[195] прекратить военные действия. Впрочем, к этому времени израильские клещи на Голанах успели сомкнуться, и Даян, через посредство генерала Одда Булла, уже занимался деталями соглашения о прекращении огня. Итак, Шестидневная война официально закончилась 10 июня 1967 г. в шесть тридцать вечера по израильскому времени.
Для сирийцев она закончилась катастрофическим поражением. За 27 часов боевых действий они потеряли 2,5 тыс. человек убитыми и 5 тыс. ранеными, треть своих танков, половину артиллерии; при этом с Голанских высот бежало 80 тыс. военных и гражданских лиц. Израильские потери составили 115 человек убитыми и 306 человек ранеными; кроме того, двое мирных жителей было убито и шестнадцать ранено в результате артиллерийского обстрела поселений Галилеи. Все Голанские высоты были теперь в руках Израиля; бесконечный кошмар сирийских обстрелов остался позади. Позади была и попытка арабского мира блокировать израильские морские пути. Примерно в это же время в Шарм-аш-Шейхе израильские солдаты приветствовали грузовое судно израильской судоходной компании Цим, направлявшееся через Тиранский пролив в Эйлат. Интересно, что в тот же день Главное почтовое управление в Каире выпустило в обращение новую почтовую марку, рисунок которой был сделан за три дня до начала войны. На марке изображен улыбающийся, уверенный в себе Насер, принимающий приветствия огромной толпы народа. В нижнем правом углу марки — Израиль, объятый пламенем.
Потери Израиля в Шестидневной войне составили 759 человек убитыми и примерно втрое больше ранеными. Потери в технике составили 40 самолетов и 80 танков. Арабские потери в живой силе составили в общей сложности порядка 30 тыс. человек; в технике — не менее 450 самолетов, и тысяча танков были подбиты или захвачены, плюс к этому было уничтожено или захвачено значительное количество другого военного снаряжения. Но самое главное — на Ближнем Востоке была создана новая военногеографическая действительность. До войны расстояние между крупным израильским населенным пунктом и ближайшей арабской авиабазой составляло четыре минуты полетного времени. Любая сухопутная атака арабских соседей на Израиль в любом месте (кроме Южного Негева) с неизбежностью затрагивала густонаселенные районы страны. Израиль практически полностью простреливался арабской артиллерией с востока на запад — совсем как еврейская часть Иерусалима или поселения в Северной Галилее. Теперь же, после войны, ситуация коренным образом изменилась. Теперь уже Амман, Дамаск, Каир оказались в пределах досягаемости для израильских самолетов и сухопутных войск. Ни еврейская часть Иерусалима, ни поселения в Северной Галилее, ни какой-либо другой населенный пункт страны уже не находились на линии огня. На юге вместо границы протяженностью в 200 миль между Синайским полуостровом и пустыней Негев, с сектором Газа, подобным занозе в теле Израиля, теперь имелся барьер Суэцкого канала протяженностью в 110 миль. На востоке — вместо длинной и запутанной границы с Хашимитским Королевством — теперь была относительно прямая линия с севера на юг, по реке Иордан и Мертвому морю.
Благодаря чему произошли столь радикальные перемены? Вряд ли возможно отнести все случившееся за счет превосходства в вооружениях — здесь как раз преимущество было на арабской стороне. По всей видимости, как и в предыдущих арабо-израильских войнах, решающую роль сыграл человеческий фактор. Одно немаловажное обстоятельство здесь — различный уровень грамотности рядовых солдат израильской и арабских армий. Другое обстоятельство — это лидерские качества офицеров. Египетские штабные офицеры отличались поразительной самоуверенностью и отсутствием организационных навыков. Они в принципе не задумывались о необходимости разработки совместных планов боевых действий со своими сирийскими и иорданскими коллегами. Именно отсутствие координации и привело к роковой ошибке арабских стран, которая позволила Израилю вести не одну войну, а три отдельные, следовавшие одна за другой: сначала против Египта, затем против Иордании и, наконец, против Сирии. Существенно важным обстоятельством была также сила личного примера. Арабские офицеры всех рангов легко впадали в панику, стоило только израильтянам добиться первых видимых успехов. Показательно, что доля египетских офицеров от общего числа убитых и раненых в египетской армии составляла менее 15 %, а в Армии обороны Израиля эта величина была вдвое больше. Но в конечном итоге чашу весов в пользу Израиля склонили не только уровень грамотности и степень преданности своему делу. Это было еще и мужество, рожденное осознанием безысходности, — характерное для всей армии. На церемонии вручения ему диплома почетного доктора философии Еврейского университета, через три недели после окончания войны, Рабин не стал приукрашать действительность, выступая перед собравшейся аудиторией — а фактически перед всей страной:
“Наши летчики, поражавшие самолеты противника с такой точностью, что никто в мире не мог представить себе, как это им удавалось, и многие эксперты высказывали мысли о технологических новинках или даже говорили о некоем “секретном оружии”; наши танкисты, побеждавшие противника, хотя неприятельские танки были технически совершеннее наших; наши солдаты всех родов войск, бравшие верх над противником во всех боях, несмотря на его численное превосходство и кажущуюся неприступность укреплений, — все это является свидетельством не только их мужества и хладнокровия в бою, но и глубокого понимания, что только личный пример каждого из них способен привести страну к победе и гарантировать безопасность их семьям — ведь если бы мы не победили, мы бы были уничтожены”.
