Первые шаги были сделаны через посредство небольшого межминистерского комитета, а затем с участием Моше Сассона, пользовавшегося всеобщим уважением сотрудника Министерства иностранных дел, сефарда, имевшего тесные довоенные контакты в арабском мире. Однако премьер-министру суждено было вскоре разочароваться, осознав, что все эти арабские шейхи, эфенди и прочие официальные лица были абсолютно не готовы к обсуждению будущего своей страны. К тому же они, по всей видимости, хорошо помнили ситуацию в секторе Газа, где лидеры местных арабов в 1957 г. согласились на сотрудничество с израильскими властями, за что потом были жестоко наказаны после возвращения египтян. Жители Западного берега предпочитали дождаться, пока израильское правительство первым объявит, причем самым недвусмысленным образом, о своих намерениях. Однако именно такого рода заявлений правительство Эшколя не собиралось делать с самого начала. Одновременно с этим израильтяне прощупывали возможности заключения договора о взаимопонимании с королем Хусейном. Сначала напрямую, в ходе секретной встречи Эвена и Хусейна в Лондоне, а затем через арабских посредников они известили хашимитского монарха о своей готовности отвести войска со значительной части оккупированных территорий; взамен они требовали сохранения за собой Восточного Иерусалима и узкой полосы вдоль Иордана, причем точные границы этой территории еще подлежали определению.
Такие параллельные переговоры были вовсе не столь нелогичными, как это могло представляться со стороны. Арабы Западного берега никак не могли договариваться о чем-либо с Израилем, не получив на это согласия Хусейна. Вообще-то говоря, мало кто из них имел повод быть ему благодарным за ту дискриминационную политику, которую он проводил в отношении жителей Западного берега. Но все-таки в течение этих девятнадцати лет иорданского правления большинство из них сохраняли, пусть и без особого восторга, лояльность хашимитскому правителю. При всех его недостатках, он выступил союзником Египта в последней войне, хотя это и дорого ему стоило. Разумеется, в идеале арабы Западного берега предпочли бы жить в отдельном и автономном анклаве, но под иорданским флагом, поскольку в большинстве своем они не намеревались полностью отделяться от Хусейна. Именно эта все еще существовавшая лояльность послужила причиной арабского выступления против израильских властей в 1967–1968 гг. Все началось с того, что восемь бывших судей Западного берега, по-прежнему получавших жалованье из Аммана, отказались служить новым властям. Их непримиримость побудила арабских учителей Восточного Иерусалима объявить забастовку; затем последовали выступления арабских студентов, затем — иерусалимских торговцев и так далее. Вне пределов Иерусалима эпизодически имели место случаи насилия: перестрелка с израильскими солдатами, взрывы в жилых кварталах Хадеры, Омеза, Гиват-Хавивы, а потом и в Новом городе Иерусалима. В ответ израильская армия разрушила 800 домов в деревне Ифтлик на Западном берегу, известной базе арабских боевиков. Десятки арабов были арестованы, несколько человек посажены в тюрьму, а остальные депортированы на Восточный берег. К 1969 г. пик беспорядков был позади; оказалось, что политика обструкционизма не в интересах местного арабского населения. Ясно было, что сдержанные и рассудительные действия израильской администрации способствовали невиданному ранее росту благосостояния арабского населения. Впоследствии насилие оставалось уделом пришлых групп федаинов (Гл. XXII. Усиление арабского сопротивления).
К тому времени становилось все яснее, что Каир и Дамаск всячески мешают Хусейну достигнуть договоренности с Израилем. Таким образом, очевидной альтернативой для израильтян оставались, по всей видимости, контакты исключительно с местными лидерами. Однако к 1969 г. Эшколю и его советникам стало не менее очевидно, что речь не может идти об отдельной, автономной палестинской структуре. Во-первых, не существовало “палестинской структуры” как таковой. В годы иорданского правления Западный берег был разделен на отдельные районы. Центром одного района был Хеврон на юге, население которого было настроено настолько фундаменталистски, что там не имелось даже кинотеатра. Второй район, в центре, — Иерусалим, подверженный европейскому влиянию благодаря наличию там консульских учреждений европейских стран и миссионерских организаций. И наконец, Наблус на севере, где проживали радикальные националисты, ревностные сторонники Насера (Гл. IX. Накануне арабского восстания). Мировоззренческие позиции населения этих трех районов были весьма различны; очень мало общего было и между старшим поколением, палестинской аристократией, придерживавшейся умеренных взглядов, и молодыми людьми, вернувшимися после окончания университетов в Египте и других странах, чьи позиции были иными, то есть радикальными. Собственно говоря, так называемый “палестинский вопрос” в столь значительной степени определялся влиянием соседних арабских государств, что израильские попытки установить контакты с “подлинными палестинскими лидерами” с самого начала были обречены на неудачу. В лучшем случае можно было говорить о таких фигурах местного значения, как шейх Джабари, мэр Хеврона, или мэр Наблуса Хамди Канаан, и еще несколько человек более мелкого калибра. Но в то время, как Джабари был сторонником идеи палестинского государства, Канаан был непримиримым противником самой идеи отделения Западного берега от Иордании. В августе 1967 г. восемьдесят два представителя правящих семейств Западного берега подписали открытое воззвание, в котором все попытки создания независимого палестинского государства назывались “абсурдными”.
