Следует признать, что на протяжении почти двух десятилетий израильтяне, сознательно или неосознанно, предпринимали попытки изолировать арабское население Израиля от арабских ближневосточных стран, а на протяжении первых десяти лет со дня образования Израиля — также изолировать арабскую общину от всего израильского общества. Правительство так и не смогло сформулировать сколько-нибудь определенную, долгосрочную политику действий по отношению к арабскому меньшинству. Какой вариант был бы предпочтительнее для израильского руководства: чтобы арабы оставались жить в стране или покинули ее? Как должны евреи относиться к арабам: с симпатией или лишь с терпимостью? На протяжении первых двух десятилетий число вариантов политики в арабском секторе соответствовало числу официальных лиц, занятых реализацией этой политики. В первые годы существования страны одно министерство занималось экспроприацией арабских земельных участков, предлагая в качестве компенсации смехотворные суммы, тогда как другое министерство оказывало содействие арабским земледельцам в выращивании более богатых урожаев. Одно министерство развивало систему образования в арабском секторе, а другие министерства отказывались предоставлять арабам рабочие места, даже если те имели дипломы израильских университетов. С одной стороны, правительство предпочитало, чтобы арабы оставались жить в своих деревнях, а не перебирались в Тель-Авив или Иерусалим, и, соответственно, не поощряло строительства арабского жилья в больших городах. С другой стороны, министерства и ведомства, занимавшиеся экономическими вопросами, не проявляли заинтересованности в деле развития инфраструктуры арабских деревень, что могло бы обеспечить стабильную занятость и минимизировать миграцию арабских работников. В результате такого двойственного отношения арабское население пребывало в состоянии неопределенности, являясь жертвой неуверенности и неразберихи, испытываемых самими израильтянами, что усугублялось еще и непрофессионализмом израильских чиновников, работавших в арабском секторе. В такой ситуации арабское меньшинство демонстрировало прямо-таки удивительное терпение по отношению к своим еврейским правителям. В этой связи следует особо подчеркнуть слова Моше Даяна, сказанные им вскоре после окончания войны 1967 г., когда, формулируя политику сосуществования на оккупированных территориях, он счел необходимым заявить: “Мы не имеем права повторить ошибки, допущенные нами при общении с израильскими арабами” (Гл. XXII).
“Другая половина” израильского еврейства
Если говорить о других “пасынках” Израиля, то их следует искать не среди меньшинства, а среди большинства. Как уже было сказано, в 1967 г. численность евреев — выходцев из мусульманских стран превысила численность евреев европейского происхождения, и они составили 55 % всего еврейского населения страны. Глубоко затаив свои многочисленные обиды и ясно осознавая, что благодаря своей высокой рождаемости они скоро достигнут численного превосходства, восточные евреи ждали только случая, чтобы заявить о себе, — и такой случай им представился после инцидента в квартале Вади-Салиб в июле 1959 г. (Гл. XV). Неудовлетворенные результатами слушаний в специально созданной комиссии кнесета, многие выходцы из стран Востока предпочли отстаивать свои требования с помощью экстремистской и популистской Организации североафриканских репатриантов. Эта немногочисленная организация, никогда не имевшая сколько-нибудь значимой политической силы, отличалась воинственным настроем (подобно “Черным пантерам”[29] 1970-х гг., см. Гл. XXIV) и защищала свои интересы, проводя демонстрации протеста, выступая на страницах газет и подавая жалобы в кнесет. Во всяком случае, к тому времени ашкеназский “истеблишмент” уже достаточно хорошо оценил проблему расколотого на части общества, и такого рода осведомленность способствовала принятию важных политических решений в сфере экономики и образования.
Проблемы образования вызывали в стране наибольшую обеспокоенность. Несмотря на значительные усилия, предпринятые правительственными учреждениями в 1950-х гг., школьное образование в городах развития продолжало оставаться на постыдно низком уровне. По состоянию на 1959 г., коэффициент отсева учащихся в начальной школе достиг 10 % в мошавах и городах развития, население которых составляли в основном выходцы из стран Востока. Что еще хуже, всего 28 % учащихся в населенных пунктах, находившихся на периферии страны, продолжали посещение средней школы после первого года обучения. Министерство образования, глубоко обеспокоенное таким положением вещей, учредило в 1962 г. Центр образовательных учреждений, требующих особого внимания. Само название Центра указывало на то, что он создавался для оказания помощи школам, находящимся в районах трущоб и в городах развития — то есть в местах проживания выходцев из стран Востока. Школы, отнесенные к категории “требующих особого внимания”, переводились на особое положение — им предоставлялись субсидии на приобретение книг и аудиовизуального оборудования, выделялись фонды для организации продленного учебного дня и продленного учебного года; опытным и высококвалифицированным педагогам, соглашавшимся работать в таких школах, предоставлялись особые ссуды (которые зачастую получали статус безвозвратных).
