В действительности же этих мер было явно недостаточно. В государстве всеобщего благосостояния о социальных нуждах населения заботится в основном правительство, а средства изыскиваются путем прогрессивного налогообложения. Между тем в Израиле только начальное образование финансировалось государством, а расходы на здравоохранение и социальное страхование разделялись на добровольных договорных началах между работниками и работодателями. В этом отношении Израиль сильно уступал развитым западным странам и очень медленно продвигался по пути создания подлинного государства всеобщего благосостояния.
Алия возобновляется. Корни социального кризиса
В 1952–1953 гг. репатриация значительно уменьшилась по сравнению с предыдущими четырьмя годами. Менее чем 36 тысяч олим прибыли в Израиль в этот период. Большое число европейских евреев не могли получить разрешения на выезд. Румыния, например, закрыла свои ворота в 1952 г., и вплоть до 1956 г. только немногие сумели выбраться оттуда. Пятидесятые годы ознаменовались новым витком "борьбы с сионизмом”, и сотни евреев были арестованы бухарестским режимом по сфабрикованным обвинениям. В 1950 г. прекратился выезд евреев из Польши. Тем временем в самом Израиле серьезные экономические трудности вынудили правительство и Еврейское агентство впервые ограничить иммиграцию и принимать только тех евреев, кому за рубежом угрожала ральная опасность. Если оставалась возможность абсорбировать еще какое-то количество репатриантов, то предпочтение отдавалось молодежи или высокопрофессиональным работникам и их семьям. Эта политика никогда не приобретала официального статуса, но ей следовали на практике.
Позднее, когда экономика стабилизировалась, алия постепенно вернулась к прежнему темпу, достигнув 18 тысяч человек в 1954 г., 37 тысяч в 1955 г., 56 тысяч в 1956 г. и 72 тысяч в 1957 г. На этот раз основной поток шел из Северной Африки, главным образом из Марокко.
В этой восьмимиллионной мусульманской стране берберов[17] еврейское население составляло 225 тысяч человек. На протяжении столетий до установления французского протектората в 1912 г. евреи имели статус "зимми” и страдали от многочисленных унизительных ограничений. Их экономическая деятельность была незначительна, а культурная жизнь почти совсем не развита. Хотя под французским протекторатом юридическое положение евреев улучшилось, они продолжали ютиться в зловонных кварталах Касабланки и других, меньших по размеру, городах, изолированные и от исламского большинства и от колониальной администрации. Они были чрезвычайно бедны, и в течении долгих лет и до и после возникновения государства Израиль американский Джойнт буквально спасал десятки тысяч марокканских евреев от голода.
Ко всему прочему набиравшее силу националистическое движение начала пятидесятых годов привело к настоящей войне между местными арабами и французскими поселенцами. Только в 1956 г. после длительных и кровопролитных столкновений было достигнуто соглашение, гарантировавшее Марокко независимость. Все это время евреи формально сохраняли нейтралитет, но в глубине души поддерживали французские власти. По правде говоря, у них были все основания опасаться берберского национализма: еще летом 1955 г. волна антиеврейских беспорядков прокатилась по маленьким городам страны. В результате в пятидесятые годы в Марокко были созданы израильские "центры репатриации”. Действуя через марокканскую сионистскую организацию, эти агентства в радужных тонах обрисовывали жизнь в еврейском государстве. Поначалу реакция на эту пропаганду была неоднозначна. Состоятельное меньшинство, те, кого израильтяне надеялись привлечь в первую очередь, оставались равнодушны к пропагандистской кампании сионистов. Более восприимчивыми оказались мелкие лавочники, ремесленники и рабочие. В ряде случаев целые еврейские деревни подавали прошение об эмиграции. Тем не менее, в 1952–1955 г. число олим редко превышало 5 тысяч человек в год. Выше мы уже говорили о том, что в этот период жесточайшей экономии израильское правительство фактически ввело мораторий на массовую иммиграцию.
В 1955 г., с активизацией марокканского националистического движения, поток эмигрантов увеличился. В последующие годы Еврейское агентство ассигновало большую часть своего бюджета на спасение всех марокканских евреев, как профессионально подготовленных, так и не имеющих никакой квалификации. В скором времени уже десятки тысяч евреев стремились покинуть Марокко. Вначале новый националистический режим был мало озабочен этой волной эмиграции. Лишь позднее, ощутив потерю значительной части национальной буржуазии, власти начали проявлять беспокойство. В 1957 г. были введены ограничения на вывоз капитала. Спустя два года, из солидарности с другими арабскими странами правительство Марокко прервало почтовое сообщение с Израилем. И наконец в 1960 г. марокканские власти прекратили выдачу паспортов евреям, которые подозревались в намерении эмигрировать в Израиль. К этому времени около 120 тысяч марокканских евреев уже отбыли в еврейское государство.