По прошествии трех лет со времени окончания войны израильское правительство аналогичным образом пришло к выводу, что все соображения относительно независимого палестинского государства являются нереалистичными, а в долгосрочной перспективе могут даже привести к беспорядкам и выступлениям на контролируемых территориях. Такое государство будет нежизнеспособным не только из-за своей политической раздробленности и экономических ограничений, но также и в свете стратегической реальности. Западный берег — это анклав, и поэтому его общение с миром зависит от Иордании или Израиля. Если государство будет создано вопреки воле Хашимитского Королевства, то Хусейн может отреагировать на это, запретив контакты между его гражданами и жителями других арабских государств, что, несомненно, приведет к самым катастрофическим экономическим и социальным последствиям. В такой ситуации у жителей Западного берега не останется другого выхода, кроме как полагаться на Израиль как на основной рынок сбыта и выход к морю — а это приведет их к полной изоляции от арабского мира.
Тем временем израильская политика сводилась к тому, чтобы не настаивать на заключении постоянных политических соглашений, а просто свести к минимуму вмешательство в жизнь населения на территориях, не упуская при этом ни одной возможности для улучшения “естественных” отношений между арабами и евреями. Но вот 20 августа 1971 г. Моше Даян выступил с речью в высшем военном колледже, заявив со всей прямотой, что Израилю следует рассматривать свои обязанности на оккупированных территориях как функции постоянного правительства, то есть “планировать и реализовывать свои планы, не размышляя о дне мира, который может настать совсем не скоро”. Правительству следует проводить политику “свершившихся фактов”, подчеркнул Даян, “а не ограничиваться программами развития для Израиля в старых границах. Если арабы не хотят заключать с нами мир, мы не можем бездействовать. Если они отказываются сотрудничать с нами, то мы будем действовать самостоятельно”. Эти заявления Даяна вызвали немедленную реакцию во всем ближневосточном регионе — и, разумеется, в самом Израиле. Даян со всей очевидностью поднял наконец тему формальной аннексии. Впрочем, на заседании кнесета министр обороны отказался признать, что его следовало понимать именно таким образом. Он при этом подчеркнул, что страна ничего не выигрывает от иллюзорных ожиданий окончательного мира, в то время как необходимо “создавать новую реальность” — а под этим подразумевалось строительство еврейских поселений на контролируемых территориях.
Никто из числа даже самых умеренных израильских лидеров не отрицал важности “свершившихся фактов” — на Голанских высотах, на Западном берегу или в Синае. Вскоре после окончания военных действий Игаль Алон, известный на протяжении длительного времени своими хорошими отношениями с израильскими арабами, стал инициатором плана, согласно которому Израиль должен создать защитный пояс еврейских сельскохозяйственных поселений вдоль Иордана. Реализация этого плана была призвана обеспечить безопасность страны в случае возвращения иорданских (или иракских) войск на Западный берег, избегая при этом израильского присутствия в местах со значительным арабским населением. Этот план встретил понимание правительства и особенно самого Эшколя, а также сменившей его на посту премьер-министра Голды Меир. Реализация “Плана Алона” началась со строительства одиннадцати кибуцев силами бойцов Нахаля вдоль Западного берега Иордана (см. карту). Однако предложения Даяна по сути своей шли еще дальше. И концепция “свершившихся фактов”, предложенная министром обороны, начала реализовываться как бы сама по себе, фактически вне зависимости от конкретной правительственной политики.
Самым ярким примером складывавшейся ситуации стало положение дел в Иерусалиме. Как уже отмечалось, восточная часть города просто-напросто была включена в состав столицы и разрослась, выйдя за пределы своих изначальных границ. Латрун также был включен в состав Израиля, из соображений чисто прагматических, поскольку это сразу сократило время езды из Тель-Авива в Иерусалим на полчаса. Еще один пример — это Хеврон, город, почитаемый и евреями, и мусульманами как предполагаемое место погребения Аврагама, Ицхака и Яакова, а также их жен. Мусульмане отметили место священного погребения, построив мечеть Ибрагима; евреи считают местом погребения склеп патриархов, пещеру Махпела. В начале 1968 г. многие религиозные евреи стали пробираться в пещеру и молиться там. После некоторых колебаний правительство решило не вступать в конфронтацию с ортодоксами; пещера Махпела была официально объявлена местом отправления еврейских религиозных обрядов, и было определено время входа для евреев и для мусульман. Как и можно было предположить, мусульманский мир с негодованием отозвался на такое решение. Однако еще худшей, с точки зрения мусульман, была израильская политика поощрения строительства еврейских поселений вблизи Хеврона, для чего без тени сомнения конфисковались земли по всей округе. Так, еврейское поселение Кирьят-Арба было построено в непосредственной близости от Хеврона. “Это противозаконно, — протестовал мэр Хеврона шейх Джабари, — это противоречит моральным нормам и международным законам”. Такие действия, возможно, и в самом деле были вне “морали” и “закона”, но зато вполне укладывались в нормы поведения победителей в побежденных странах. При отсутствии договоров с соседями Израиль пользовался любыми предлогами и отговорками, чтобы претворять в жизнь то, что Даян назвал “свершившимися фактами”.