Следует, впрочем, отметить, что Израиль время от времени подвергался довольно суровой критике со стороны своих африканских друзей. Так, в середине 1958 г. стало заметным влияние Египта на Гану. В совместном заявлении, сделанном ими в Каире, президенты Насер и Кваме Нкрума[66] потребовали “справедливого решения” палестинской проблемы, допустив при этом антиизраильские высказывания. Год спустя Израиль оказался единственной страной, которую не пригласили на отмечавшийся Организацией Объединенных Наций “День Африки”. Далее, в конце 1959 г. Израиль оказался единственной страной — членом ООН, которую не включили в список приглашенных на прием в честь президента Гвинеи Секу Туре[67]. Существовало заметное различие между теми отношениями, которые каждая из африканских стран в отдельности стремилась установить с Израилем, и отношением этих стран к Израилю в рамках африканского (точнее говоря, афро-азиатского) блока. Это различие было со всей ясностью обозначено в Касабланкской декларации (январь 1961 г.), где президенты Египта, Ганы, Гвинеи и Мали заклеймили Израиль как “орудие империализма и неоколониализма”. Нередки бывали и случаи, когда правительства стран, имевших с Израилем самые тесные двусторонние связи, при этом голосовали, под воздействием арабских государств, за принятие антиизраильских резолюций.
Однако, несмотря на все подобные ситуации, в целом репутация Израиля в Африке приносила плоды даже на международной арене. Так, на протяжении многих лет основной целью израильской внешней политики было принятие резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, призывающей к прямым переговорам между арабскими странами и Израилем, — и всякий раз такая резолюция оказывалась заблокированной голосами арабских стран и представителей коммунистического лагеря. Не прошла такая резолюция и в 1963 г. — однако в том году ее поддержали девятнадцать делегаций (больше, чем когда бы то ни было); но главное, что десять из них представляли страны Африки. В этом плане следует добавить, что даже когда представители африканских стран голосовали не в пользу Израиля на сессиях Генеральной Ассамблеи или занимали антиизраильскую позицию в каких-либо международных ситуациях, их правительства зачастую рекомендовали израильтянам не принимать во внимание результаты голосования. А в июне 1967 г., в ходе дебатов на сессии Генеральной Ассамблеи по вопросу о Шестидневной войне, 42 развивающиеся страны, включая Гану и Эфиопию, проголосовали за резолюцию, которая увязывала отступление Израиля с занятых территорий с прекращением воинственной антиизраильской политики арабских стран. Если бы не дальновидная политика сотрудничества со странами третьего мира, Израиль, несомненно, оказался бы в еще более тяжелой дипломатической изоляции. Во всяком случае, наличие у Израиля к 1967 г. контактов со странами Западной Европы, Африки, Северной и Южной Америки достаточно явственно продемонстрировало, насколько Израилю удалось преодолеть изоляцию после операции Кадеш и как еврейское государство смогло укрепить свое положение в рамках международного сообщества.
Глава XX.События культурного и идеологического характера
Становление арабской интеллигенции
Общие тенденции развития Израиля необходимо определять, основываясь не только на статических данных, но также и принимая во внимание достижения в интеллектуальной сфере, не поддающиеся количественной оценке. Следует отметить, что в этой области различия между еврейской и арабской общинами страны оставались на протяжении многих лет более заметными, нежели в любой иной сфере израильской жизни. Арабские интеллектуалы в большинстве своем во время войны 1948 г. бежали в соседние страны, а что касается оставшихся, то они жили и работали, не особо соприкасаясь с современной им арабской культурой. Таким образом, практически все представители израильской арабской интеллигенции получили образование уже в израильском государстве, после 1948 г. Следует особо подчеркнуть, что в количественном отношении эта категория была отнюдь не малочисленной, и с каждым годом ее пополняли все новые и новые выпускники средних и высших учебных заведений Израиля. К 1975 г. около 300 арабов (в том числе — более десяти женщин) учились в Еврейском университете в Иерусалиме, около 500 арабов — в Хайфском университете, и 200–300 человек — в остальных высших учебных заведениях Израиля. Сотни арабских студентов уехали на учебу в США и европейские страны — часть из них при финансовой поддержке церковных и миссионерских организаций, часть благодаря грантам израильских правительственных учреждений и различных международных агентств. В общей сложности число представителей арабского населения Израиля, получивших высшее образование, составляло к 1975 г. примерно 4 тыс. человек.
Эта малочисленная группа национальной элиты играла весьма незначительную роль в жизни израильского общества. Будучи при этом довольно эгоцентричной по своей сути, она с особой остротой и горечью переживала свою — действительную или воображаемую — дискриминацию. В известной степени молодые образованные арабы сами несли ответственность за то, что их влияние было невелико даже в пределах их собственной общины. Проживая в основном в сельской местности, они мало что делали для обеспечения интеграционных процессов хотя бы в масштабах своей деревни — напротив, они даже не скрывали пренебрежительного отношения к среде своего обитания. На протяжении многих лет их литературное творчество оставалось весьма непримечательным. До 1958 г. в Израиле не вышло в свет ни одного крупного литературного произведения на арабском языке. Было опубликовано около полутора десятков поэтических сборников, небольших по объему, изданных в основном за счет авторов, причем профессиональный уровень стихов оставался невысоким. Собственно говоря, издательства литературы на арабском языке в новом еврейском государстве создавались на пустом месте, силами (либо при финансовой поддержке) христианских общин, Гистадрута или партий Мапам и Маки.
