громадные усилия, чтобы залатать брешь, и воздержались от радикального реформирования литургии. Раввины, выпускавшиеся из Будапештской раввинистической семинарии, основанной по распоряжению австро-венгерских властей при государственном финансировании, получали в целом ортодоксальное образование, хотя (как и в Бреслау) критическое исследование древних источников вполне разрешалось. Некоторые традиционалистские общины, которые не хотели солидаризироваться ни с неологистами, ни с ортодоксами, приняли необычное, но точное название — Status quo ante[166]. Эта религиозная группа вела независимое существование до 1928 года, не отличаясь высокой численностью и не пользуясь признанием государства; в 1926 году словацкие общины Status quo ante присоединились к неологистам, из чего можно сделать вывод, что, во всяком случае, к этому моменту их члены видели себя скорее противниками ортодоксии [12].
Венгерские неологисты стремились контролировать религиозную жизнь своих земляков-евреев, однако были готовы на многое, чтобы реформистское движение не стало инициатором раскола в иудаизме. Так, в 1852 году была упразднена реформистская синагога, основанная в 1848 году молодыми членами пештской общины, а в 1884 году была пресечена попытка учредить отдельную Венгерскую реформистскую общину. Английские евреи вели себя совершенно по-другому и ничуть не испугались раскола, когда в 1841 году была учреждена реформистская синагога Западного Лондона. Основали ее по сугубо прагматическим причинам богатые евреи, переехавшие на запад города из Сити, где была своя Большая синагога, руководимая главным раввином страны, и решившие вопреки воле последнего построить новое молитвенное помещение поближе к дому. Споры на континенте лондонскую общину до поры до времени не волновали. В проповеди, посвященной открытию синагоги, говорилось: «Нашим непогрешимым вожатым были и остаются священные тома Писаний», а «в том, что касается общественного богослужения, мы не желаем отвергать ничего освященного именем Моисея». Мирным отношениям между общинами способствовало то, что в 1840-х годах между теми, кто остался в пастве главного раввина, и прихожанами новой синагоги сохранялись тесные семейные связи, а также то, что реформисты не стали педалировать отличие боговдохновенной Библии от написанного людьми Талмуда.
Таким образом, в течение XIX века британский реформистский иудаизм становился все более консервативным. В 1889 году основатели журнала Jewish Quarterly Review открыто сетовали на недостаток интереса английских евреев к богословию и незнание ими традиций своего народа. К 1908 году, когда журнал перестал выходить в Лондоне (переехав в дальнейшем в США, где условия были благоприятнее), ситуация не слишком улучшилась. Примечательным исключением был богатый и образованный Клод Монтефиоре, который финансировал журнал и выступал как один из его редакторов. Клод учился в Бейллиол-колледже у Бенджамина Джоуэтта[167], а затем в берлинской Высшей школе иудаистики, и в 1902 году основал (вместе с Лили Монтегю, происходившей из богатой семьи банкиров, уже давно участвовавших в британской общественной жизни в качестве либеральных политиков и лидеров ортодоксальной Объединенной синагоги) радикальный Еврейский религиозный союз. В свою очередь, на базе Союза в 1911 году была основана Либеральная еврейская синагога. В теологии Монтефиоре, центральными элементами которой была еврейская концепция Бога и этические понятия, подчеркивались общие черты иудаизма и христианства и решительно осуждался еврейский национализм, который Монтефиоре считал вредным для универсалистских устремлений иудаизма. В практическом плане в этом последнем вопросе с ним были совершенно согласны другие английские евреи, принадлежащие к его классу и окружению. Среди них был старший брат Лили Монтегю, второй барон Суэйтлинг, который, как и его отец, строго соблюдал обряды иудаизма, но при этом откровенно заявлял, что «иудаизм для него — лишь религия», а также (что имело более серьезные практические последствия) другой ее брат, политик Эдвин Монтегю, который в 1917 году стал одним из противников Декларации Бальфура[168] и, будучи членом британского кабинета, добился внесения изменений в ее условия [13].
Настоящего процветания реформистский иудаизм добился в относительно новой провинции еврейского мира — в Соединенных Штатах Америки, где учреждение новых организаций тут же вызывало активные богословские дебаты. В Чарльстоне (Южная Каролина) «Реформированное общество израильтян» было создано уже в 1825 году, причем независимо от процессов, происходивших в Германии; однако иммигранты из Центральной Европы, которые основали конгрегации «Ѓар Синай» в Балтиморе в 1842 году и «Храм Эммануэль» в Нью-Йорке в 1846 году, принесли с собой те же дебаты между радикалами, которых возглавлял Давид Эйнѓорн, и умеренными, вождем которых был Айзек-Майер Вайз. Эйнѓорн был раввином ряда общин в Германии и Будапеште, а затем в возрасте около 45 лет переселился в США, где с 1855 года занимал в общинах ряд руководящих должностей. Он стремился ввести теологию и формы богослужения, аналогичные принятым в реформистской общине Берлина, не заботясь о том, что подобные новшества могут привести к расколу в среде американских евреев. Эйнѓорн пропагандировал воскресные богослужения, органное сопровождение и молитву с непокрытой головой, считая, что обрядовая сторона иудаизма мешает рациональному пониманию истинного смысла откровения, и отрицая значение Талмуда. В разработке своей теологии реформатор дошел до логического предела, как можно видеть из созданного им молитвенника «Олат тамид» (1856), где ничего не говорится о восстановлении жертвоприношений в Храме, возвращении в Сион и даже о воскрешении мертвых. Кроме того, взгляды Эйнѓорна с головой выдавали происхождение автора: даже в последней проповеди он призывал сохранить немецкий язык в реформистских общинах Северной Америки. Айзек-Майер Вайз также приехал из Европы, но более молодым (в 1846 году, когда он прибыл в Олбани, ему было всего двадцать семь лет). Его куда больше, чем Эйнѓорна, заботило еврейское единство, и его идеалы были ближе к американскому духу: Вайз призывал к универсальной вере, основанной на монотеизме и охватывающей все круги еврейского населения, в которой идеи иудаизма (почерпнутые и из Библии, и из Талмуда) играли бы ведущую роль. Проповедуемый им иудаизм был рационалистическим; важную роль в нем играла научная лекция в канун каждой субботы, а главным языком молитвы был английский [14].
