Не вызывало особых сомнений, что в Женеве арабы будут всячески демонстрировать свою непреклонность. Но четыре войны на протяжении недолгой истории Израиля и призрак пятой были достаточным аргументом бесполезности решений пропагандистского характера. Рабин, человек военный, теперь хотел добиться осязаемых результатов, которые могли бы способствовать уменьшению угрозы новой войны. Трехсторонняя дипломатия представлялась наилучшим путем для достижения таких результатов. Во всяком случае, если даже каким-то чудом в Женеве и удалось бы заключить мирное соглашение, такой документ сам по себе вряд ли мог служить достаточной гарантией мирной жизни. Арабские страны за всю свою историю заключили немалое число договоров между собой, однако судьба этих соглашений всем достаточно хорошо известна. Первоначальной задачей Рабина и его министра иностранных дел Игаля Алона являлось подписание документа, который мог бы и не иметь статуса мирного договора, но благодаря своей надежности способствовал бы созданию атмосферы взаимного доверия, в которой могли бы, постепенно и на протяжении ряда лет, возникнуть предпосылки для мирных отношений. Концепция, которую разработали Рабин с Алоном, заключалась в том, что мера израильского отступления на Синайском полуострове должна соотноситься с мерой египетских политических уступок — иными словами, она формулировалась как “часть территорий в обмен на некоторую долю мира”. Каждый шаг должен быть тщательно выверен и при этом осуществляться под пристальным наблюдением.
Речь шла в первую очередь о перевалах Митла и Гиди. Находясь на расстоянии 20 и 28 миль от Суэцкого канала, эти два прохода обеспечивали единственную возможность доступа в восточную часть Синайского полуострова. Через эти перевалы лежал путь к большой израильской авиабазе в Рефидиме (Бир-Гафгафе), а также к нефтяному месторождению Абу-Рудейс. Владея перевалами Митла и Гиди, Израиль мог организовывать оборону сравнительно малыми силами. С учетом всех этих соображений, сразу же после победы в 1967 г. израильские инженерные войска занялись тщательным укреплением этих перевалов, создав там сеть траншей, оборонительных сооружений, танковых стоянок. Только со времен Войны Судного дня Израиль затратил дополнительные 150 млн долларов на сооружение дорог, систем связи, сторожевых постов и минных полей для укрепления оборонительной линии Митла—Гиди. Еще дороже могли обойтись работы по продолжению этой линии в глубь Синайского полуострова, туда, где прежде вообще не существовало опорных пунктов.
Эти перевалы предоставляли Израилю еще одно преимущество: благодаря установленным там радарам и оборудованию радиоперехвата можно было осуществлять слежение за египетскими силами — в случае, если они начнут движение в восточном направлении. На пике Умм-Хашиба высотой 750 метров, находящегося у западного входа на перевал Гиди, Израиль еще в 1969 г. соорудил систему дальнего обнаружения стоимостью в несколько миллионов долларов. С этого стратегически важного пункта можно было осуществлять наблюдение за пустыней, Суэцким каналом и даже за египетскими базами на расстоянии нескольких сотен миль — с целью обнаружения признаков враждебной активности. Так, например, установленные на башнях тепловые и акустические датчики могли распознавать включение двигателей реактивного самолета еще на взлетно-посадочной полосе, причем на аэродроме, расположенном на территории Египта. Сейсмические датчики, установленные в почве на определенной глубине, могли распознавать передвижение войск, причем не только танков или автомашин, но и пехоты. Основная часть оборудования этой системы работала в автоматическом режиме, и для управления ею было достаточно менее 200 человек, располагавшихся в тылу, на расстоянии нескольких миль в глубине территории Синая.
Правительство Рабина было готово отказаться от всего этого оборудования ради достаточно значительных политических уступок. Собственно говоря, Рабин, Алон и Перес были бы готовы оставить и нефтяное месторождение Абу-Рудейс, и другое, меньших размеров, Рас-Судр, которые обеспечивали более чем половину потребностей Израиля в нефти, а также и ключевые базы, и дорожные развязки в Синае. Взамен они просили предоставить надежное египетское обязательство об отказе от военных действий. К этому времени Киссинджеру было известно, что Садат не готов принять на себя подобное обязательство; тем не менее, воодушевленный своими предыдущими успехами, Госсекретарь отправился на Ближний Восток, чтобы начать новый этап челночной дипломатии. Он прибыл в Асуан 8 марта 1975 г. и немедленно приступил к переговорам с президентом и министром иностранных дел Египта. По ходу переговоров Киссинджер, обсудив соответствующий вопрос с Садатом и Фахми, затем вылетал в Тель-Авив, порой оставаясь там не более дня, после чего возвращался в Асуан — иногда посещая по пути Амман и Дамаск, чтобы сообщить о ходе переговоров другим участникам конфликта. Изначальные рамки переговоров были заданы участниками весьма жестко. Израильтяне требовали от Садата, чтобы тот сделал однозначное и не подлежащее отмене заявление о принятии принципа мирного разрешения всех споров и конфликтов. Такого рода заявление должно было не только обеспечить отказ от использования силы в отношениях между странами, но также объявить недопустимыми любые попытки препятствовать свободному проходу судов через международные водные пути, включая Суэцкий канал, равно как и прекратить экономическую и пропагандистскую войну против Израиля.