Местные органы управления, со своей стороны, с целью стимулирования учебы, ввели программу “ступенчатых платежей”, в рамках которой учащиеся с более высокими баллами могли платить за продолжение учебы в средней школе меньше или вообще получать освобождение от оплаты (в зависимости от доходов их родителей). К 1965 г. под действие этой программы попадали 45 тыс. учащихся средней школы. Эта цифра могла быть и более значительной, если бы в семьях выходцев из восточных стран не существовала традиция, согласно которой дети начинали работать сразу же по окончании начальной школы. Но и в ситуациях подобного рода правительство, с тем чтобы поощрить способных детей продолжать учебу, в определенных случаях было готово выплачивать особые семейные стипендии, которые могли бы компенсировать детские заработки. В 1965 г. рассматривалась также возможность поэтапного увеличения на один год бесплатного обязательного школьного образования. Наряду с этими действиями, Министерство образования, Еврейское агентство и Армия обороны Израиля предпринимали также усилия по развитию программ обучения для взрослых. Так, по состоянию на 1963 г., Израиль расходовал на нужды образования 7 % своего ВНП (для сравнения: в Великобритании эта величина составляла 4,5 %, в США — около 5 %). Расходы Министерства образования в 1963 г. составляли 12 % национального бюджета — будучи вторыми по величине после расходов на оборону.
Нельзя сказать, что результаты этой программы были вовсе незаметными. В 1951/1952 учебном году только 42,8 % детей в возрастной группе 1417 лет продолжали учебу в средней школе, тогда как в 1964/1965 учебном году эта доля составила 63 %. Однако лишь 16 % из этого числа получили аттестаты зрелости с отметками, дающими право на продолжение учебы в высших учебных заведениях. Как и следовало ожидать, лишь 8 % детей из восточных семей вообще получили аттестаты зрелости. К 1966 г. выходцы из стран Востока составляли 51 % студентов израильских колледжей, но всего 13 % студентов университетов. Возможно, лучшим результатом энергичных усилий государства в области образования в 1960-х гг. следует считать стабилизацию разрыва между учащимися из восточных и европейских семейств и даже наметившуюся тенденцию к сокращению этого разрыва.
В области экономики также обозначился определенный прогресс. По инициативе правительственных учреждений обеспечивались — а иногда и искусственно создавались — рабочие места, в частности, для неквалифицированных работников из стран Востока (в рамках коммунальных проектов и в районах развития). К этому времени некоторое количество евреев — выходцев из восточных стран (главным образом, из Египта и Ирака) начало занимать должности в среднем управленческом звене. Никто из восточных евреев еще не достиг высших командных должностей в Армии обороны Израиля, однако к 1971 г. они уже составляли почти половину унтер-офицеров и успешно продвигались по службе вплоть до звания капитана. Но самое главное: экономический разрыв между восточными и ашкеназскими семьями стал уменьшаться. Действительно, средние доходы восточных семей все еще составляли 70 % от доходов ашкеназских семей, но реальные доходы самых бедных слоев населения увеличились на 35 %, тогда как рост доходов всего населения составил 26 %.
Эти обнадеживающие данные не отражали общей картины положения дел в национальной экономике. Хотя выходцы из стран Востока составляли 24 % всей рабочей силы страны, их доля (по состоянию на 1969 г.) в категории работников интеллигентного труда или свободных профессий составляла всего 16 %, а в категории служащих —19 %. Их семьи были более многочисленными, чем семьи европейских евреев, и потому доход на каждого члена семьи был ниже. Пропасть между этими двумя группами была особенно заметна при сравнении их жилищных условий. К 1967 г. 120 тыс. семейств, или 20 % еврейского населения страны, ютились в третьеразрядных жилищах, а то и просто в трущобах, — и 83 % из них были семьями репатриантов из стран Востока. В 1965 г., сознавая всю ту социальную опасность, которую несет с собой упадок городов, кнесет принял закон о расчистке и восстановлении городских районов, согласно которому трущобы трех основных городов страны подлежали сносу, а их обитателям предоставлялось либо альтернативное жилье, либо денежная компенсация. Однако реализация этой программы фактически не началась до Шестидневной войны, а впоследствии ее осуществление велось весьма медленными темпами, ввиду роста расходов на оборонные нужды. Так, в 1969 г. плотность проживания у 83 % ашкеназских семей была менее двух человек на комнату, и это при том что такой же уровень плотности проживания был достигнут лишь для 49 % восточных семей.