Свобода вероисповедания на оккупированных территориях, разумеется, соблюдалась в самой полной мере. То же самое можно было сказать и о свободе системы образования. Единственное изменение, внесенное в учебники, состояло в исключении подстрекательских антиизраильских призывов; единственное изменение в учебной программе заключалось во введении иврита как обязательного иностранного языка. Были, разумеется, различного рода психологические, а порой и физические трудности, связанные с жизнью под управлением израильской администрации. Но если значительная часть жителей Восточного берега и Газы принимала существующее положение вещей, это объяснялось не только тем, что их губернатором был Даян — саид[197], вождь и полководец, чью власть можно было признавать, не теряя при этом своего лица. В еще более значительной степени поведение арабов объяснялось тем, что материальные блага новой жизни оказались более значительными, чем они могли себе представить (Гл. XXII. Израильский “общий рынок” на контролируемых территориях). И при получении этих благ не возникало опасности утратить свои культурные и социальные ценности, как было в случае израильских арабов.
Израиль ждет “телефонного звонка”
Для израильтян значимость июньской победы превзошла даже чудо освобождения. Речь могла идти о беспрецедентной возможности заключения окончательного, достигнутого в ходе переговоров, соглашения с арабами.
Выступая в кнесете 12 июня, Эшколь дал ясно понять, что враги его страны теперь имеют дело не с маленьким Израилем, стиснутым в границах до 5 июня:
“И мы скажем прямо: ни у кого не должно оставаться иллюзий, будто Израиль готов вернуться к условиям, существовавшим неделю тому назад. Мы сражались в одиночку за свое существование и за свою безопасность, и благодаря этому мы вправе решать сами за себя, каковы подлинные и жизненно необходимые интересы нашего государства и как следует гарантировать его будущее”.
Израильское правительство было исполнено решимости не только приступить к прямым переговорам с арабскими странами, не уходя с завоеванных территорий до тех пор, пока не настанет прочный мир, но и с самого начала довести до всеобщего сведения, что определенные территории в принципе не могут быть предметом переговоров. Даян недвусмысленно заявил по окончании военных действий: “В Соглашении о перемирии от 1949 г. нет ничего незыблемого. Это Соглашение, и перемирие, достигнутое при его подписании, — перемирие, а не мир, — и границы, и прочие условия, все это было определено по результатам войны 1948 года. Сегодня положение дел определяется итогами войны 1967 года. Ничто не дает результатам войны 1948 года каких бы то ни было преимуществ по отношению к результатам последней войны. Условия, определенные в 1949 году, теперь нас больше не связывают”.
Очевидно было, что предметом переговоров не может быть восстановленное единство Иерусалима. Когда Даян вошел в Святой город сразу же по окончании боев, он не счел нужным советоваться с кем-либо в правительстве, прежде чем заявить: “Мы вернулись в самое святое для всех живущих в этой стране место. Мы вернулись сюда с тем, чтобы никогда больше не покидать этот город”. Эшколь, прибыв в Старый город ближе к вечеру того же дня, только подтвердил слова Даяна: “Я нахожусь здесь как представитель всего нашего народа и еще многих предыдущих поколений нашего народа, которые в глубине души своей стремились в Иерусалим, к его святости”. Значимость этих заявлений была немедленно подчеркнута тремя принятыми кнесетом законами, которые “административно” присоединили Иерусалим к Израилю. Вскоре израильские строители приступили к ремонту и перестройке зданий Еврейского университета на горе Скопус, а также сооружению жилого комплекса на склонах холмов, господствующих над Восточным Иерусалимом. Кроме того, Западный берег реки Иордан был библейским сердцем Эрец-Исраэль: Самария и Шхем (Наблус), Хеврон и Иерихон; именно поэтому правительство Израиля недвусмысленно дало понять, что должны быть приняты во внимание связи страны с ее историческим прошлым. Да и в любом смысле нельзя было представить, что на склонах Иудейских гор снова будет расположена иорданская артиллерия, грозя смертельной опасностью населению еврейских городов и деревень, расположенных в пределах дальности боя ее орудий.