Моральная правота израильтян была широко признана в большинстве стран мира. Кровожадные угрозы арабских лидеров в адрес Израиля, раздававшиеся на протяжении многих недель перед началом войны, спокойствие и порядок, которые демонстрировали при этом израильтяне, как военные, так и гражданские лица, — все это не могло не тронуть сердца простых людей всего мира. В Западной Европе, за несколько дней до начала военных действий, проходили массовые демонстрации в поддержку Израиля, и добровольцы — как евреи, так и неевреи — выстраивались в длинных очередях перед посольствами Израиля, желая предложить свою помощь. Политические деятели, представители интеллигенции и мира искусств в числе других подписывали петиции, заявляющие о праве Израиля на существование. В Стокгольме члены парламента Швеции намеревались подать в отставку и отправиться воевать в Израиль. В церквах Нидерландов молились за безопасность Израиля. Когда начались военные действия, реакция в странах Запада на победу, одержанную Израилем над противником, превосходившим его во много раз в численном отношении, была встречена с нескрываемой радостью; впрочем, в США эта радость была, возможно, более сильной, чем в остальном мире, — там почувствовали с облегчением, что избавлены от необходимости ввязываться в еще одну войну вроде Вьетнамской.
Следует отметить, что и реакция в коммунистическом мире не была однозначно антиизраильской. Хотя большинство западных компартий официально и поддерживали арабов, их рядовые члены занимали вполне произраильские позиции. Более того, в Восточной Европе проарабская политика властей впервые столкнулась с оппозицией общественности. В Польше прошли стихийные демонстрации в поддержку Израиля, и целый ряд видных польских деятелей, включая даже нескольких министров, отказывались подписывать публичные заявления, клеймящие Израиль как агрессора. В Чехословакии редакторы газет не принимали к публикации статьи антиизраильского характера. Правительство Румынии решительно отказалось занять безусловно антиизраильскую позицию. При всем том, конечно, общественному мнению не дозволено было оказывать воздействие на официальную партийную доктрину. Главы стран коммунистического мира собрались 9 июня в Москве и подписали длинную декларацию солидарности с делом арабского народа, обещая оказать арабским странам помощь, если Израиль продолжит свою “агрессию”. Затем коммунистические страны, одна за другой, разорвали дипломатические отношения с Израилем — все, кроме Румынии.
Объединение дипломатических усилий
После того как было подтверждено прекращение огня, Федоренко выступил в Совете Безопасности 13 июня после полудня и дал ясно понять, что Советский Союз намерен дипломатическим путем добиться того, чего арабские государства не смогли получить при помощи военных действий. Советский представитель заявил, что прекращения огня недостаточно и что следует осудить Израиль и заставить его вернуться к границам перемирия 1949 года. Федоренко также пригрозил, что бездействие Совета Безопасности может “привести к необходимости поиска других путей и способов обеспечить выполнение в полной мере обязательств Организации Объединенных Наций в соответствии с ее Хартией”. Хотя это было самое резкое из всех выступлений Федоренко по этому вопросу, оно не произвело должного впечатления на представителей других Великих держав: уж если СССР не вмешался во время военных действий, то представляется сомнительной его угроза радикальных шагов в мирное время. Особенно твердую позицию относительно поддержки Израиля занимали американцы, которые испытывали известную неловкость от того, что их действия в критические предвоенные недели не были достаточно эффективными, — тем более, что Израиль самостоятельно смог разрешить этот международный кризис и обеспечить свою безопасность своими собственными усилиями и кровью своих солдат.
“Если существует способ возобновления военных действий, — заявил Гольдберг, — так это как раз предлагаемая Советским Союзом резолюция”. Американский представитель далее подчеркнул, что единственное приемлемое решение — поддержка идеи “договора между сторонами конфликта”, и потому Совет Безопасности “обязан способствовать заключению [такого договора] и созданию атмосферы, в которой возможно ведение плодотворных дискуссий”. Таким образом, позиции СССР и США были четко обозначены с самого начала.