Однако в наибольшей степени политизацию арабской интеллигенции отражали именно печатные средства массовой информации. В 1960-х гг. израильские арабы использовали в качестве орудия пропаганды в первую очередь газеты и политические журналы. Выпуск периодических изданий на арабском языке (так же, впрочем, как и изданий на иврите) по-прежнему субсидировался либо политическими партиями, либо Гистадрутом, либо религиозными общинами. Так, на протяжении многих лет единственной ежедневной газетой на арабском языке (и, таким образом, самой читаемой арабами) была “Аль-Яум” (“День”), и выходила она при финансовой поддержке Гистадрута. Журналы полемического характера имели большее влияние, хотя и меньшие тиражи. Самым известным из таких изданий был, по всей видимости, выходивший два раза в месяц коммунистический журнал “Аль-Иттихад” (“Единство”), который делался квалифицированными журналистами, неизменно придерживавшимися пронасеровской ориентации. Но даже литературные журналы, издаваемые арабами-христианами (наиболее значительным из них был “Аль-Рабита” [“Союз”], выходивший под эгидой греко-католического архиепископа Джорджа аль-Хакима), проводили явно выраженную националистическую линию, что обеспечивало их популярность среди израильских арабов.
Разумеется, не вся арабская литература имела политический оттенок. В 1960-х гг., так же как и в конце 1950-х гг., печатались произведения лирических поэтов, наряду со стихами и прозой на такие, в частности, темы, как изменения в народных нравах и традициях, статус женщин, положение феллахов. Однако тенденция, характерная для средств массовой информации, прослеживалась и в художественной литературе. После 1958 г. даже поэты стали более откровенными в своем творчестве. Исам аль-Абасси, Сами аль-Оазим, Янна Ибрахим, Сами аль-Касим и Махмуд Дарвиш[70] открыто прославляли арабское националистическое движение, причем с такими рвением и убежденностью, что Рашид Хусейн в своей статье, опубликованной в журнале “Аль-Раид”, счел необходимым заметить: “Я не отрицаю, что нашим поэтам следует писать политически окрашенные стихи, но разве все, выходящее из-под их пера, обязательно должно иметь политический оттенок?” Но, очевидно, именно так и считали поэты тех дней. Стремление выразить в стихах политические и другие злободневные темы делало их творчество неглубоким, сиюминутным.
Кроме того, следует отметить еще одно отличие арабской литературы 1960-х годов от произведений, написанных в первые годы после образования государства: практически все арабские авторы, вне зависимости от жанра и литературных достоинств своих работ, принялись демонстрировать явно выраженную враждебность по отношению к еврейскому государству и склонность к подстрекательству. Плодовитый автор рассказов Фараж Нур Сулейман, изображая евреев как чужеземных пришельцев, врагов веры, фанатичных ненавистников арабов, открыто поносит деревенских мухтаров за их сотрудничество с еврейскими властями. В рассказах Тауфиза Муаммара араб обычно изображен наивным, добродушным деревенщиной, тогда как еврей — это корыстолюбивый, жадный негодяй. Другой любимый сюжет практически всех арабских писателей — страдания арабских беженцев, и разворачивается он, как правило, на фоне трагедии разделенных семей, томящихся на чужбине и стремящихся вернуться домой. Еще одна популярная тема — это лишение арабов их собственности. В сборнике рассказов Муаммара “Не обращай внимания” израильское правительство описано как сборище бесчестных людей, которые, в рамках своего хитроумного плана, преследуют арабское меньшинство страны с целью вынудить арабские государства принять ответные меры в отношении своих еврейских меньшинств и, таким образом, спровоцировать дальнейшую еврейскую эмиграцию в Израиль. Знаменательно, что действия израильских властей, направленные на благо арабского населения страны, — дорожное строительство, ирригация, электрификация, социальное обеспечение, новые возможности в области образования и прочие плоды экономического процветания — все это с презрением уподоблялось последней трапезе, которую тюремщик дает приговоренному к смертной казни.
Не отмечалось никакого особенного различия в отношении к Израилю со стороны арабов-мусульман и арабов-христиан. Религиозная принадлежность не усугубляла и не смягчала их позицию. Ни та ни другая арабская община уже не отличалась особым религиозным рвением. Хотя крестьяне-мусульмане по-прежнему соблюдали древние традиции, крася стены своих домов в синий цвет и украшая дверные ручки таким образом, чтобы обеспечить защиту от дурного глаза, ислам уже не играл прежней роли в их жизни. Арабский национализм и его поборник, Насер, стали для них чем-то вроде нового объекта поклонения. Ясно, что религия была уже не в состоянии помочь мусульманам приспособиться к изменению их статуса в еврейском государстве. Это имеющее глубокие корни чувство тревоги и беспокойства становилось все сильнее, и ничто — ни религиозные догматы, ни интеллектуальные наставления — не могло избавить от него арабов. В конечном итоге похоже было, что лишь политическое решение с участием соседних арабских государств — иными словами, формальное прекращение состояния войны между Израилем и арабами — способно предложить хоть какую-то возможность вернуть арабскому меньшинству психологическое равновесие и нормализовать его отношения с еврейским государством.