С учетом всего сказанного, 24 сентября Эшколь объявил о планах создания израильского поселения в районе Гуш-Эциона, на месте четырех кибуцев в районе Бейт-Лехем—Хеврон, основанных еще до провозглашения независимости Израиля (Гл. XXII. Противоречивые мнения относительно территориального будущего Израиля). Через три дня туда прибыла группа молодых людей из подразделения Нахаль, многие из которых были детьми первопоселенцев кибуца Кфар-Эцион, погибших в 1948 г. в боях с местными арабами и силами Арабского легиона. Еще ранее премьер-министр сообщил о планах Израиля создать кибуцы в северном секторе Голанских высот, в районе Баниаса, и несколько подразделений Нахаль направились туда для начала строительных работ. А в Шарм-аш-Шейхе, месте расположения бывшей египетской военной базы в Восточном Синае, гарнизон которой контролировал проход судов через Тиранский пролив, израильские бульдозеры начали расчистку площадки для строительства туристических сооружений. По мере дальнейшего развития процесса колонизации Эшколь неоднократно обращался к евреям диаспоры с призывом репатриироваться и оказать помощь в заселении “большого Израиля”. А 3 августа, выступая на Масличной горе во время церемонии перезахоронения солдат, павших в боях за Иерусалим в 1948 г., Моше Даян сказал:
“Наши братья, павшие в Войне за независимость! Мы не предали вашу мечту, мы не забыли тот урок, который вы нам преподали. Мы вернулись на Гору, в колыбель нашей истории, на землю наших предков, в страну Судей, в цитадель Давида. Мы вернулись в Хеврон, в Шхем, в Бейт-Лехем и Анатот, в Иерихон и к истокам Иордана… Братья, ваш урок не пропал даром. Мы знаем: для того, чтобы дать новую жизнь Иерусалиму, нам надо разместить наших солдат на взгорьях Шхема и на мостах через Иордан”.
Все заявления такого рода и тем более действия поселенцев не вполне соответствовали постоянно повторяющимся заверениям Эвена, которые он давал в ходе бесед с арабскими лидерами, относительно того, что “все может стать предметом переговоров” и что “в процессе мирных переговоров мы готовы пойти на большие уступки”.
Основные условия Израиля неоднократно объявлялись в кнесете, в ООН, в ходе переговоров с иностранными политическими и государственными деятелями и на многочисленных пресс-конференциях. Эти условия формулировались следующим образом: мир должен быть заключен в ходе прямых переговоров, которые должны завершиться подписанием формального мирного договора; израильские суда должны иметь право свободного прохода через Суэцкий канал и Тиранский пролив; проблема беженцев должна быть решена в рамках мирного урегулирования и регионального сотрудничества на Ближнем Востоке. На этих же условиях правительство Израиля согласилось начать переговоры с д-ром Гуннаром Яррингом, послом Швеции в Москве, который был назначен представителем У Тана на Ближнем Востоке, в рамках мандата, определенного Резолюцией Совета Безопасности ООН № 242 (Гл. XXI). Ярринг приступил к выполнению своей миссии, посетив в декабре 1967 г. Ливан, Израиль, Иорданию и Египет. Многое теперь зависело от реакции арабских стран на израильские предложения. Возможно, израильтяне ожидали “телефонного звонка” от своих побежденных противников, однако действия арабских правительств носили иной, и вовсе не примирительный, характер.
Иордания, судя по всему, являлась самым вероятным кандидатом на участие в посреднической миссии д-ра Ярринга. Из всех участников военных действий маленькое Хашимитское Королевство понесло наибольшие потери, лишившись практически половины своей территории, Восточного Иерусалима, трех четвертей святых мест и практически всех доходов от туристической деятельности. Уже 18 июня 1967 г. Хусейн обратился с призывом к арабским лидерам признать поражение как поворотный пункт в ожидании лучших времен. Надеясь вернуть свои потери, он дал понять, что изменил свою позицию по отношению к Израилю и готов признать его право на существование в рамках всеобъемлющего ближневосточного мирного урегулирования. Однако Хусейн был слабым партнером для переговоров. Монарх Хашимитской династии, он не обладал статусом и полномочиями всенародно избранного лидера. Большинство палестинцев в Иордании, да и некоторые министры его собственного правительства, больше прислушивались к “Голосу Каира”, чем к “Голосу Аммана”. По любому вопросу относительно контактов с Израилем ему было необходимо согласие Насера, пусть хотя бы и молчаливое. В этой связи важно отметить, что Насер предупредил Хусейна: “Иерусалим — это не только иорданское дело, это дело всех арабов и всех мусульман”. Но еще более зловещими стали претензии соседних арабских стран на иорданскую территорию. Ирак расположил целую дивизию на иорданской территории, у границы; сирийцы также сконцентрировали войска вдоль своей границы с Иорданией. В такой ситуации Хусейн не мог игнорировать возможную реакцию этих агрессивных правительств левой ориентации. А поскольку Египет и Сирия считали себя находящимися в состоянии войны с Израилем, то израильско-иорданский договор не гарантировал бы мира ни Израилю, ни Иордании.
Что касается Дамаска, то сирийцы, из всех врагов Израиля, проявляли минимальный интерес к миру. Несмотря на сокрушительное поражение, нанесенное им израильтянами, они отнюдь не считали свое положение безнадежным. Правда, Голанские высоты перешли в руки Израиля и около 80 тыс. жителей этого района вынуждены были бежать в центр страны, но в экономическом плане — в отличие от стратегического — Голаны никогда не имели для Сирии особого значения. За многие годы своего там присутствия сирийская армия превратила Голанские высоты в один огромный военный лагерь, пожертвовав сельскохозяйственным потенциалом этого района. Более того,