тво обвиняемых, которые изображались как агенты американской разведки, Джойнта и Всемирной сионистской организации одновременно. Игнорируя яростные протесты Иерусалима, советские средства массовой информации предприняли атаку на Израиль как на "главного разжигателя антисоветских настроений в мире”. 5 февраля израильский представитель в Праге был объявлен persona non grata. Двумя днями позже то же произошло и с израильским эмиссаром в Варшаве. 9 февраля во дворе советского представительства в Тель-Авиве взорвалась бомба. Она причинила незначительный ущерб, и израильское правительство немедленно принесло свои извинения. Но четыре дня спустя СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем.
Почему СССР избрал такую резкую антиеврей-скую и антиизраильскую политику? Одной из причин был страх перед инакомыслием, который преследовал Сталина с момента его разрыва с югославским лидером Иосифом Броз Тито в 1948 г. Евреи, с их обширными связями за рубежом, в особенности на Западе, как и титоисты, представляли угрозу генеральной политической линии советского вождя. Они были известны также как хранители старого, идеалистического троцкистского социализма, которого Сталин боялся и который ненавидел еще с двадцатых годов. По-видимому, немаловажным фактором являлась и возможность использования вульгарного антисемитизма с целью отвлечь население от внутренних экономических проблем. К тому же ситуацию серьезно обострила паранойя, от которой Сталин страдал в последние годы жизни. И конечно же, решающее значение в период 1950–1953 гг. имело растущее недоверие к Израилю как к потенциальному партнеру Запада в возможной атаке на Советский Союз.
После смерти Сталина, последовавшей в марте 1953 г., Советы несколько снизил тон своей антизападной и антиизраильской пропаганды. В годы "оттепели” Москва восстановила дипломатические отношения с Израилем. Но эта передышка оказалась недолговременной. Израиль уверял Советский Союз, что он никогда не присоединится ни к какому пакту, враждебному коммунистическому блоку. Тем не менее, чтобы обезопасить себя, Израиль пытался получить доступ в НАТО, а потерпев неудачу, стал добиваться заключения двухстороннего военного договора с США. Русские были глубоко возмущены. Именно с этого момента они стали рассчитывать исключительно на арабскую поддержку. Между мартом и декабрем 1954 г. вопросы, связанные с арабо-израильским конфликтом, ставились на повестку дня Совета Безопасности ООН восемь раз, и во всех таких случаях советский представитель возглавлял атаку на Израиль. Эта проарабская политика еще больше активизировалась в 1955 г. С советской точки зрения события 1954–1955 гг. оправдывали такой поворот в дипломатии. С одной стороны, Вашингтон и Лондон предпринимали интенсивные усилия по формированию цепи антисоветских блоков на Ближнем Востоке, увенчавшиеся заключением Багдадского пакта. С другой стороны, набиравшие силу левые режимы Сирии и Египта заняли непримиримую антиколониалис-тскую позицию в своей идеологии и политической ориентации. Москва не замедлила воспользоваться этими "освободительными” движениями для достижения своих собственных целей.
Непосредственным результатом укрепления дружеских связей между СССР и "прогрессивными” арабскими странами стало ухудшение советско-израильских отношений. Оно проявлялось в яростных атаках прессы на еврейское государство как "агента западного империализма” и в осуждении израильских операций возмездия. В августе 1955 г. трое сотрудников израильского посольства в Москве были объявлены персонами non grata. Понимая, что прозападные военные союзы на Ближнем Востоке открывают арабским противникам доступ к самому современному вооружению, и ощущая растущую враждебность советского блока, Израиль осознал, что попал в такую угрожающую стратегическую изоляцию, какой еще не знал в своей короткой истории.
Переговоры с Германией
В ранний период существования еврейского государства его дипломатические проблемы были непосредственно связаны с бедственным состоянием его экономики. В конце пятидесятых годов экономический кризис, вызванный массовой иммиграцией, был настолько острым, что государство почти полностью израсходовало свои валютные запасы. Именно на этом этапе вопрос о переговорах с Западной Германией по поводу репараций приобрел особую актуальность. Сама идея о немецких выплатах возникла по меньшей мере десятилетие назад. Она была выдвинута еще в 1941 г. доктором Нахумом Гольдманом, председателем исполнительного совета Всемирного еврейского конгресса[28].
Идея компенсаций не была новой и для союзников. На конференциях в Ялте и Потсдаме они сами решили наложить на побежденную Германию репарации в сумме 20 миллиардов долларов. Однако Парижская конференция по репарациям, состоявшаяся в конце 1945 г., отклонила почти все требования евреев, ограничившись передачей в их распоряжение 25 миллионов долларов из немецких вкладов, депонированных в нейтральных странах. Позднее, в конце сороковых годов ФРГ также выразила готовность к выплате определенных компенсаций. Еврейским реституционным организациям предоставлялось право подавать заявления от имени пострадавших и их наследников.
