Вместе с тем, были основания и для осторожного оптимизма. Как уже сказано, с 1950 г. начала функционировать комиссия государственного контроля, со временем она разработала действенные принципы работы. Традиция неограниченного партийного набора среднего и мелкого чиновничества была постепенно оставлена. Кандидаты на должности проходили теперь отборочные конкурсы. В каждом министерстве был учрежден отдел повышения квалификации служащих. Наконец, государственный контролер, назначаемый президентом по закону от 1958 г. и отвечающий только перед Кнесетом, тщательно проверял деятельность правительственных учреждений и общественных организаций, а также рассматривал жалобы граждан. Публикация его нелицеприятных докладов вызывала большой общественный интерес и неоднократно приводила к принятию жестких мер. Тем не менее, вплоть до семидесятых годов уровень функционирования административных органов был несравнимо ниже, чем в Великобритании или США.
В первые же годы после провозглашения независимости дал о себе знать непримиримый конфликт между правительством и партией Херут. Считая себя наследницей ревизионистского движения и традиций Эцела, Херут не собиралась отступать от своей позиции догосударственного периода. Ее программа предусматривала возвращение к "историческим границам Израиля” по обе стороны реки Иордан, открытую прозападную ориентацию в международных вопросах и решительный капиталистический подход в отношении внутренних дел государства. Партия Херут призывала поддерживать массовую иммиграцию и принять конституцию, которая обеспечила бы политическую стабильность.
Поначалу главным оплотом партии Херут были выходцы из восточноевропейских стран, принадлежащие к среднему классу и живущие в основном в израильских городах. Но с пятидесятых годов Херут уделяет все больше внимания работе среди необеспеченных слоев населения, преимущественно репатриантов из стран Востока, которые практически не допускались в ряды ашкеназского истеблишмента и которым резкая антиарабская позиция партии Херут была эмоционально близка. Эта политика принесла свои плоды, и вскоре партия Херут стала единственной серьезной оппозицией правительству. Однако уровень ее популярности колебался. На выборах 1949 г. она добилась положения третьей по величине партии с 14 мандатами в Кнесете. На выборах 1951 г. она была ослаблена Общими сионистами и оказалась на пятом месте, получив только 8 мандатов. Именно это обстоятельство вынудило руководство Херута во главе с Менахемом Бегином, бывшим командиром Эцела, перейти к политике острой конфронтации с рабочим правительством.
Вскоре после выборов в Кнесет второго созыва (1951 г.) представилась возможность сделать первые шаги в этом направлении. Тогда государство находилось в трудном экономическом положении, и Бен-Гурион принял болезненное решение добиваться репараций от западногерманского правительства. Бонн выразил принципиальное согласие обсудить этот вопрос. Были приложены все усилия, чтобы выплачиваемые деньги рассматривались исключительно как финансовая поддержка для абсорбции и лечения сотен тысяч иммигрантов, спасшихся от нацистского террора. Ни в коей мере репарации не считались "компенсацией” за жизни миллионов уничтоженных евреев. Несмотря на эту тщательно выверенную интерпретацию, сама мысль о том, что правительство получает "деньги за кровь” от Германии, потрясла израильское общество.
В декабре 1951 г. была достигнута предварительная договоренность, и 7 января 1952 г. Кнесет собрался для принятия решения о проведении расширенных переговоров. Последующее обсуждение стало беспрецедентным по своей остроте. Категорически против переговоров с Германией выступила почти вся оппозиция, включая Общих сионистов, Мапам и коммунистов. Но наиболее резкой была реакция партии Херут. Для Менахема Бегина германские репарации означали "последнюю низость, подобной которой мы не знали с тех пор, как стали нацией”. Утром 7 января он выступил перед пятнадцатитысячной толпой на Кикар-Цион (Сионской площади) в Иерусалиме. "Когда они расстреливали нас из пушек, я сказал "нет!” — воскликнул Бегин, имея в виду историю с "Альтаденой” (см. т. 2, с. 328, 329). — Теперь я говорю "да!” Это будет война не на жизнь, а на смерть”. Опасаясь беспорядков, правительство окружило здание парламента колючей проволокой; пятьсот полицейских были готовы противостоять насилию. Эти приготовления оказались недостаточными.
Демонстранты направились к Кнесету, по дороге переворачивая и поджигая автомобили. Прорвав полицейские кордоны, они принялись забрасывать здание парламента камнями. В это время Бегин обрушился с трибуны Кнесета на Бен-Гуриона, называя его "фашистом и хулиганом”. Толпа, между тем, угрожала проникнуть в зал заседаний. Бегин призвал демонстрантов утихомириться, а Бен-Гурион вызвал войска и солдаты вскоре разогнали толпу и восстановили порядок. Однако к этому времени окна в здании Кнесета были разбиты, а более сотни полицейских получили ранения.
На следующий день глава правительства выступил по радио с обращением к народу: "Вчера силы зла поднялись против власти парламента и были предприняты действия, направленные на разрушение демократии в Израиле… Я хочу заверить нацию: приняты все необходимые меры, чтобы отстоять принципы свободы, закон и порядок…” Энергия и самообладание премьер-министра возымели действие. 9 января Кнесет вынес ему вотум доверия (61 голос против 50). Бегин, по-видимому, сдался и призвал прекратить дальнейшие демонстрации. Он также без возражений принял резолюцию Кнесета, лишившую его парламентского мандата на пятнадцать месяцев. На некоторое время Херут отказался от политики нагнетания страстей.
