[251]. Однако египтяне начали форсирование Суэцкого канала одновременно по всей его длине, и потому летчики Пеледа вынуждены были рассредоточиться по всему фронту; кроме того, десятки израильских самолетов были сбиты ракетными залпами.
Немногочисленные резервисты, к тому же пострадавшие после часового артобстрела “линии Бар-Лева”, вряд ли могли остановить египетский удар. Достигнув восточного берега Суэцкого канала, египетские солдаты начали закладывать подрывные заряды под израильские укрепления и поливать их защитников сквозь амбразуры из огнеметов. Однако основная часть наступающих египтян просто обошла укрепления. К наступлению темноты не менее 30 тыс. египетских пехотинцев закрепилось на восточном берегу Суэцкого канала, причем некоторые части продвинулись на глубину до трех миль. Тем временем египетские инженерные части, используя мощные водяные насосы советского производства, промыли проходы в песчаных насыпях, расчистив путь для танков. Этой же ночью было сооружено одиннадцать понтонных мостов, и на восточный берег пошли танки. Израильские самолеты, несмотря на огонь зенитных реактивных установок и дымовые завесы, наносили понтонным мостам повреждения — которые, впрочем, с легкостью устранялись. На протяжении первых двадцати четырех часов наступательных действий пять египетских пехотных и танковых дивизий закрепились на восточном берегу, на расстоянии трех миль от Суэцкого канала, с легкостью обойдя “линию Бар-Лева”. Это был поразительный успех. По расчетам генерала Шазли[252], планировавшего операцию, потери его армии могли составить не менее 10 тыс. человек. Фактически египтяне потеряли на первом этапе операции всего 180 человек убитыми.
Когда по прошествии полутора часов боевых действий стало ясно, что противник наступает большими силами, генерал Мендлер отдал приказ танкам двигаться в направлении Суэцкого канала для защиты береговых укреплений. Однако на подходах к передовым позициям танки израильтян были атакованы — и не египетскими танками, которые еще находились на западном берегу Суэцкого канала, а египетскими пехотными частями, в чьем распоряжении имелось смертоносное оружие — противотанковые управляемые ракеты советского производства “Малютка”. Пехотинцы сотнями запускали эти ракеты из засады, и каждое попадание стоило жизни всему экипажу танка. Израильское танковое подкрепление понесло тяжелейшие потери, и к утру 7 октября в распоряжении генерала Мендлера оставалось не более 30 боеспособных танков. К этому времени стало ясно, что основной египетский удар направлен к югу от Большого Горького озера, и туда продвигалась Третья армия, которой командовал генерал Абдель Монейм аль-Бассел. Действуя согласно советской военной доктрине, египтяне намеревались в течение нескольких дней закрепиться на местности, переправить на восточный берег и дислоцировать тяжелые танки; затем их целью становились израильские дороги, ведущие к основным магистралям через перевалы Митла и Гиди. Тем временем Вторая египетская армия под командованием генерала Сада Мамуна закреплялась в центральном секторе, в районе Исмаилии, тогда как части меньшей численности проникали в северном направлении, в район Кантары.
На протяжении первых 36 часов боевых действий генерал Гонен, командующий Южным фронтом, прилагал все усилия к тому, чтобы укрепить оборону перевалов Митла и Гиди. Однако если с мобилизацией запоздали даже на сравнительно близко расположенных к центру страны Голанах, то что уж говорить о тех значительных трудностях, которые возникли на отдаленном Синае. Прошел не один день, пока резервные танковые части были доставлены на этот южный полуостров. Ввиду отсутствия достаточного количества транспортных средств для перевозки боевых машин, многие танки вынуждены были покрыть расстояние в 150 миль по пустыне своим ходом, что стало немалой нагрузкой на моторы и гусеницы. Артиллерия прибыла на Синай через три дня после начала войны, поскольку дороги были забиты колоннами, двигавшимися в южном направлении. Согласно классическому оперативному плану израильских вооруженных сил, регулярная армия должна сдерживать противника до тех пор, пока к месту действий не прибудут резервы. И только потом уже, после разворачивания в боевой порядок, армия переходит в контрнаступление. На первом этапе Войны Судного дня командование Южного фронта, будучи захваченным врасплох, вынуждено было осуществлять сдерживающие действия с участием прибывающих резервистов, вводя их в бой мелкими подразделениями и зачастую не обеспечивая в полной мере необходимым снаряжением. Это были не стратегические военные действия, а скорее чрезвычайные меры, напоминавшие тушение пожара, в ходе которых недоукомплектованные израильские части участвовали в плохо координируемых действиях, при этом нередко попадая под огонь “Малюток”.
