Аргументация Гольдмана оказалась настолько убедительной, что Мапай и большинство кнесета в конечном итоге согласились предоставить Сионистской организации особый юридический статус, который аннулировал бы резолюцию исполнительного комитета от августа 1948 г. В результате был принят Закон о статусе Всемирной сионистской организации — Еврейского агентства, а также Соглашение, подписанное в 1954 г. правительством Израиля и исполкомом Сионистской организации. В этих документах утверждалось, что репатриация евреев и их абсорбция в Израиле по-прежнему остаются в сфере ведения Сионистской организации и ее органа, Еврейского агентства. Собственно говоря, подписание этих документов было скорее примирительным жестом в адрес сионистского руководства, знаком уважения его заслуг. При этом, однако, наделение Еврейского агентства исключительно гуманитарными функциями помощи и спасения, свойственными неправительственным учреждениям, гарантировало, что его действия, связанные со сбором средств, будут попадать под действие закона об освобождении от налогов в США (да и в ряде западноевропейских стран), что повышало эффективность деятельности Еврейского агентства в этой области.
Но даже при таких условиях возникал вопрос: была бы деятельность Еврейского агентства более эффективной, будь оно независимым от Сионистской организации и от влияния сионистских партий зарубежных стран? Дело заключалось в том, что эти партии по-прежнему продолжали продвигать своих людей на ключевые позиции в исполкоме Еврейского агентства и обеспечивать статус наибольшего благоприятствования тем проектам абсорбции в Израиле, которые пользовались поддержкой их собственной партии. Бен-Гурион как чувствовал, что дело кончится именно этим, и потому, приступая к реализации проектов, имеющих особое значение для страны, он старался по возможности действовать в обход Еврейского агентства. Израильские государственные облигации, инвестиционные фонды, немецкие репарации, частные пожертвования университетам — эти источники имели для него особое значение, и Еврейское агентство никак не должно было в это вмешиваться. Более того, он всячески старался не допускать руководителей Еврейского агентства к принятию важных решений на государственном уровне. Чем сильнее и увереннее в себе становилось еврейское государство, тем заметнее уменьшалась роль Еврейского агентства как органа, принимающего решения (не связанные со сбором средств) и тем больше оно превращалось в место почетной ссылки для отставных сионистских политиков стран диаспоры и вышедших на пенсию публицистов.
Интересно также заметить, что по окончании Шестидневной войны жесткое и решительное определение Бен-Гуриона, данное им сионистскому “партнерству”, стало предметом особого внимания со стороны израильтян, принадлежавших к самым различным политическим и социальным категориям. Оказавшись перед неотложной необходимостью увеличить число репатриантов для заселения новых территорий и охраны новых границ, израильские лидеры заговорили о новой алие как о моральном долге сионистов во всех странах диаспоры. Так, на Двадцать седьмом Сионистском конгрессе, проходившем в Иерусалиме зимой 1971 г., израильская делегация и ее сторонники активно продвигали резолюцию, обязывающую лидеров иностранных сионистских организаций взять на себя личную ответственность за увеличение числа репатриантов из их стран. Несколько американских делегатов (представлявших на конгрессе Гадасу и ряд других организаций), на которых такого рода максимализм произвел крайне неприятное впечатление, предупредили об опасности раскола в сионистском движении, если эта резолюция не будет исключена из повестки дня. В конечном итоге голосование было отменено, но требования стимулировать репатриацию, облекаемые, впрочем, в формулировки идеологического характера, продолжали звучать все настойчивее. К тому же после объединения Иерусалима все громче стали звучать высказывания религиозных деятелей, утверждавших, что недалек приход Мессии и что, соответственно, должно начинаться массовое возвращение евреев со всего мира в Иерусалим. Настойчивость и энергичность такого рода заявлений не могла не быть принята к сведению евреями диаспоры.
Кризис американского сионизма
В такой ситуации, когда Бен-Гурион и другие израильские деятели подвергли решительному пересмотру свои отношения с мировым сионизмом, евреи диаспоры, и в первую очередь евреи США, также ощутили необходимость пересмотреть свое отношение к Израилю. По сути дела, целый ряд американских общинных деятелей и представителей еврейской интеллигенции были вполне готовы к тому, чтобы признать данную Бен-Гурионом оценку еврейского будущего вне Израиля. Например, Артур Херцберг[222], раввин из Нью-Джерси и лидер Американского еврейского конгресса, рассматривал в очень мрачном свете возможность “нормального” существования евреев в окружении нееврейского большинства. В серии острых и язвительных статей он утверждал, что действия еврейского “истеблишмента” исторически основывались на предположении, будто еврейское самосознание может сохраняться и даже процветать в рамках плюралистического, демократического миропорядка. Однако факты, судя по всему, опровергают такое предположение. “Евреи вряд ли могут жить сами по себе, подобно другим народам, — утверждал Херцберг. — Когда еврей начинает осознавать, что по своему внутреннему самоощущению он приближается к состоянию согласия с большинством того общества, в котором он живет, его еврейское самосознание (вернее, то, что остается от этого самосознания) оказывается слишком незначительным и слишком личностным, чтобы поддерживать существование общины”. Херцберг подчеркивает, что логичный выход из этого ненормального состояния, “а также способ избежать опасности, которая грозит нашему собственному еврейскому самосознанию” — это “всерьез задуматься об алые — или, как минимум, об алые своих детей”.