Лишь после того, как Михаэль Хадад[68] основал в 1954 г. журнал “Аль-Муджтафа” (“Общество”), поэты и прозаики получили наконец возможность печатать свои произведения, и тогда было положено начало израильской литературе на арабском языке. Энергичный молодой педагог и редактор, Хадад открыл страницы своего издания как для мусульманских, так и для христианских авторов, основал ассоциацию арабских поэтов и выпустил в свет сборник произведений, написанных членами этой ассоциации. Не менее важную роль в поощрении литературной деятельности сыграли библиотека Еврейского университета в Иерусалиме, имевшая значительный фонд литературы на арабском языке, а также арабская служба израильского радиовещания. В 1958 г., в ознаменование десятой годовщины создания Государства Израиль, Гистадрут выпустил антологию арабских стихов и рассказов. В том же году началась публикация нескольких томов арабской поэзии и прозы. Хотя к 1958 г. число израильских изданий на арабском языке оставалось не очень значительным, оно увеличилось в последующие годы. Арабское литературное общество, основанное усилиями партии Мапам в 1958 г., выпустило в свет на протяжении последующего десятилетия 17 книг, в основном романы. Три вновь созданных коммерческих арабских издательства начали публиковать прозу и историческую литературу. В середине 1960-х гг. в Хайфе успешно функционировала арабская театральная труппа, а в Нацрате — арабский народный театр, причем оба коллектива получали дотации и от городских властей, и от государственных учреждений.
Наиболее распространенным жанром литературы на арабском языке по-прежнему оставалась поэзия, хотя уровень произведений в целом был весьма невысок. Немаловажно также заметить, что в первые годы существования государства поэзия “из соображений безопасности” оставалась преимущественно аполитичной и была занята любовными темами, игнорируя политические и социальные проблемы арабского меньшинства. В тех же редких случаях, когда стихи затрагивали еврейскую тему, авторы ограничивались абстрактными призывами к взаимному доброжелательству и сотрудничеству, в которых вежливость часто переходила в подобострастие. Арабская малая проза как жанр в качественном отношении уступала поэзии; рассказы арабских авторов были выдержаны в духе реализма, а предпочтительными темами считались эпизоды из жизни арабской общины, причем внимание сосредоточивалось на трудностях и чаяниях феллахов. Ведущим писателем в этом жанре считался Самир Марид, посвящавший свои рассказы главным образом жизни бедняков; на ту же тему писали и Адиб аль-Касс, и Джамиль Муса. Майя Кавар-Фарах, известная своим глубоким анализом психологических переживаний, чья литературная репутация сложилась еще в 1940-х гг., опубликовала два тома рассказов — “Странники” и “Дороги и фонари”, а также четыре тома эссе. Прозаики, в отличие от поэтов, не уходили от критики косности и примитивности арабской жизни. В числе наиболее популярных тем можно назвать полезность уроков, преподанных еврейским стремлением к прогрессу и модернизацией государства, а также важность образования и современного образа жизни. Так, в частности, рассказы Рашида Хусейна[69] отличались не только красочностью стиля, но и резкой критикой полигамии и обычая покупки жены — и то и другое было весьма распространено в мусульманской общине.
Арабская литература перешла к рассмотрению проблем национального антагонизма только в 1960-х гг., когда благодаря развитию системы арабского образования в стране появилось значительное число выпускников средних и высших учебных заведений. Недовольные тем, что им приходилось ограничиваться только преподавательской работой, испытывавшие неприязнь также и к любому физическому труду, многие из этих молодых людей принялись яростно критиковать государство и правительство с националистических или коммунистических позиций. Имея лишь самые смутные воспоминания о том уровне культурной и экономической отсталости, который был характерен для арабского населения в годы мандата, эти авторы предпочитали сравнивать свое нынешнее положение с жизнью еврейского большинства страны, и разрыв между уровнем жизни двух общин вряд ли мог представляться им обнадеживающим. Они испытывали также двойственные чувства, не будучи уверенными, кем им следует себя считать: израильскими арабами или же арабами, живущими в Израиле, и при этом все больше и больше склонялись к тому, чтобы выбрать путь политического протеста. Практически повсеместно в их среде ощущалась симпатия к Насеру и к идее панарабизма. Так, например, Комитет арабских студентов Еврейского университета в Иерусалиме, члены которого приближались к пику своей агрессивности в середине 1960-х гг., регулярно проводил “литературные вечера”, участники которых упражнялись в националистических подстрекательствах. Радиостанции Каира и Дамаска постоянно призывали израильских студентов-арабов занять антиизраильскую позицию и тем самым “доказать” свою приверженность панарабизму.