Тем временем, в 1949–1950 гг. вице-президент английской секции Всемирного еврейского конгресса доктор Hoax Барроу негласно обсуждал с западногерманскими официальными лицами альтернативные возможности выплаты более значительных компенсаций. Барроу совершил около сорока поездок в Бонн, и в марте 1950 г. он наконец добился согласия Министерства иностранных дел Западной Германии принять принцип коллективного возмещения ущерба как основу для переговоров. В январе 1951 г. Израиль сделал первый шаг. Его правительство обратилось к четырем оккупационным державам с нотой, в которой Германии предъявлялись требования выплатить полтора миллиарда долларов репараций. Эта сумма определялась в соответствии с расходами на абсорбцию около полумиллиона жертв нацистских преследований. Советский Союз не нашел нужным ответить на израильскую ноту (выплата 500 тысяч долларов требуемой компенсации возлагалась на Восточную Германию). Западные союзники признали правомочность израильских требований с моральной точки зрения, но указали и на то, что нет никакой возможности заставить Западную Германию пойти им навстречу. Вместо этого они предложили Израилю вести пямые переговоры с Бонном. Теперь правительство Бен-Гуриона не могло уйти от обсуждения взрывоопасного вопроса о контактах с немцами.
Израильские лидеры оказались в затруднительном положении. Никакая другая дипломатическая проблема — будь то статус Иерусалима, судьба арабских беженцев или позиция Израиля в холодной войне — не ставила еврейское государство перед столь мучительным выбором. Общественная атмосфера в стране накалилась, крепла оппозиция переговорам и вообще каким бы то ни было контактам с Германией. Тем временем Барроу сообщил западногерманскому руководству, что Бен-Гурион согласился вынести на утверждение Кнесета вопрос о переговорах с Бонном, но что этот шаг возможен только после того, как сам немецкий канцлер Конрад Аденауэр публично признает ответственность своего народа за Катастрофу.
Аденауэр принял это условие. Престарелый канцлер рассматривал примирение с евреями не только как политическую, но и как моральную проблему и считал ее разрешение одной из главных своих задач. Под его руководством Министерство иностранных дел ФРГ разработало первый вариант заявления в июле 1951 г. Однако потребовалось еще почти три месяца переговоров в Израиле, Лондоне, Нью-Йорке и Бонне прежде чем был сформулирован текст, отвечавший требованиям евреев. Наконец 27 сентября 1951 г. Аденауэр выступил в бундестаге с долгожданным заявлением. Он отметил, что Бонн сделает все возможное, чтобы загладить вину Гитлера, поскольку преступления нацистов совершались именем всего немецкого народа, хотя и не все немцы были в них замешаны. Он подчеркнул, что его правительство чувствует себя обязанным выплатить компенсации Израилю и всему еврейству. Канцлер также принял на себя обязательство решительно бороться с проявлением антисемитизма. Речь Аденауэра была почти единогласно принята бундестагом; по ее окончании члены парламента встали со своих мест. Это событие означало также приглашение Израиля к прямым переговорам.
Следующий шаг с еврейской стороны был предпринят Нахумом Гольдманом. Родившийся в Германии и получивший там образование, Гольдман был человеком необычайных лингвистических и дипломатических способностей. Свою энергию и организаторский талант он вложил в учреждение Конференции по материальным претензиям к Германии, объединившей более двадцати международных еврейских организаций. Гольдман добился признания полномочий этого органа вести переговоры с Бонном. Иерусалим также обратился к нему с просьбой встретиться с Аденауэром и заложить основу израильско-германского сотрудничества. В декабре 1951 г. в Лондоне состоялась секретная встреча Гольдмана с Аденауэром, находившимся в Англии с официальным визитом. Беседа между ними была продолжительной и сердечной. После того, как Гольдман представил требования евреев о компенсациях в размере полутора миллиардов долларов, он попросил канцлера письменно утвердить эту сумму в качестве основы для будущих переговоров с Израилем и мировым еврейством. Аденауэр согласился и в тот же день подписал предложенный Гольдманом документ.
Бен-Гурион не стал больше ждать. 7 января 1952 г. он поставил вопрос о переговорах с Германией на повестку дня заседания Кнесета. Последовавшие дискуссии внутри и вне парламента стали, может быть, единственным серьезным кризисом израильской демократии (см. гл. XIV). Обратившись к Кнесету за утверждением полномочий вести официальные переговоры с ФРГ, Бен-Гурион отметил, что если его запрос не будет удовлетворен, Израиль потеряет более миллиарда долларов (в эту сумму оценивалось невостребованное еврейское имущество). "Не позволим убийцам нашего народа стать его наследниками!” — призывал он. И несмотря на беспорядки за стенами парламентами и гнев представителей партии Херут в зале заседаний премьер-министр сохранил самообладание. По окончании дебатов 10 января предложение Бен-Гуриона было утверждено. Израильское правительство разработало вместе с Конференцией по материальным претензиям общую стратегию. Переговоры с Греманией начались на "нейтральной” территории в Васенааре, недалеко от Гааги 21 марта 1952 г.