Над Израилем нависла смертельная угроза. Ведь Тиранский пролив и Акабский залив стали израильскими воротами в Африку и Азию. В 1966 г. в порту Эйлата было обработано более 1 млн тонн грузов, что составило 30 % израильского экспорта полезных ископаемых, и этот порт стал одним из основных ближневосточных центров транзитной торговли. Это был, по сути дела, основной нефтяной порт Израиля, и трубопровод связывал его со средиземноморским Ашкелоном. Помимо всего прочего, Насер превосходно понимал, что его действия прямо противоречат юридическим нормам, особенно после того, как в 1957 г. Великие морские державы подтвердили статус Акабского залива как международного морского пути. Неудивительно, что в Москве были поражены тем, как Насер решился пойти на риск нарушения международного права. Хотя СССР в очередной раз выступил в поддержку арабского дела, имеются доказательства (ставшие в свое время всеобщим достоянием), что в Советском Союзе были тем не менее возмущены тем, что Насер осмелился решиться на такой шаг без консультации с Москвой. В Министерстве иностранных дел СССР немедленно стали подбирать кандидата на должность нового советского посла в Каире, чтобы заменить дипломата, допустившего подобное развитие событий.
К полудню 23 мая в Израиле была завершена всеобщая мобилизация. Прекратилось автобусное сообщение, поскольку все транспортные средства использовались для оборонных нужд. Были отменены собрания в общественных местах. Улицы городов опустели, в кафе сидели считанные посетители. Занятия в школах прекратились, поскольку учащихся использовали в качестве почтальонов и посыльных. По всей стране люди начали поспешно рыть траншеи. Штабы гражданской обороны распространяли инструкции по оборудованию бомбоубежищ, подготовке комплектов первой помощи, работе со средствами огнетушения. Тысячи израильтян бросились заблаговременно платить налоги, осознав, что у государства может возникнуть нужда в денежных средствах. Министерство обороны получало самые различные пожертвования — от наличных денег до обручальных колец. Премьер-министру Финляндии Рафаэлю Паасио[173], находившемуся в это время в стране с визитом, было дипломатично указано на целесообразность сокращения сроков его пребывания. Посольства обратились к гражданам своих стран с призывом покинуть страну. Авиакомпания Эль-Аль отменила групповые рейсы, и ряд иностранных авиакомпаний направил самолеты в Израиль, чтобы эвакуировать тысячи туристов.
Тем временем в Иерусалиме продолжалось — без перерыва — заседание кабинета министров. Начальник Генерального штаба Ицхак Рабин заверил правительство, что Израиль в состоянии выиграть войну, хотя и ценой немалых потерь. Аба Эвен, в свою очередь, предупредил своих коллег об опасности совершения той же ошибки, что и в 1956 г., когда и США, и СССР проголосовали в ООН против Израиля. Министр иностранных дел имел в виду, что следует учесть полученное из Вашингтона день тому назад послание, в котором высказывалась просьба не реагировать на египетскую блокаду и не посылать суда через Тиранский пролив на протяжении ближайших сорока восьми часов, пока Соединенные Штаты будут принимать меры по разрешению кризиса. Эвен отметил, что он уверен в твердости реакции США — ему стало известно о ноте, направленной Госдепартаментом в Москву, где, в частности, говорилось: “Соединенные Штаты Америки будут рассматривать всякое посягательство на свободу судоходства в Тиранском проливе, вне зависимости от того, под каким флагом — израильским или иным — идет судно, как акт агрессии, и Израиль, по мнению США, имеет право принимать соответствующие меры оборонительного характера”. Строго говоря, резкость этого послания отражала не столько даже мнение Госдепартамента, сколько личную позицию президента США Линдона Джонсона[174], который 23 мая направил Насеру свое послание, выдержанное в столь же решительных тонах.
Великобритания также отреагировала на закрытие пролива в значительно более категорической форме по сравнению с ее реакцией на прекращение мандата Чрезвычайных сил ООН. Премьер-министр Вильсон направил Джонсону телеграмму с предложением неотложных международных действий для разблокирования Акабского залива и послал в Вашингтон заместителя министра иностранных дел Джорджа Томсона и адмирала Э. Л. Т. Гендерсона для переговоров с американскими руководителями. Такое развитие событий подтвердило мнение Абы Эвена относительно целесообразности ряда кратких визитов в столицы стран Запада, с тем чтобы выяснить, насколько реальна возможность решения кризиса дипломатическим путем. Кабинет согласился с этим мнением — хотя один из министров и предложил направить с таким визитом Голду Меир как более жесткого и менее склонного поддаваться на уговоры политика. Оскорбленный до глубины души, Эвен пригрозил немедленной отставкой, после чего возражения были сняты, и ранним утром 24 мая он вылетел в Париж, а затем в Лондон и Вашингтон.
