Интересно заметить, что даже эта, явно асимметричная, формула была принята израильским правительством всего лишь одиннадцатью голосами — против семи. Биньямин Бегин[109], министр науки (сын покойного Менахема Бегина), в знак протеста подал в отставку. Ариэль Шарон, хотя и остался в правительстве, также высказал свое резкое несогласие. Впрочем, депутаты кнесета, сочли целесообразным не противоречить правительству и одобрили Хевронский протокол 87 голосами при 17 против и 15 воздержавшихся. Израильские войска вышли из большинства районов Хеврона, и Арафат вернулся в город, куда ему был закрыт доступ на протяжении последних 30 лет. Между тем Израиль продолжал осуществлять как административное управление, так и контроль над безопасностью (иными словами, военную оккупацию) на 73 % всей территории Западного берега, плюс к тому остаточный контроль над безопасностью (без административного управления) на 27 % территории.
Умеренные круги как в Израиле, так и в США, а также практически все арабы, причем не только в Палестине, резко критиковали эти последние “достижения”, считая их абсолютно неприемлемыми, тогда как Деннис Росс и король Хусейн не сомневались, что им удалось вынудить обе стороны конфликта пойти на значительные уступки. Ведь Нетаниягу в принципе согласился на возобновление переговоров о дальнейшем отводе израильских войск из сельскохозяйственных районов Западного берега, а Арафат согласился на новый крайний срок завершения этих переговоров, то есть на середину 1998 г. — вместо уже просроченной даты, середины 1997 г., как указывалось в соглашении “Осло-1”, подписанном в сентябре 1995 г. Предполагалось, что к этому же времени, к середине 1998 г., должны быть решены и другие вопросы, включая освобождение Израилем палестинских заключенных, “безопасный проход” для палестинцев между сектором Газа и Западным берегом и открытие палестинского аэропорта.
Заручившись согласием на такие изменения графика мирного процесса, израильское правительство 7 марта 1997 г. объявило о следующей фазе намечаемого отвода войск. Однако содержание этого документа вызвало резкую реакцию Арафата. Речь шла об отходе на всего лишь 9,1 % — вместо намеченных как минимум 20 %, что должно было обеспечить начало переговоров об “окончательном статусе” к середине 1998 г. К этому следовало добавить еще одно неприятное для арабов известие: за три недели до этого правительство Нетаниягу одобрило решение иерусалимского муниципалитета о начале строительства еврейского квартала на шесть с половиной тысяч единиц жилья в районе Гар-Хома на юго-западе Иерусалима, в результате чего арабским жителям Иерусалима грозило оказаться практически отрезанными от внутренних палестинских районов. Это решение, помимо всего прочего, представляло собой нарушение соглашения “Осло-2”, согласно которому вопросы, относящиеся к Иерусалиму, являлись предметом переговоров об “окончательном статусе”.
Арафат расценил все происходящее как фактическое объявление войны. В середине марта 1997 г. он сделал ряд ответных шагов — выпустил из палестинских тюрем несколько десятков хамасовских террористов и отдал распоряжение своим силам безопасности прекратить всякое сотрудничество с израильской полицией. После этого Арафат лично занялся реорганизацией Танзима[110]. Некоторое время спустя, 21 марта, террорист-самоубийца взорвал себя в тель-авивском кафе, убив троих и ранив 48 человек, — со времени последнего подобного теракта прошло к тому времени уже более года. Но это было только начало: 30 июня 16 израильтян погибли и 178 были ранены в результате последовавших один за другим терактов на многолюдном иерусалимском рынке; через месяц, также в Иерусалиме, пятеро израильтян погибло и 181 человек получил ранения в результате трех произведенных одновременно взрывов в пешеходной торговой зоне. Число жертв террора могло быть и более значительным, но, к счастью, в середине июля удалось арестовать троих палестинских полицейских, которые направлялись в одно из поселений Западного берега с сумками, полными взрывчатки.
Клинтон в роли старшего партнера
К лету 1997 г., уже начав свой второй президентский срок, Клинтон окончательно оставил все надежды, связываемые с возможностью политического сотрудничества с Нетаниягу. Их контакты становились все более формальными после каждого заявления израильского премьер-министра, в котором тот обычно преподносил “новое толкование” своих старых обещаний. Все большие опасения вызывали у американского президента и действия Арафата, которого он считал демагогом и человеком неискренним. В складывающейся ситуации Клинтон был полностью согласен со своим вновь назначенным государственным секретарем Мадлен Олбрайт[111], что у него нет иного выхода, кроме как напрямую включиться в процесс палестино-израильских переговоров — причем в качестве “старшего”, а не одного из “равных” партнеров. В октябре того же года Клинтон снова пригласил Нетаниягу и Арафата в Вашингтон, и в ходе встречи в Белом доме, в присутствии Олбрайт и Росса, он “предложил” своим гостям, чтобы следующий этап отвода израильских войск был более интенсивным. Конкретные цифры тогда названы не были, но, по свидетельству Росса, минимальным приемлемым для президента вариантом стал бы вывод израильских войск еще с 20 % территрий. Нетаниягу отнюдь не был поражен или захвачен врасплох таким требованием, а всего лишь попросил, чтобы ему была предоставлена возможность вернуться домой и провести консультации со своим кабинетом. Дискуссии на эту тему в Иерусалиме продолжались около трех месяцев. Наконец, в конце января 1998 г., когда Нетаниягу и Арафат вернулись в Вашингтон, то выяснилось, что максимум, о чем готов говорить израильский премьер-министр, — это еще 10 %. Арафат был буквально вне себя. С такими темпами, негодующе заявил он, суммарный отвод израильских войск даже близко не подойдет к величине, намеченной на середину 1998 г., то есть к уже и так отсроченной дате начала переговоров об “окончательном статусе”.