Требования Садата, с другой стороны, были в основном территориальными. Он и его советники представили Киссинджеру карту, согласно которой Египет требовал значительно больше, чем названные два перевала. Речь шла о приблизительно 40 % всего Синайского полуострова, на протяжении двух третей расстояния до Эль-Ариша, всего расстояния до Ат-Тура и половины расстояния от береговой линии Суэцкого канала, начиная от нефтяного месторождения Абу-Рудейс. Эти требования значительно превышали то, на что рассчитывал Израиль еще до начала переговоров. Впрочем, если все равно предстояло поступиться перевалами, то лишние несколько миль уже не представлялись столь принципиальными, и притом оставались возможности для ведения дальнейших переговоров. Речь шла о других сложностях. Египтяне выступали против полной демилитаризации территории, которую оставлял Израиль, включая и перевалы; более того, они требовали права выдвинуть свою армию, как только будут отведены израильские силы. Впрочем, поскольку по этому вопросу Киссинджер был согласен с израильской позицией, то здесь существовала определенная возможность сближения точек зрения. В чем египтяне оставались непреклонными, так это в своем подходе к принципу мирного разрешения всех споров и конфликтов — о чем Киссинджер предупреждал Рабина с самого начала переговоров. Принцип мирного разрешения всех споров и конфликтов, настаивал Садат, может быть приемлемым лишь при условии, что Израиль уйдет со всех оккупированных территорий на всех трех фронтах — египетском, сирийском и иорданском.
Максимум, что смог предложить Садат, да и то после напряженных переговоров, — это не вполне однозначная формулировка, имеющая к тому же военный оттенок: “неприменение силы” в рамках непрекращающегося состояния войны. В сущности, это предложение стало повтором обязательства, данного Египтом в январе 1974 г., в рамках соглашения о разъединении — то есть обязательства воздерживаться от применения в отношении Израиля действий военных и военизированных сил. На данном этапе переговоров израильская сторона испытывала искушение прервать все контакты с Египтом. В этой связи Киссинджер, исходя из своего опыта недавних переговоров с КНР, подчеркнул, что главное — это не словесное выражение, а внутренняя сущность принципа мирного разрешения споров и конфликтов, и что израильтяне смогут найти пути приспособления к иной формулировке. Рабин и Алон тогда согласились отказаться от требования к Египту публично осудить практику разрешения споров и конфликтов военным путем, но продолжали настаивать, чтобы, по крайней мере, были названы конкретные принципы и элементы мирного разрешения конфликтов.
Что касается этих элементов, то в Израиле существовал их конкретный перечень. Израильтяне хотели получить заверения относительно свободного прохода через Суэцкий канал — если не для израильских судов, то хотя бы для израильских грузов (Садат, в сущности, дал на это согласие год тому назад, в рамках исходного соглашения о размежевании). Аналогичным образом израильтяне ожидали разрешения на проход через Суэцкий канал неизраильских судов со смешанной командой, часть которой могли бы составлять израильские моряки. Должны быть разрешены туристические поездки израильтян в Египет и египтян в Израиль, организованные третьей стороной, а также прямые авиарейсы между двумя странами (на самолетах, принадлежащих авиакомпаниям третьих стран). Кроме того, египтяне должны были дезавуировать, причем не только на словах, но и на деле, деятельность всех террористических организаций, посягающих на безопасность Израиля, а также методы их деятельности. И — что было важно в высшей степени — израильтяне требовали заверений относительно того, что мандат Чрезвычайных сил ООН в буферной зоне будет регулярно продлеваться каждые полгода и что действие этого мандата не будет прекращено путем наложения вето одной из Великих держав. И наконец, Рабин потребовал создания смешанных израильско-египетских подразделений для патрулирования буферной зоны. Таким образом, могли быть установлены, пусть хотя бы на уровне военных, личностные контакты, прервавшиеся ввиду того, что не была возобновлена Женевская конференция.
Ни по одному из названных пунктов Израиль не получил удовлетворительного ответа. Садат категорически отказался от того, чтобы разрешить проход через Суэцкий канал судов со смешанной (частично израильской) командой. Он высказал готовность исключить из черного списка египетских властей всего лишь четыре американские и европейские компании, поддерживавшие деловые отношения с Израилем. Он безусловно отказался разрешить туристические поездки израильтян в Египет и египтян в Израиль, организованные т