был не одинок. Через сто лет после него, около 200 года, компилятор Мишны включил в нее обсуждение подробностей храмовой службы, где затрагиваются не только установленные Торой праздники (суббота, паломнические празднества, День искупления), но и общие правила обращения со «святынями» (приношениями Всевышнему), включая использование святынь в будничных целях, а также размеры здания Храма и его составных частей. Представляется, что по крайней мере некоторые неевреи, чьему понятию о «нормальной» религии из всех обычаев иудаизма наиболее соответствовал культ с жертвоприношениями и возлияниями, также полагали, что когда-нибудь в Иерусалимском храме вновь будут собираться толпы паломников. В конце III века, через 200 лет после разрушения Храма, празднества в Иерусалиме всё еще служили самым впечатляющим примером массового паломничества для языческого оратора из Малой Азии Менандра Лаодикейского. Он отмечал, что «славнее всего те [религиозные] празднества, где собравшихся очень много или сами они достойнейшие люди. Пример собрания достойнейших… Олимпия, где встречаются прославленные граждане», — но, по словам Менандра, «самые большие множества людей можно видеть на празднествах евреев, живущих в Сирии Палестинской, ибо они прибывают в огромных количествах почти со всего света» [6].