И тут Клинтон удивил гостей, сделав им довольно неожиданное предложение, предварительно сформулированное совместными усилиями Олбрайт, Росса и экспертов Госдепартамента. Если Арафат откажется от следующего, третьего по временному графику, отвода израильских войск и согласится перейти сразу к переговорам об “окончательном статусе”, то Соединенные Штаты готовы будут заявить о своей официальной поддержке идеи независимого палестинского государства. Арафат отреагировал на такое предложение с осторожностью, но отнюдь не отверг его с порога, сказав, что все-таки предпочел бы полный отвод израильских войск до того, как он даст согласие на переговоры об “окончательном статусе”. Ответ Нетаниягу можно было назвать угрюмо уклончивым. Оба руководителя попросили предоставить им время для консультаций со своими правительствами. Тем не менее, вернувшись по домам и проведя консультации со своими коллегами и советниками, Арафат и Нетаниягу решили все-таки не упорствовать и не идти наперекор президенту США.
На протяжении нескольких месяцев оба ближневосточных лидера постепенно сближали свои позиции, и к июлю 1998 г. приемлемое для обеих сторон соглашение, казалось, вот-вот может быть достигнуто. Нетаниягу и израильское правительство согласились расширить пределы Зоны А (где палестинцы получали право как на военный, так и на административный контроль) с 10 % до 13 % территории Западного берега, а пределы Зоны В (где палестинцы получали право только на административный контроль) — до 40 %. При таких условиях можно было допустить, что появлялась известная надежда хотя бы начать (уж если не завершить) переговоры об “окончательном статусе” на протяжении нескольких следующих месяцев. Исходя из такого допущения, прибегая одновременно как к увещеваниям, так и к выкручиванию рук, Деннис Росс убедил израильтян и палестинцев вернуться в США в октябре для проведения конференции, в ходе которой можно было бы выработать хотя бы основные принципы заключительного договора.
Для проведения конференции выбор снова пал на Уай Плантейшн, куда Арафат и Нетаниягу прибыли 15 октября 1998 г. Палестинского лидера сопровождал Саиб Арикат, министр информации, и ряд советников. К израильской делегации 16 октября присоединились один из главных сторонников жесткой линии в правительстве Ариэль Шарон, недавно получивший портфель министра иностранных дел, и Натан Щаранский, известный советский “отказник”, занимавший пост министра торговли и промышленности. Хотя председательствовал на конференции Деннис Росс, но на второй день, до начала переговоров на основные темы, в Уай прилетел на вертолете Клинтон, чтобы подвести итоги уже достигнутых договоренностей и постараться сгладить расхождения между сторонами. Клинтон обратился к собравшимся с призывом отбросить все, что их разделяет, и как можно скорее начать слишком долго откладываемые переговоры об “окончательном статусе”. Проведя в Уай полтора часа, президент США уступил председательское место Россу и отбыл в Вашингтон.
Однако в отсутствие Клинтона переговоры сразу же забуксовали. Израильская делегация настаивала на том, чтобы ей был представлен детальный план Арафата по борьбе с терроризмом, включая имена тех боевиков, которых палестинские власти собираются подвергнуть аресту. Арафат счел, что такие требования для него как для палестинского лидера являются оскорбительными. Правительство Израиля, заявил он в ответ, должно сначала осуществить полный и окончательный отвод войск. Воцарившаяся атмосфера взаимного недоверия была настолько ощутимой, что Росс и его коллеги стали опасаться, можно ли будет приступить даже к предварительному обсуждению программы конференции. И в этот день, и на следующий в зале заседаний звучали исключительно максималистские требования и, соответственно, категорические отказы. А на третий день, 19 октября, в Уай прибыл нежданный гость. Это был король Иордании Хусейн. По личной просьбе Клинтона хашимитский монарх прилетел из Рочестера (штат Миннесота), где он проходил курс интенсивного лечения в клинике Мейо. Бледный, потерявший волосы после химиотерапии рака легких, исхудалый и превратившийся в собственную тень, Хусейн заставил себя превозмочь болезнь и на протяжении четырех дней принимал самое активное участие в переговорах, убеждая участников конференции упорядочить повестку дня.