Термин харедим — в буквальном переводе «трепещущие» — имеет коннотации богобоязненности и страстного желания (соблюдать заповеди); в Библии так названы слушатели Исаии, «трепещущие пред словом Его», и благочестивые переселенцы в Землю Израиля времен Ездры, «благоговеющие пред заповедями Бога нашего», заключавшимися в данном случае в том, чтобы прогнать нееврейских жен и отказаться от рожденных ими детей. По мнению харедим, все попытки последних двух веков адаптировать иудаизм к современности были глубоко ошибочными. Слово харедим вошло в современный иврит в XIX — начале XX века как аналог слова «ортодоксы» и наряду с другими служило для обозначения неоортодоксальных последователей Шимшона-Рафаэля Ѓирша, однако за последние полвека значение сузилось: сейчас так называют ультраортодоксов, полностью отрицающих современное светское общество [1].
Тот, кто войдет в иерусалимский квартал Меа-Шеарим, чуть к западу от стен Старого города, может подумать, что попал в восточноевропейское местечко из рассказов Шолом-Алейхема: везде говорят и пишут на идише, мужчины даже в разгар средиземноморского лета ходят в черных сюртуках — лапсердаках, кафтанах и широкополых меховых шляпах самого различного покроя, а женщины и девочки одеты в скромные платья с длинными рукавами и черные чулки. Мужчины и мальчики носят пейсы — локоны на висках (иногда заправляя их за уши), повсюду видны пышные бороды. Замужние женщины закрывают волосы от всех, кроме мужа, платком или париком (а на улице и шляпой). Парики бывают весьма эффектными; особенно ценятся восточноевропейские, из светлых волос. Довольно велик и рынок париков из Индии — настолько, что конкуренты пытались обрушить его, утверждая, что индийский парик непригоден для благочестивой еврейской женщины: ведь бывшая обладательница волос могла пожертвовать их индуистскому божеству. Вся жизнь построена вокруг религиозных ритуалов — для женщин дома, для мужчин в синагогах и учебных заведениях. Везде царит атмосфера глубокой целеустремленности; обитатели квартала с подозрением смотрят на посторонних и туристов, нарушающих покой этого анклава в двух шагах от главных торговых улиц современного города, — особенно в шабат, когда сирена оповещает местное население о прекращении работы, и все посвящают день молитве, изучению Торы и отдыху [2].
Квартал Меа-Шеарим появился в 1875 году, когда набожные евреи Старого города решили поселиться за пределами тесных городских стен; подобные ультраортодоксальные анклавы в течение второй половины XX века создавались и в других населенных пунктах Израиля (например, в Бней-Браке под Тель-Авивом) и диаспоры (Стэмфорд-хилл в Лондоне, часть Бруклина в Нью-Йорке; есть подобные кварталы в Торонто, Антверпене и других городах). Во всех этих анклавах физическая сегрегация призвана помочь ультраортодоксам защититься от влияния телевидения, газет, рекламы и прочих явлений масскультуры; их дети ходят в отдельные школы, где учатся главным образом принципам соблюдения Торы и лишь самым базовым добавочным знаниям и умениям, например чтению и письму. Отношение харедим к Интернету — вопрос сложный: в некоторых общинах большинство членов им пользуется, но в ходе многочисленного митинга в 2012 году на бейсбольном стадионе в нью-йоркском районе Квинс всеобщее использование Всемирной сети было подвергнуто осуждению.
В этих общинах, живущих бок о бок с современным технологическим и в то же время (по их мнению) упадочным западным обществом, солидарность между семьями поддерживается посредством браков по сговору родителей, а состоятельные члены общины предоставляют собратьям работу и оказывают финансовую помощь, так что повседневная жизнь вообще не требует контактов с окружающим миром. В семьях харедим всегда много детей: они усердно соблюдают библейскую заповедь «Плодитесь и размножайтесь», а некоторые из них вдобавок придерживаются догмата, согласно которому увеличение ультрарелигиозного населения является достойным ответом на холокост, в ходе которого в Восточной Европе было уничтожено множество выдающихся центров изучения Торы. Выживать многодетным семьям (нередко с десятком и более детей) во многом помогает прогресс в медицине и социальная помощь, оказываемая в государствах западной культуры (включая Израиль). Высокая доля детей харедим остается в общинах, что обусловлено не только привлекательностью их стиля жизни и мощью проповедуемой идеологии, но и очевидными препятствиями, встающими перед теми, кто отважится покинуть свой анклав и окунуться в незнакомый современный мир. Даже женщины из ультраортодоксальных семей, чье чрезвычайно ограниченное образование характеризуют фразой «Их учат ничего не знать» и чье стремление к скромности делает их практически невидимыми в общественной жизни харедим (косо смотрят даже на фотоснимки женщин, сделанные вне дома, а на свадьбе женщины танцуют отдельно от мужчин), часто говорят, что довольны своей ролью хозяйки дома — ведь мужчины учатся или работают, — хотя по экономическим причинам все больше таких женщин, особенно в Израиле и США, начинают искать оплачиваемую работу [3].