Бо́льшую часть жизни Вайз служил раввином в Цинциннати. К 1873 году он организовал тридцать четыре реформистских общины из двадцати восьми городов в Союз американских еврейских общин. При поддержке Союза в 1875 году в цокольном этаже синагоги Цинциннати был основан институт по подготовке реформистских раввинов — Хибру-юнион-колледж, и Вайз стал его президентом. Однако объединение требовало ясного понимания принципов реформистского движения. В 1885 году Вайз возглавил конференцию американских реформистских раввинов в Питсбурге; правда, большинство решений, сформулированных в так называемой Питсбургской платформе, составленной по итогам работы конференции, были куда радикальнее, чем желал сам Вайз. В восьми параграфах Платформы определенно преобладал дух воззрений Эйнѓорна (умершего еще в 1879 году):
Мы считаем, что открытия, сделанные в ходе современных научных исследований в области природы и истории, не противоречат доктринам иудаизма… Сегодня мы принимаем как обязательные лишь нравственные законы и сохраняем только те обряды, которые возвышают и освящают нашу жизнь, а те, что не приспособлены ко взглядам и привычкам современной цивилизации, отвергаем… Мы считаем, что все Моисеевы и раввинистические законы о питании, чистоте и одеянии священников возникли в незапамятные века под влиянием идей, совершенно чуждых нашему теперешнему умственному и духовному состоянию… Мы считаем себя уже не народом, но религиозным сообществом, и поэтому не ожидаем ни возвращения в Палестину, ни жертвоприношений под руководством сынов Аароновых, ни восстановления каких бы то ни было законов, касающихся еврейского государства… Мы вновь утверждаем верность доктрины иудаизма, согласно которой душа человеческая бессмертна… Мы отвергаем верование как в телесное воскресение, так и в геенну и Эдем — области вечного наказания и награды, — как идеи, корнями уходящие не в иудаизм… Мы считаем своим долгом участие в великой задаче современности — решить на основе справедливости и праведности проблемы, связанные с контрастами и изъянами нынешней организации общества [15].
Питсбургская платформа была принята Центральной конференцией американских раввинов (ЦКАР), созданной Вайзом в 1889 году. В свете процитированных универсалистских деклараций неудивительно, что после первого Сионистского конгресса в Базеле в 1897 году ЦКАР отвергла сионизм. Но к этому времени на судьбе движения стало сказываться влияние огромного числа еврейских иммигрантов, приезжавших в США из Восточной Европы. Естественным языком выражения еврейской идентичности для многих из этих иммигрантов был идиш, а либеральный немецкий дух предыдущих десятилетий был им чужд. На некоторое время реформистское движение в каком-то смысле сбилось с курса, хотя его лидеры не желали отказываться от своих идеалов, как заметил в 1908 году президент ЦКАР:
Мне приходится слышать, что с момента организации нашей Конференции американское еврейство сильно изменилось; что из-за массовой иммиграции в последние двадцать лет нынешняя религиозная ситуация отличается от прежней. Смятение овладело многими. Волна реакции сбила их с ног. Оптимистический настрой вождей XIX века повсюду сменился скорбными воплями. Пессимисты рыдают, что дух прогресса, олицетворяемый нашей Конференцией, не устоит перед непреодолимыми препятствиями, которые носят название реакции, изоляционизма, романтизма, неонационализма и неоортодоксии. Вопреки многим тревожным признакам я твердо верю: нет поводов к отчаянию, смятению и унынию… По мере американизации все извращенные воззрения, которые в настоящий момент искажают зрение многих прекрасных во всех иных отношениях людей, пойдут путем всех других сумасбродных представлений, которым удавалось на краткий миг отклонить в сторону поступательное движение цивилизации. Такие причуды, как восхваление идиша в качестве народного еврейского языка, такие бессмысленные споры о том, существует ли еврейское искусство, такие пустые мечты, как политическое восстановление еврейского государства… все это пройдет, как любопытные казусы в пестрой мозаике нашего переходного времени. Останется великий основополагающий идеал — миссия евреев… как народа религии и иудаизма как всемирной религиозной силы [16].