Собственно говоря, никто даже из числа критиков министра иностранных дел не сомневался в его профессиональных способностях. Родившийся в Южной Африке, в семье иммигрантов из Литвы, Эвен блестяще окончил Кембриджский университет по специальности “восточные языки”. Во время войны он служил в Палестине в качестве офицера связи британской армии с Гаганой, а затем работал в политическом отделе Еврейского агентства. С 1947 по 1959 г. Эвен защищал интересы сионизма в ООН, прославившись своими ораторскими способностями, причем последние десять лет он совмещал пост израильского представителя в ООН с обязанностями посла Израиля в Вашингтоне. Затем он был избран в кнесет, занимал ряд министерских постов и, наконец, в 1966 г. стал министром иностранных дел Израиля. Плотного сложения, в очках, строгий в общении, Эвен, с его тонким вкусом и любовью к красивой жизни и личной популярности, пришелся не по нраву многим израильтянам. Знакомые и сослуживцы чувствовали себя неуютно при общении с ним, и причиной тому был не только его откровенный снобизм. Внешнеполитические идеи Эвена расходились со старомодными и общепринятыми представлениями и концепциями, свойственными сторонникам Бен-Гуриона. Он уделял излишнее — как представлялось многим — внимание мнениям и одобрительным отзывам, звучавшим на Западе, и особенно в США. Та изоляция, в которой оказался Израиль после Синайской кампании, воспринималась им весьма болезненно, и он был твердо намерен всеми силами не допустить ничего подобного на этот раз.
Опасность ситуации становилась все более очевидной на протяжении следующих двух недель. Правда, к тому времени, когда самолет Эвена приземлился в Париже, уже начал работать авиамост по переброске вооружений из Франции в Израиль. И военные, и гражданское население Франции проявляли симпатию по отношению к Израилю даже в большей степени, чем в 1956 г. Все запросы на поставки жизненно важных видов вооружений одобрялись безотлагательно в ходе телефонных разговоров. По распоряжению Министерства обороны Франции самолеты, направлявшиеся в Израиль, получали приоритетное разрешение на взлет на всех аэродромах, а для ускорения погрузки было разрешено использовать личный состав французской армии. Однако необходимо отметить, что эта первоначальная демонстрация дружелюбия уже не отражала существующую политику французского правительства. Две страны разошлись слишком далеко за последние годы. Хотя французские поставки вооружений Израилю оставались неизменными на протяжении всех этих лет, к середине 1960-х гг. стало очевидным, что де Голль все больше заинтересован в том, чтобы играть решающую роль в средиземноморских делах, и что при этом он хотел бы восстановить дружественные отношения Франции с мусульманским миром (Гл. XIX). Наряду с этим, он стремился лишить США и Советский Союз монопольного влияния на Ближнем Востоке. До этого времени не наблюдалось никаких особых перемен в позиции французского лидера, но до 1967 г. не было и ни единого кризиса, который мог бы оказать соответствующее воздействие на его позицию.
Самолет Абы Эвена приземлился в Париже ранним утром 24 мая; к этому времени де Голль, получив необходимую информацию от министра иностранных дел Франции Кув де Мюрвиля, уже принял свое решение: египетская блокада Тиранского пролива не может служить оправданием для военных действий. Но что еще более важно — он рассматривал этот кризис как удобный предлог для созыва конференции четырех Великих держав — в противовес советско-американскому саммиту, на которой и должно быть определено решение проблемы. Приняв Эвена в полдень, де Голль начал разговор словами: “Не начинайте войну! Не начинайте войну! Ни при каких обстоятельствах не делайте первого выстрела!” Когда израильский министр иностранных дел хотел было рассмотреть истоки нового кризиса, де Голль перебил его: “Не надо поспешных действий. Четыре Великие державы примут совместные меры. Я сам позабочусь об этом. Совместными усилиями мы сможем обеспечить свободу судоходства в Тиранском проливе”. Эвен напомнил президенту о данном Францией в 1957 г. заверении относительно свободы судоходства, на что де Голль ответил: “Верно, но это было в 1957 году, а сейчас у нас 1967 год. Все должны решать четыре Великие державы”. И тут Эвен, по всей видимости, допустил серьезную ошибку. Вместо того чтобы намекнуть на вероятность решительных контрмер Израиля и тем самым обеспечить своей стране возможность решить проблему путем переговоров, министр иностранных дел вежливо поблагодарил де Голля “за все, что Франция сделала и продолжает делать, поднимая наш моральный дух и увеличивая нашу военную мощь”. Упоминание о военной помощи заставило де Голля задуматься. Девять дней спустя, прочтя материал агентства “Рейтер”, посвященный французским военным поставкам Израилю, президент распорядился прекратить эти поставки.
Вылетев в полдень 24 мая из Парижа в Лондон, Эвен встретил там больше понимания, когда в пять часов дня его принял премьер-министр Великобритании Вильсон. Британский лидер заверил израильского министра, что его страна полностью поддержит международные меры по обеспечению свободного прохода через Тиранский пролив, и добавил, что он уже направил в Вашингтон своих представителей для обсуждения технических деталей по осуществлению этих мер.