Новые репатрианты, выручившие за свое имущество ничтожные суммы, которых хватило лишь на несколько недель жизни в Израиле, были практически нищими. По сравнению с другими группами олим их образовательный уровень оказался одним из самых низких. Многие были просто неграмотны. Хотя среди евреев Магриба можно было встретить кожевников, сапожников или ювелиров, чаще всего они занимались мелочной торговлей или перепродажей старья. Как и десятки тысяч предшествовавших им репатриантов из других арабских стран, они стали экономической обузой для государства. Тем не менее, их следовало каким-то образом абсорбировать и трудоустроить.
В 1954 г., с ростом потока репатриантов из Марокко, Еврейское агентство разработало смелую программу абсорбции под девизом "С корабля — в деревню!”, которая должна была предотвратить размещение олим в убогих маабарот. Было очевидно, что ни при каких обстоятельствах нельзя позволить репатриантам вновь селиться в городских трущобах, откуда они недавно бежали. Следует немедленно переправить их в мошавы и города развития. Таким образом, 83 процента марокканских евреев, прибывших после 1954 г., были посланы в эти новые поселения. Некоторые из них располагались в удаленных северных районах, но большая часть находилась на юге, на краю пустыни Негев. Здесь были спешно возведены более 30 поселков, 27 из них предназначались для выходцев из Северной Африки. На этот раз удалось избежать наиболее серьезных просчетов первого периода массовой репатриации. Мошавы больше не размещались на изолированных, отдаленных друг от друга участках приграничных районов. Теперь они образовывали "кусты” по три-пять поселков, каждый из которых объединял от 80 до 100 фермерских дворов. В общинном центре располагались магазины, поликлиника, школа, почта и другие коммунальные службы, а также представительства Сохнута, сбытовых организаций и т. п. Новая программа помогала выстоять неокрепшим хозяйствам, которые не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Кроме того, она содействовала решению социальных задач. С одной стороны, поселки заселялись репатриантами из какого-либо одного региона, с другой — в общинных центрах устанавливались неформальные, не санкционированные свыше связи между выходцами из разных стран.
Впрочем, лозунг "С корабля — в деревню!” не исчерпывал всех вариантов расселения иммигрантов из Северной Африки. В различных районах страны появились города развития. Здесь также удалось обойтись без бараков. Прибывавших в эти города марокканских евреев уже ожидали готовые дома. Каждая квартира была оборудована кухней и обставлена простой мебелью. Репатриантам предоставлялась возможность выкупить эти квартиры при помощи долгосрочной ссуды на выгодных условиях. И здесь к их услугам были все необходимые службы быта и социальные работники, помогавшие приспособиться к условиям новой жизни. Несмотря на ограниченные ресурсы, правительство и Еврейское агентство предпринимали все усилия для того, чтобы репатрианты закрепились на новых местах.
И хотя эта социальная программа не увенчалась полным успехом, тем не менее, к 1959 г. чуть больше половины североафриканских евреев (52 процента) остались в городах развития. Еще 24,8 процента жили в деревнях.
Взрыв возмущения
Хотя те трудности, с которыми сталкивались евреи из стран Магриба, были в определенной степени общими для всех выходцев из мусульманских государств, далеко не все восточные евреи реагировали на них одинаково. Например, 43 тысячи репатриантов из Ирана и Афганистана довольно безболезненно и быстро приспособились к израильской жизни. То же можно сказать и о 35 тысячах турецких, 23 тысячах ливийских, 36 тысячах египетских и 14 тысячах сирийских и ливанских евреев. Еще большую податливость и гибкость проявили йеменские репатрианты, прибывшие в 1948–1950 гг. Расценивая сам факт пребывания на Святой земле как дар свыше, они были готовы бороться с любыми трудностями. В результате йеменские евреи стали объектом всеобщего восхищения, которое, правда, не было свободно от патерналистского оттенка.
В то же время 120-тысячная иракская община совсем по-другому отнеслась к своему новому положению в Израиле. Составляя когда-то образованную элиту Багдада и Басры, иракские евреи считали себя своего рода аристократами, превосходящими по многим параметрам западное еврейство. Они энергично противились попыткам разместить их в моша-вах или городах развития. Только 3 процента из них стали фермерами. Разгневанные бездушным подходом правительственных бюрократов и чиновников Еврейского агентства, иракские евреи подняли голос протеста против этнических предубеждений. В июле 1951 г. они провели в Тель-Авиве массовую демонстрацию против "расовой дискриминации в еврейском государстве” — первую (но далеко не последнюю) акцию такого рода. Они протестовали против превращения их в граждан "второго сорта”. Если они занимали достойное положение в арабском государстве, разве они не заслуживают уважения в Израиле? Благодаря своему упорству и энергии иракские евреи в конечном итоге сумели найти подобающее место в израильской городской экономике. Это было то, чего они добились сами, а не то, что выбрали для них власти.