Не мог быть для Барака предметом переговоров и новый политический раздел Иерусалима. Максимум, на что он был готов согласиться, — это принять американскую “компромиссную” формулу, в рамках которой палестинцы получали бы суверенитет над мусульманским кварталом Старого города, тогда как еврейский и армянский кварталы аннексировались Израилем. В рамках этой формулы палестинцы (вместо Иордании) получали “опекунский” суверенитет над Харам аш-Шариф и право поднять там палестинский флаг, притом что Израиль получал “остаточный” суверенитет над нижним уровнем “Купола над скалой” с остатками Второго храма. Что же касается остального Восточного Иерусалима, с его несколькими десятками тысяч (по состоянию на тот момент) еврейских жителей, то американцы предлагали, чтобы в административном подчинении палестинских властей находились бы мусульманский и христианский кварталы и чтобы их юридический суверенитет ограничивался прилежащим арабским городом Абу-Дис, который палестинцы смогут переименовать в Аль-Кудс (Иерусалим). Барак был готов рассматривать такой вариант — но к этому не был готов Арафат. “Я не допущу израильского суверенного присутствия в [арабском] Иерусалиме”, — заявил председатель Палестинской автономии. Его альтернативный план относительно Иерусалима предусматривал статус открытого и неделимого города, в котором арабы и евреи имели бы право свободного передвижения. Под контролем Израиля мог оставаться Новый город (в границах до 1967 г.), а также Еврейский квартал Старого города и Стена Плача. Но вся остальная территория Восточного Иерусалима, включая еврейские строения после Шестидневной войны, должна была находиться под палестинским суверенитетом.
По мере хода переговоров Клинтон регулярно прилетал на вертолете в Кэмп-Дэвид, пытаясь склонить стороны к компромиссу. Особое беспокойство у Клинтона вызывала угроза Арафата самостоятельно провозгласить палестинское государство, если не будут удовлетворены его условия. Чтобы избежать такого исхода, Клинтон регулярно звонил в Каир президенту Мубараку и в Амман, королю Абдаллаху[117] (сыну и наследнику Хусейна, умершего от рака в феврале предыдущего года), убеждая их оказать воздействие на Арафата и предупредить развитие кризиса. Оба арабских лидера выражали готовность пойти навстречу американскому президенту, но Арафат оставался непреклонным, и переговоры все более заходили в тупик. На восьмой день конференции Клинтон был вынужден отправиться в давно запланированную поездку на встречу лидеров восьмерки (восемь наиболее экономически развитых стран мира), поручив Олбрайт и Россу наблюдать за ходом переговоров. В его отсутствие переговоры прекратились окончательно, и даже возвращение Клинтона не смогло вдохнуть в них новую жизнь. Итак, после более чем двух недель вторая Кэмп-Дэвидская конференция была прекращена. Президент мрачно признался Россу, что для него все это было пыткой, “вроде как сидеть в зубоврачебном кресле без новокаиновой блокады”.
Клинтон очень беспокоился, надолго ли хватит выдержки у Барака, поскольку подозревал, что распространение слухов о том, что премьер-министр якобы “пошел на уступки” по вопросам Иерусалима и беженцев, могло в значительной степени повредить его политической репутации в Израиле.
Арафат же вернулся в Газу героем. Он бросил вызов и Клинтону, и Бараку. Он отстоял права палестинского народа, и никто не смог навязать ему свой диктат. Впрочем, эта упрямая неуступчивость носила чисто тактический характер. Его позиция нашла положительный отклик в арабском мире, но была весьма прохладно встречена на Западе. И тогда Арафат направил Клинтону 9 августа умиротворяющее послание, предлагая установить “конфиденциальные” контакты с израильтянами для обсуждения “практического подхода” к наиболее сложным из числа оставшихся нерешенными проблем. Клинтон незамедлительно послал в Израиль Росса, чтобы тот присоединился к переговорам, которые проводились в иерусалимской гостинице “Царь Давид” и в которых участвовали: от палестинцев — Мухаммед Дахлан и Саиб Арикат, внешнеполитические представители Палестинской автономии, а от Израиля — министр иностранных дел Шломо Бен-Ами и Гилад Шер, советник по вопросам безопасности. Вскоре к ним подключились Мухаммед Басьюни, посол Египта в Израиле, а также посол США в Израиле Мартин Индик.
На протяжении остававшегося августа, а также начала сентября 2000 г. участники переговоров, похоже, начали достигать некоторых положительных результатов. Иерусалимские вопросы обсуждались буквально по каждому из городских районов. Какое законодательство будет действовать в данном конкретном районе? Как будут координироваться мероприятия по обеспечению безопасности? Как будут распределяться функции, связанные с городским хозяйством? Обсуждалась также возможность “обмена” земельными участками, чтобы компенсировать жителям Западного берега участки, которые израильтяне намеревались оставить за собой. Позиции сторон постепенно начинали сближаться, и на каком-то этапе Росс предложил Арикату и Дахлану отправиться с ним в Вашингтон, чтобы продолжить обсуждение с участием государственного секретаря Олбрайт и экспертов Госдепартамента. Между тем Барак пригласил Арафата на неофициальный обед в своей иерусалимской резиденции. Там не обсуждались практические вопросы, а просто была восстановлена атмосфера личного доверия. Похоже, что и в самом деле появилась возможность достичь определенного согласия сторон. После всех неожиданных и резких политических маневров и неудач, имевших место в период правления Нетаниягу, процесс “Осло”, по всей видимости, снова начинал набирать обороты.