Диаметрально противоположную позицию занимали те американские евреи, которые отвергали не только идею обязательной репатриации в Израиль (такого мнения как раз придерживалось большинство американского еврейства), но и вообще обоснованность идеи еврейского государства в контексте осуществления древних пророчеств. Эта антисионистская фракция была в основном связана с деятельностью небольшой группы, известной под названием “Американский совет по иудаизму”[223]; основанный в 1940-х гг., Совет упорно отвергал национальный компонент в еврейской истории и религии. В 1960-х гг. появилась небольшая по численности, но очень четко формулирующая свою позицию группа еврейских студентов, близких к Новым левым, доктринерскому антиимпериалистическому движению, сторонники которого считали сам факт существования Израиля оскорблением для развивающихся стран третьего мира.
Впрочем, как антисионисты, так и Новые левые не относились к числу тех, кто подвергал крайний сионистский уклон американского еврейства наиболее резкой критике. Таковыми были скорее утонченные еврейские интеллектуалы, безусловно преданные идее благополучия Израиля, но высказывавшие сомнения относительно того, должно ли государство испытывать на прочность перспективы американской еврейской общинной жизни. В числе этих критиков были Яаков Петуховский, реформистский раввин, и Яаков Агус, консервативный раввин, оба — выдающиеся знатоки иудаизма, которые отвергали мысль о том, что убежденная поддержка Израиля и забота о его благосостоянии могут стать обоснованием содержательной еврейской жизни в диаспоре. Как отмечал Петуховский, потенциальная опасность сионизма для американского иудаизма заключалась в том, что он начал играть роль некой суррогатной религии. Действительно, сионистские идеи процветали именно потому, что классическая религия, которой он пришел на смену, была слабой и бесплодной — собственно говоря, она оказалась не в состоянии удовлетворить глубинные духовные потребности американского еврейства. Яаков Нойзнер, пользовавшийся всеобщим уважением профессор классического иудаизма, сформулировал это положение следующим образом: “Государство Израиль зависит от определенных обстоятельств, оно полезно и служит важным целям. Народ Израиля ни от чего не зависит, он абсолютен, безусловен и он более чем просто полезен. Государство — это средство для достижения цели. Цель определяется еврейским народом” — живущим как в диаспоре, так и в Израиле.
Петуховскому, Агусу и Нойзнеру не потребовалось много времени, чтобы опровергнуть заявление Бен-Гуриона относительно того, что американские евреи, да и любая другая свободная община диаспоры, якобы живут “в изгнании”. Они обнаружили изъян даже в словах Пинскера, утверждавшего, что еврейское государство “нормализует” еврейскую жизнь в диаспоре. Израиль, несомненно, еще не выполнил эту функцию в Соединенных Штатах — ни в экономическом плане, ни в религиозном. Более того, в некотором смысле Израиль скорее даже отчасти способствовал подрыву еврейской жизни в США. Американские евреи вынуждены были занять позицию безоговорочной поддержки Израиля — притом что евреям традиционно не по душе национализм и всяческого рода ура-патриотизм. А разве Израиль совершал некую “миссию” ради евреев диаспоры, спрашивали критики? Разве он исполнял роль пророка социальной справедливости в отношении своего собственного населения? А как Израиль относился к своим меньшинствам? В какой степени соображения этики и морали оказывали влияние на высшие круги израильских ортодоксов? Или на национальную политическую и деловую элиту? Ответы на все эти вопросы вряд ли можно было назвать обнадеживающими.
Нет никаких сомнений, признает Иегуда Шапиро, опытный и компетентный общинный деятель, что сионизм многое привнес в идеологию американского еврейства. Благодаря сионизму реформисты вернулись к ивриту, повысился уровень еврейского образования, в его рамках объединились самые разные социальные группы еврейского народа. Но тем не менее, продолжает Шапиро, сионизм как идеологическое движение в значительной степени утратил свою жизненную силу после провозглашения независимости Израиля. После 1948 г. материальные и финансовые требования, предъявляемые Государством Израиль, обрели в жизни американского еврейства первоочередное значение, отдвинув на второй план моральные и этические аспекты сионистской философии; Израиль же после этого стал уделять основное внимание не идеологическому аспекту жизни диаспоры, а тому, насколько успешно идет мобилизация средств в его пользу. Американское еврейство заплатило за эти приземленные, одномерные отношения немалую цену: возросла активность произраильских филантропических организаций — в ущерб обоснованным культурным потребностям американского еврейства. В своей статье, опубликованной в “Джуиш фран-тиэр” (май 1969 г.), Шапиро предупреждал: