Бен-Гурион, как нетрудно было предвидеть, пришел в ярость от этих действий и впервые открыто выступил против Эшколя и членов “Блока”, обратившись в Верховный суд с требованием расследовать обстоятельства, при которых в 1960 г. рассматривалось “дело Лавона”; он также подверг резкой критике отказ от давнего намерения Мапай проводить выборы по избирательным округам. Нимало не обескураженный, Эшколь совместно с членами Блока провел через исполком партии Мапай решение в пользу Соглашения, а также решение против пересмотра “дела Лавона”. В ответ на это Даян вышел из кабинета министров, после чего Эшколь сделал все для удаления Переса и Аль-моги, последних остававшихся сторонников Бен-Гуриона. В феврале 1965 г. на ежегодной партийной конференции в Тель-Авиве “старая гвардия” партии Мапай и Гистадрута предприняла решительную атаку на Бен-Гуриона и его сторонников. Даже умирающий Шарет приехал из больницы, чтобы высказать свои обвинения человеку, который в 1956 г. отправил его в отставку. Голда Меир также выступила с саркастическими замечаниями в адрес бывшего премьер-министра. Конференция полностью одобрила Соглашение с Ахдут га-авода, а также приняла решение больше не возвращаться к “делу Лавона”.
На этом, однако, борьба между сторонниками Бен-Гуриона и Эшколя, в рамках как Мапай, так и Гистадрута, не закончилась. Верные Бен-Гуриону члены Мапай предприняли все, что было в их силах, дабы выдвинуть Бен-Гуриона кандидатом от партии на предстоящих выборах в кнесет шестого созыва, однако исполком партии повернул голосование в пользу Эшколя. После этого Бен-Гурион вместе со своими союзниками, и в первую очередь Даяном и Пересом, вышел из рядов Мапай и основал новую партию, Рафи[34] (Израильский рабочий список), члены которой, объявив о том, что они представляют интересы динамичного молодого поколения Израиля, провозгласили себя носителями обновленного национального духа. Таким образом, партия Мапай оказалась в самом тяжелом политическом положении со времен основания государства. Идеалистические настроения партии, похоже, увяли и поблекли, а противники социализма выступили единым фронтом.
Выборы 1965 г. оказались самыми продолжительными, самыми напряженными, самыми нечистоплотными и самыми дорогостоящими во всей истории Израиля. Можно сказать, что они стали таковыми в немалой степени из-за едва ли ни параноического ожесточения, с которым Бен-Гурион обрушился на Эшколя и его сторонников. Бывший премьер-министр обрисовал всю верхушку партии Мапай как затхлое и бесплодное сборище партийных функционеров и охотников за должностями. В качестве альтернативы он и его последователи из партии Рафи обещали избирателям новые горизонты, новые идеалы, торжество технократии и электоральную реформу. Однако предвыборная кампания новой партии провалилась. Хотя кандидаты от Рафи и одержали победу в нескольких городах, включая Иерусалим и Хайфу, союз партий Мапай и Ахдут га-авода получил 45 мест в кнесете. Как уже было сказано, 26 мест получил Гахаль, блок Херут и Либеральной партии. Что касается Рафи, то, даже возглавляемая Бен-Гурионом, партия получила лишь десять мест. Таким образом, “Старик” со своими ближайшими соратниками скатились до положения малой партии, чье влияние полностью сошло на нет и внутри рабочего движения Израиля, и в стране в целом. Надо признать, что на выборах не удалось убедительно продемонстрировать идею Бен-Гуриона о преимуществах новой Мапай перед старой Мапай и разницу между новым поколением прагматичных экономистов, ученых, менеджеров, с одной стороны, и скованными традициями стариками догматиками — с другой. Убедительная победа Эшколя означала, прежде всего, что Бен-Гурион, еще недавно пользовавшийся столь глубоким уважением, утратил свой авторитет, лишившись душевного равновесия и умения видеть вещи в истинном свете из-за того, что в “деле Лавона” он потерял всякое чувство меры. К тому же избиратели одобрили предложенный Эшколем иной, менее напряженный стиль политического руководства, выразив тем самым поддержку правительству, которое, как многие надеялись, будет требовать меньше самопожертвования от народа, уставшего жить в состоянии непрерывного кризиса.