Эта передышка продлилась недолго. 1 января 1954 г. в иерусалимском окружном суде открылся исторический процесс. Подсудимый Малкиэль Гринвальд, венгерский еврей 72 лет, обвинялся в клевете на правительственного чиновника. Гринвальд приехал в Палестину в 1938 г. и примкнул здесь к движению Мизрахи. Десять лет спустя он стал выпускать информационный бюллетень, где муссировались слухи о коррупции в руководстве Мапай. В 1953 г. в одном из выпусков своего бюллетеня Гринвальд напал на д-ра Реже Рудольфа Кастнера, занимавшего тогда пост директора департамента общественных связей в израильском Министерстве промышленности и торговли. "Три года я ждал того момента, когда смогу разоблачить этого карьериста, разъевшегося на гитлеровских грабежах и убийствах, — писал Гринвальд. — Своими преступными махинациями он связал себя с убийцами наших братьев…” Министр промышленности и торговли, один из лидеров Мапай Дов Йосеф решил проучить Гринвальда и возбудил против него уголовное дело.
Кастнер был адвокатом в Венгрии, и во время войны возглавлял Будапештский комитет помощи евреям. 24 апреля 1944 г. сотрудник этого комитета Иоэль Бранд встретился в Будапеште с Эйхманом, который предложил ему сделку "кровь за товары” и отправил его в Турцию для обсуждения этого предложения с союзниками и представителями Еврейского агентства (см. т. 2, с. 155, 156). Кастнер же, не зная, что Бранд задержан англичанами в Сирии, старался выиграть время в переговорах с Эйхманом. У него ничего не выходило. Однако одно предложение Кастнера нашло отклик у немцев. Эйхману следовало доказать искренность своих намерений, разрешив определенному числу евреев эмигрировать в Швейцарию. Самому Кастнеру было поручено представить в СС список 200 семей, по существу, список тех, кому суждено было выжить. В составленный Кастнером список вошли фамилии 1685 евреев. Эйхман сдержал свое слово и позволил этим счастливцам уехать в Швейцарию на двух специальных поездах. Они были спасены. Но в последующие месяцы, до того момента, как Красная армия вошла в Венгрию, 434 тысячи евреев были депортированы в Освенцим и уничтожены. Самому Кастнеру удалось спастись.
Теперь, в январе 1954 г., в Иерусалиме Кастнер признал на допросе у Шмуэля Тамира, адвоката Гринвальда, что он свидетельствовал на Нюрнбергском процессе в пользу одного из эсэсовцев, с которым имел дело на переговорах в Будапеште. Перекрестный допрос в этот момент достиг особого накала. Тамир был когда-то командиром Эцела в Иерусалиме, позднее он стал активный членом партии Херут, но не так давно вышел из ее рядов. Намереваясь возложить ответственность за трагедию венгерских евреев на тех, кто был, по его убеждению, в ней виновен, — на Кастнера и его "сообщников”, то есть членов Мапай, возглавлявших во время войны Еврейское агентство и теперь занимавших ключевые посты в правительстве, Тамир с остервенением набросился на Кастнера. Почему, вопрошал он, венгерские евреи позволили, чтобы всех их согнали вместе и отправили в Освенцим? Почему Кастнер не предупредил их? Кастнер смог ответить только то, что он не осмелился поставить под угрозу переговоры с Эйхманом. Тогда Тамир заявил, что из 1685 спасенных евреев 388 происходили из Клужа — родного города Кастнера и что все они были его родственниками или друзьями. Правительство, со своей стороны, представило свидетелей в защиту Кастнера, которые заявили, что сам Кастнер не только не обогатился за счет этих переговоров, но приехал в Израиль абсолютно нищим. Тамир с пристрастием допрашивал свидетелей обвинения, подозревая их в сговоре с правительственной "кликой” и в том, что они сообща с Кастнером предавали венгерских евреев.
В последние дни августа 1954 г. судебное разбирательство подошло к концу. Уже было проведено 80 заседаний, и свидетельские показания заняли 2 тысячи страниц, больше, чем любое другое дело в судебной практике Палестины. И действительно, дело Кастнера стало самым шумным процессом в Израиле. В течение полугода атмосфера в обществе была настолько накалена, что спокойное обсуждение процесса стало просто невозможным. В самом факте переговоров между Кастнером и Эйхманом было нечто ошеломляющее и возмутительное в глазах широкой публики. Но беспрецедентная резкость, с которой Тамир (человек, пользовавшийся всеобщим уважением благодаря своему патриотизму, прямоте и смелости) и пресса партии Херут атаковали Кастнера и членов Мапай, имела более серьезные политические последствия. В Израиле жили сотни тысяч евреев, переживших нацистский ад, и в сердцах этих людей теперь зародилось подозрение, что они были преданы своими собратьями, теми, кто занимал теперь видные посты в Мапай. Было очевидно, что те, кто еще недавно считались национальными героями, в том числе, Иехуда Авриэль и Менахем Бадер, эмиссары Еврейского агентства, имевшие дело с Иоэлем Брандом в 1944 г., ведут себя неуверенно и дают противоречивые показания. Более того, такой подход к Катастрофе обладал определенной привлекательностью: он избавлял от необходимости осмысления значительно более страшной реальности, а именно того факта, что подавляющее большинство жертв безропотно шли навстречу своей гибели.