Ожидая подхода резервистов, чтобы затем распределить свои силы и средства для организации боевых действий, Гонен тем временем попытался выиграть время и при этом не допустить отхода войск. С этой целью 7 октября он приказал единственной бывшей в его распоряжении бронетанковой дивизии, находившейся к западу от перевалов, вести оборонительные действия. Однако, по мере того как обстановка стала резко ухудшаться и положение защитников “линии Бар-Лева” выглядело безнадежным, Гонен вынужден был отказаться от своего плана. Вместо этого он направил 250 танков дивизии генерала Аврагама Адана[253] на центральный участок действий с приказом освободить осажденных защитников укреплений.
После выполнения этого задания танковая дивизия генерала Адана, несмотря на свою недоукомплектованность, должна была попытаться пересечь Суэцкий канал по одному из египетских понтонных мостов и проникнуть на западный берег. Существовала надежда, что такие тактические наступательные действия, при всей ограниченности их масштаба, внесут замешательство в действия египтян и смогут оттянуть на себя какую-то часть их сил. Это была опрометчивая, плохо продуманная и рискованная операция, в основе которой лежали противоречившие одна другой цели: спасение осажденных и наступление. Как бы то ни было, утром 8 октября Адан приступил к выполнению задания — и немедленно ощутил всю мощь египетского ракетно-артиллерийского огня. На протяжении боевого дня египтяне выводили из строя один танк за другим. К наступлению темноты ни одно из укреплений не было освобождено, не удалось даже приблизиться ни к одному из понтонных мостов, а танкисты несли огромные потери. Командиры большинства экипажей были убиты, погибли и принявшие командование их заместители. Один экипаж, потеряв подряд трех офицеров, отказался продолжать бой (Война Судного дня стала первой израильской войной с большим числом пострадавших от нервного шока). Вся операция на глазах разваливалась на куски. К середине дня 9 октября Гонен приказал всем остававшимся танкам отступить.
После отхода израильтян египтяне наконец занялись вплотную тем, что оставалось от “линии Бар-Лева”. Пять укреплений были захвачены во время первой атаки, шесть были оставлены, и их гарнизон с неимоверным трудом смог пробраться к своим. Девять укреплений еще держались. Их защитники сообщали по радио о непрекращающихся обстрелах и о том, что раненые истекают кровью. Штабные офицеры Гонена едва сдерживали слезы, осознавая, что все попытки организовать спасение оказывались тщетными. Защитники получили разрешение сдаться в плен, что они и сделали — все, кроме гарнизона одного укрепления возле Порт-Фуада, который продержался до конца войны. Египетские и европейские журналисты наперебой фотографировали израильских солдат, входивших в тюремные ворота, — изможденных, в окровавленной одежде; одни несли в руках свитки Торы, другие помогали идти своим раненым товарищам.
У Гонена не оставалось выбора, кроме как перегруппировать свои силы и отойти на расстояние порядка девяти миль от Суэцкого канала. Тем временем Даян сообщил на пресс-конференции вечером 9 октября, не вдаваясь в детали, что Синайской армии, возможно, придется отступить еще дальше, ко второй линии обороны, на 20–25 миль. Хотя Элазар, в свою очередь, категорически отверг такую возможность, израильтяне были потрясены до глубины души.
Переоценка приоритетов
С самого начала войны важнее всего для египтян было то, что они смогли преодолеть не столько “линию Бар-Лева”, сколько свой собственный страх, свое чувство беспомощности, которое из года в год укреплялось в их сознании действиями израильтян под началом Бен-Гуриона и Даяна, израильскими беспощадными ответными ударами и крупномасштабными наступательными операциями. Мало кто в Израиле мог бы предположить, что арабы вновь обретут мужество и присутствие духа. После молниеносной войны 1967 г. руководство страны отвергало малейшую возможность того, что чувство гордости арабов способно оказаться сильнее их страха, вызываемого самой мыслью о возобновлении военных действий против евреев. А между тем египтяне прямо заявляли, что месть врагу стала самой главной мотивацией, побудившей их начать эту войну. Таким образом, 8 октября, на пике египетского успешного наступления, начальник Генштаба Шазли в приказе по войскам имел все основания заявить: “Эта война восстановила арабскую честь. Даже если мы потом и потерпим неудачу, никто не сможет отрицать, что египетский солдат — это превосходный боец”. В отличие от ситуации в 1967 г., в октябре 1973 г. не было слышно пустой похвальбы и обещаний одержать великую победу. После завершения блестящей операции по форсированию Суэцкого канала египтянам было сказано, что страну ожидает трудная и долгая война (собственно говоря, длительные военные действия на истощение представляли собой основу египетской стратегии). Общее настроение как в Египте, так и в Сирии было довольно сдержанным. Лишь только потом, после первой недели военных действий, когда Израилю уже удалось переломить ход войны, из Каира и Дамаска стали доноситься громогласные заявления о