В действительности же участников переговоров ожидали события, неслыханные за всю историю ближневосточного мирного процесса.
Ариэль Шарон восходит на Храмовую гору
Местом действия вышеназванных событий стал Иерусалим — традиционно самое проблемное место во всех израильско-палестинских переговорах, а инициатором этих событий стал Ариэль Шарон, извечный “источник повышенной опасности” в израильской политике. За год до описываемых событий, когда Нетаниягу потерпел поражение на выборах, Ликуд избрал подавляющим большинством голосов нового председателя партии — Ариэля Шарона (Гл. XXXVI. Возвращение Ариэля Шарона). С этого момента Шарон повел личную борьбу против Барака, которого обвиняли в готовности пойти на слишком большие уступки при переговорах с палестинцами. Позиция Шарона по вопросу Иерусалима была бескомпромиссной. Еще будучи министром по делам жилищного строительства в правительстве Шамира, Шарон активно поощрял и финансировал еврейскую поселенческую деятельность в восточной части города. В 1992 г. он демонстративно приобрел себе дом в самом центре арабского квартала Старого города. Теперь же, восемь лет спустя, 28 сентября 2000 г., за день до еврейского Нового года (Рош га-Шана), Шарон решился на еще один демонстративный ход — причем не где-нибудь, а в святая святых как иудейской, так и мусульманской религии. Он решил подняться на Храмовую гору.
Фундамент Второго храма представляет собой наиболее почитаемое место для ортодоксальных евреев всего мира, но на том же месте возведен и “Купол над скалой”, откуда, как принято считать, пророк Мухаммед вознесся на небо для встречи с архангелом Джибрилем. Кроме того, на вершине Храмовой горы, на том же участке земли площадью 38 акров, расположена и мечеть Аль-Акса, которая, наряду с “Куполом над скалой”, является одной из главных святынь ислама. Надо подчеркнуть, что 17 июня 1967 г., сразу же после того, как Восточный Иерусалим перешел в руки израильтян, Моше Даян, тогдашний министр обороны Израиля, собрал всех иерусалимских мусульманских духовных лидеров и заверил их, что святость Харам аш-Шариф будет уважаться израильским правительством, а также что евреям будет дозволено посещать это место, но не дозволено совершать там молитвы и религиозные обряды. Это заявление произвело на мусульман успокаивающее воздействие. Во все последующие годы все израильские правительства уважали мусульманский характер Харам аш-Шариф и оказывали палестинскому духовенству содействие в сохранении мусульманского административного управления над святыми местами.
И вот 28 сентября 2000 г. Шарон поднялся на Храмовую гору, формально согласовав это действие с Эгудом Ольмертом, тогдашним мэром Иерусалима и давним ликудовским активистом. Ольмерт, в свою очередь, посоветовался с Джибрилем Раджубом, руководителем палестинской службы безопасности Западного берега, который заверил, что не видит здесь особых проблем — при условии, что Шарон пробудет на Храмовой горе недолгое время и не предпримет попыток войти в помещение “Купола над скалой” или Аль-Аксы. О планах Шарона был проинформирован и Эгуд Барак, который в полной мере осознавал, какие политические дивиденды может получить Шарон благодаря своему “восхождению”. Однако, чтобы не оказаться в двусмысленном положении, — причем в такое время, когда все громче раздавались голоса, упрекавшие его в том, что он якобы проявляет слабость в переговорах с Арафатом, премьер-министр решил не только не препятствовать действиям своего политического противника, но и предоставить полицейскую охрану группе, сопровождавшей Шарона, в состав которой входили Ольмерт, четверо ликудовских политиков и несколько журналистов. Все “восхождение” заняло не более 25 минут. Никто из израильтян не входил ни в помещение “Купола над скалой”, ни в мечеть Аль-Акса, хотя Шарон с Ольмертом и приблизились к заново отделанному входу в мечеть. Перед тем как покинуть Храмовую гору, Шарон сказал журналистам: “Я полагаю, что мы можем сосуществовать с палестинцами. Я приходил сюда для того, чтобы посмотреть, какова тут ситуация… Я не совершил никаких провокационных действий”. На деле же провокация имела место и заключалась она в самом факте появления Шарона на Храмовой горе. Барак, по-видимому, совершил свою самую грубую тактическую ошибку, не воспрепятствовав действиям Шарона, человека, известного своими убеждениями и темпераментом, которого весь арабский мир заклеймил как “палача Сабры и Шатилы”.