Сами харедим называют свой способ соблюдения заповедей Торы поддержанием традиции, но на деле он, как и многие другие явления в современном иудаизме, во многом обусловлен реакцией на Просвещение в конце XVIII века. Моше Софер, больше известный как Хатам Софер, родился во Франкфурте, а рупором жесткого отпора модернизму стал в Пресбурге (ныне Братислава), где он провел в должности раввина тридцать три года. Это назначение Моше Софер получил в 1806 году, когда ему было далеко за сорок. В Пресбурге тогда проживала самая крупная еврейская община Венгрии, где было немало, хоть и не большинство, сторонников новой еврейской жизни, соответствующей идеалам Просвещения. Софер бросился с ними в бой столь же энергично, сколь и умело. Он выдвинул новое и бескомпромиссное понимание талмудической фразы «Новое запрещено Торой»[175], постановив, что любое новшество может быть объявлено вне закона только потому, что это новшество. Знакомым с историей иудаизма предыдущих столетий представляется, что этот запрет всего нового, по иронии судьбы, сам являлся новшеством, однако риторическая простота призывов к защите традиции, обычно более свойственная фундаментализму, имела успех. Хатам Софер обеспечил распространение своих взглядов, вложив огромные усилия в укрепление образовательных институтов по изучению Торы; среди прочего, он основал в Пресбурге собственную ешиву, самую большую по числу учеников со времен академий вавилонских гаонов [4].
Итак, Моше Софер объявил наиболее совершенным выражением закона Моисея идеализированный образ жизни польской и немецкой еврейской религиозной элиты середины XVIII века (отсюда и «дресс-код» современных харедим). Хатам Софер решительно противостоял всему связанному с Просвещением. В завещании, опубликованном после его смерти в 1839 году, он призывал членов своей семьи: «Пусть рука ваша никогда не коснется книг Моше Мендельсона, и тогда вы будете тверды в своей поступи». Под руководством потомков Софера пресбургская ешива сохранила свое влияние вплоть до Второй мировой войны, а в 1950 году была заново основана в Иерусалиме правнуком ученого Акивой Софером. Ешива, расположенная в ультраортодоксальном по большей части районе Гиват-Шауль, процветает и поныне. В 1879 году второй сын Моше Софера — Шимон, возглавивший в Кракове организацию «Махзикей ѓа-дас» («Поборники религии»), был избран в австрийский парламент и защищал традиционный иудаизм от сторонников новшеств. В завещании Хатама Софера с образцовой четкостью описан образ жизни, о сохранении которого он мечтал: «Не меняйте своих имен, языка или одежды ради подражания путям неевреев. Женщины должны читать книги на идише, напечатанные нашим традиционным письмом, с историями о наших мудрецах, и ничего более… Не говорите, что времена изменились, ведь „есть у нас Отец старый“[176], благословен Он, Который не изменился и никогда не изменится» [5].
Установлению четких религиозных правил помогло закрепление абсолютного авторитета «Шульхан аруха» Йосефа Каро. Спустя поколение после Хатама Софера другой венгерский раввин, Шломо Ганцфрид, составил сокращенное изложение труда Каро — перечень законов, обязательных для соблюдения каждым евреем, написанный на простом иврите и предназначенный для людей неученых, но набожных. Этот труд получил такую популярность, что с момента первой публикации в 1864 году и до смерти Ганцфрида в 1886 году выдержал четырнадцать изданий. Ганцфрид, будучи руководителем общины, принимал активное участие и в политической борьбе против венгерских неологистов, но его книга оказала на иудаизм влияние куда большее. Крупными тиражами печатных изданий ѓалахических трудов и простотой их распространения объясняется и влияние более поздних лидеров харедим, многих из которых чаще называют не по имени, а по самому известному труду. Так, Исраэль Меир ѓа-Коѓен, обладавший огромным авторитетом в Литве XIX века и во всем ультраортодоксальном мире, но при этом никогда и нигде не занимавший должности раввина, известен во всем мире как Хафец Хаим, по названию своей первой книги (юридического и этического трактата о запрете злоязычия), опубликованной в Вильне без указания имени тридцатипятилетнего автора. Авторитет принесло ему массовое распространение его труда «Мишна брура» («Ясное учение») — огромного комментария к первой части «Шульхан аруха» Каро, написанного как подробное руководство по повседневной жизни для тех, кто был столь же набожен, как читательская аудитория Ганцфрида, но не ленился вникать в мелочи и не страшился расхождений во мнениях.
Семья Хафец Хаима жила в небольшом городке Радунь (ныне поселок в Белоруссии), где его жена держала бакалейную лавочку; вначале он помогал ей с ведением счетов, а потом (когда дела в лавочке пошли неважно) много лет занимался преподаванием. В Радуни Хафец Хаим написал целый ряд книг, посвященных практическому соблюдению законов и более широким темам нравственного характера. В последние годы жизни он много времени пров