Как только были оглашены результаты выборов и сформирован новый коалиционный кабинет, Эшколь принялся укреплять партнерство между партиями Мапай и Ахдут га-авода и, будучи умелым политиком и примирителем, весьма преуспел в этом начинании. Различия между платформами этих партий постепенно стирались. Со временем ему удалось даже сгладить последствия разрыва с Рафи (хотя, разумеется, не с самим Бен-Гурионом). С одной стороны, Даян, Перес, Альмоги и Аба Хуши (влиятельный мэр Хайфы) начали осознавать, что пребывание в политической изоляции только наносит им вред. С другой стороны, после начала экономического спада престиж Эшколя не мог не пострадать, и потому руководство Мапай было готово пойти на определенные компромиссы. Ведь что бы там ни говорили, а Даян оставался самой известной фигурой в политической жизни Израиля, и его пребывание на посту министра обороны во время войны 1967 г. еще больше увеличило его популярность (Глава XXI). После того как наметилось возвращение Даяна во властные структуры, руководство партии Ахдут га-авода осознало необходимость соответствующих действий. В 1968 г., после затянувшихся переговоров, эти три партии согласились образовать, путем слияния, Израильскую партию труда[35] с единым руководством. Министерские портфели были соответственным образом распределены между представителями всех партий. Бен-Гурион, которому было уже за 80 лет, наблюдая за процессом со стороны, не высказал никаких возражений по поводу того, что пользовавшиеся его покровительством политики вошли в объединенную Партию труда. От его внимания не ускользнуло то обстоятельство, что эта объединенная партия стала отчасти воплощением его заветной идеи о создании единой монолитной политической силы. Присоединение к ней партии Мапам было лишь вопросом времени; фактически лидеры Мапам уже высказывали согласие объединить свою парламентскую фракцию с депутатами от Израильской партии труда. К тому же “Старик” не мог не видеть, что его сторонники возвращались не в Мапай, а в полностью обновленную партию, где были готовы признать их свежие и прагматические идеи. Даян и Перес, получив весьма значимые министерские посты, могли теперь оказывать влияние на положение дел в стране. Пусть даже не удалось воплотить в жизнь идею проведения выборов по избирательным округам, но все же наметилась возможность решения одной из задач, поставленных Бен-Гурионом в рамках электоральной реформы: началось объединение множества мелких сионистских партий в несколько крупных парламентских блоков. Это стало серьезным достижением в политической жизни Израиля и значительным шагом на пути к ее обновлению.
Процесс Эйхмана
На заседании кнесета 23 мая 1960 г. премьер-министр Бен-Гурион сделал сообщение, буквально потрясшее всех присутствующих:
“Я должен сообщить членам кнесета, что некоторое время тому назад израильские секретные службы захватили одного из главных нацистских преступников, Адольфа Эйхмана, который вместе с другими главарями нацистского режима несет ответственность за реализацию того, что было названо ими “окончательным решением еврейского вопроса”, — иными словами, за убийство шести миллионов европейских евреев. Эйхман уже находится в заключении на территории Израиля и вскоре предстанет перед судом на основании Закона от 1950 г. о наказании нацистских преступников и их пособников”.
Аудитория встретила слова премьер-министра растерянным молчанием. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем присутствующие осознали смысл сказанного. Потом они, один за другим, встали со своих мест, приветствуя сказанное одобрительными возгласами и аплодисментами. Сообщение Бен-Гуриона означало, что завершилась одна из самых поразительных операций послевоенного времени — поиски эсэсовского офицера, возглавлявшего Отдел по еврейским делам Главного управления государственной безопасности (РСХА) нацистской Германии. Именно этот офицер, Адольф Эйхман, находясь на указанном посту, непосредственно осуществлял “окончательное решение еврейского вопроса”. После войны практически все, входившие в ближайшее окружение Гитлера, были арестованы, и в ходе Нюрнбергского процесса или аналогичных судебных процессов их приговорили либо к смертной казни, либо к длительным срокам заключения. Немногие из них — Гиммлер, Геббельс, Геринг и, разумеется, сам Гитлер — покончили жизнь самоубийством. Большинство военных преступников понесли суровую кару — кроме нескольких, в числе которых был и Эйхман.
В апреле 1945 г. Эйхман приехал в Линц (Австрия), чтобы попрощаться с женой и детьми, после чего, вплоть до капитуляции Германии, скрывался в Альпах. Затем, с фальшивыми документами, он вернулся в Германию и сдался американцам. Он был помещен в лагерь для военнопленных, и никто не смог установить его истинную личность. Однако, когда его имя стало часто упоминаться на Нюрнбергском процессе, он решил бежать снова. Раздобыв новые фальшивые документы, он выбрался из американского сектора и отправился в советский. Там он вместе с еще несколькими беглецами на протяжении четырех лет работал на небольшой птицеферме. Вскоре имя Эйхмана как одного из главных виновников уничтожения евреев стало регулярно всплывать во время различных процессов над военными преступниками. Именно тогда усилиями тайной организации ОДЕССА[36] он был переправлен сначала в Австрию, а оттуда в Италию. Там, в Генуе, священник-францисканец снабдил его фальшивым паспортом на имя Рикардо Клемента; 14 июля 1950 г. Эйхман получил аргентинскую визу и месяц спустя прибыл в Буэнос-Айрес. В Аргентине, в провинции Тукуман, где поселилось много бывших нацистов, он нашел работу в строительной компании. К 1952 г. он настолько обрел уверенность в своем положении, что вызвал к себе семью. Накануне его отъезда в Аргентину дети были еще маленькими, и им было сказано, что их отец умер — теперь они называли Эйхмана “дядя Рикардо”. Вскоре после приезда семьи в Аргентину Эйхман “женился” на матери своих детей, и она стала зваться “сеньора Клемент”.