Развитие культуры еврейского большинства: образование и наука
Экономический прогресс Израиля сопровождался ростом интеллектуального потенциала еврейского населения. Во-первых, появилось больше возможностей для получения среднего образования, и увеличившееся число выпускников средней школы повлекло за собой увеличение числа студентов высшей школы. Спрос на высококвалифицированную рабочую силу, точно так же как в США и странах Европы, постоянно возрастал — в результате новых требований к работникам, диктуемых научно-техническим прогрессом, вследствие развития промышленности, сферы торговли, систем связи и экономического управления, а также оборонной инфраструктуры. Так, через год после провозглашения независимости в Израиле имелось два университета, в которых училось в общей сложности 1600 студентов. К 1975 г. численность студентов в семи высших учебных заведениях страны достигла 47 тыс. человек, и в подавляющем большинстве это были представители еврейской общины. Число лиц с высшим образованием увеличивалось как в относительном, так и в абсолютном выражении. К 1975 г. специалисты, имеющие высшее образование (включая и тех, кто получил его вне Израиля), составляли 15 % всего работающего населения страны — один из самых высоких показателей в мире.
В первые годы существования государства Технион в Хайфе и Еврейский университет в Иерусалиме сохраняли свое ведущее положение в системе израильской высшей школы. В Технионе можно было получить образование по таким специальностям, как химическая технология, ядерная физика, авиационная техника, вычислительные системы. К 1975 г. новый кампус Техниона на горе Кармель включал 50 основных зданий, численность студентов составляла почти 10 тыс. человек, а численность профессорско-преподавательского состава — 1300 человек. Не менее значительными были и достижения Еврейского университета в Иерусалиме, где преподавание велось по таким дисциплинам, как естественные науки, сельскохозяйственные науки, медицина, стоматология, фармакология, юриспруденция, педагогика, библиотечное дело и организация социальной защиты населения. К 1975 г. численность студентов Еврейского университета в Иерусалиме достигла 17 тыс. человек, а численность профессорско-преподавательского состава — 2200 человек. Здесь следует заметить, что профессура Еврейского университета (и это относилось ко всем специальностям, кроме технических и прикладных) занимала по отношению к своим коллегам позицию, которую можно в известном смысле определить как “академический империализм”: так, в 1949 г. их усилиями Тель-Авивская высшая школа юриспруденции и экономики, имевшая формально независимый статус, была преобразована в отделение Еврейского университета в Иерусалиме.
Впрочем, городские власти Тель-Авива отреагировали на такие действия без особого промедления, основав в 1956 г. свой, Тель-Авивский университет. На протяжении ряда лет это учебное заведение ничем особенно не выделялось, пока в 1963 г. его президентом не был избран выходец из США д-р Джордж Вайз[71], при котором университет вступил в пору стремительного расцвета. Через десять лет количество его студентов достигло 10 тыс. человек, а численность профессорско-преподавательского состава — 2 тыс. человек; на его 13 факультетах велось обучение по различным специальностям, включая медицину, музыку и инженерное дело, а в 28 исследовательских институтах занимались разработкой самого широкого круга проблем, от криминологии до ориенталистики. Новые методы управления и нетрадиционные учебные программы позволили Тель-Авивскому университету в каких-то областях даже обогнать Еврейский университет в Иерусалиме, который по праву имел репутацию самого авторитетного израильского учебного заведения в области преподавания гуманитарных наук. Столь же высокой репутацией, как оба этих университета, пользовался и Научно-исследовательский институт им. X. Вейцмана, основанный самим Хаимом Вейцманом в Реховоте в 1934 г. Под руководством педантичного и требовательного американского администратора Мейра Вайсгала Институт Вейцмана приобрел репутацию одного из ведущих мировых центров, занимающихся исследованиями в области естественных наук. К 1975 г. в Институте существовало 19 научных подразделений, а основные исследования велись в таких областях, как прикладная математика, ядерная физика, изотопы, рентгеновская кристаллография, спектроскопия, органическая химия, химия полимеров, биофизика, микробиология и генетика. Тогда же была открыта и докторантура, где проходили подготовку 200 научных работников.